22 июня 1944 года флотилия получила приказ быть готовой к боевым действиям.

23-го началось форсирование Свири частями 368-й дивизии. Корабли флотилии помогали артиллерийским огнём, обеспечивали переброску наступающих войск, техники. 26 июня Молчанову было приказано сосредоточить батальон в устье реки Вытегры.

Взвод за взводом подходили к назначенному месту сбора. Настроение у всех было приподнятое. Впервые с 1942 года весь батальон собрался вместе. После обеда объявили общее построение. Вынесли знамя. Молчанов поднялся на дощатую трибуну, сколоченную на скорую руку. Голос его сначала срывался, затем окреп, зазвенел:

— Настало время выполнить наш воинский долг! Нам выпала честь вместе с другими частями освобождать Советскую Карелию, её славную столицу — город Петрозаводск! Впереди наше боевое знамя. Вглядитесь в него. Оно пойдёт с нами в первый бой. Поклянёмся же, что не посрамим его и будем сражаться так, как сражаются наши боевые товарищи на других фронтах! Не уроним гордого звания морских пехотинцев, не уроним славы тридцать первого батальона!

Заиграл оркестр, и десантники пошли торжественным маршем. Молчанов, подавшись вперёд, вглядывался в лица бойцов, и невольно одна и та же мысль снова и снова мелькала в голове: как они будут драться, кто из них навеки останется в этой северной земле?

27 июня после полудня началась посадка. Канонерские лодки, бронекатера, торпедные катера, минные катера, тральщики, транспорты подходили к причалу, брали людей, технику. Вечером вся армада двумя кильватерными колоннами двинулась курсом на Петрозаводск.

Капитан 3-го ранга Никулин и капитан Молчанов стояли на ходовом мостике канонерской лодки № 40. Над озером голубело безоблачное небо, солнце садилось в чистые волны, ровно стучал двигатель. Молчанов то вскидывал к глазам большой тяжёлый бинокль, то сворачивал самокрутку.

— Да не волнуйтесь, Иван Сергеевич, всё идёт как по маслу, — успокаивал Никулин, чиркая зажигалкой-патрончиком.

— Не осрамиться бы, не сплоховать. Такое задание. Приказ Мерецкова…

— Ну, положим, брать Петрозаводск будут и другие. С севера подходит тридцать вторая армия, от Свири с боями идёт триста шестьдесят восьмая дивизия. Вот и лётчики появились. Молодцы, веселее будет…

…Ранним утром в туманной дымке показалась Уйская губа, село Деревянное. Прошли пару миль, и минные катера дали залп из «катюш». С воздуха укрепления противника, разведанные ранее, бомбили самолёты. Молчанова вызвал по рации Антонов.

— Ну что, комбат, начнём?

— Начнём, товарищ капитан первого ранга.

— Удачи тебе, Иван Сергеевич! Вперёд!

Торпедные катера мчались к Уйской губе, на каждом — семнадцать десантников. К первому броску Молчанов назначил усиленную роту под командованием смелого и находчивого лейтенанта Молькетеллера. Катера влетели в бухту, приткнулись к берегу. Десантники соскакивали в воду, вели беглый автоматный огонь. Ответа не было. Вдоль берега в три ряда на толстых столбах высились проволочные заграждения. Обойдя их, напоролись на мины. В Деревянном горели два дома. Корабельная артиллерия перенесла огонь на станцию Деревянка.

Молчанов высадился на берег со вторым эшелоном — в Деревянном. В высоком доме неподалёку от моста разместили командный пункт. Пока связисты тянули кабель, Молчанов выслушивал донесения:

— Противника не видно.

— Брошены траншеи, дзоты. Десантники ведут себя смело и решительно. Есть раненые — на мине подорвался краснофлотец Овчинников.

— Пока нет ясности на левом фланге.

Молчанов отдал приказ командиру усиленного взвода разведки Михалеву следовать быстрым маршем на станцию Деревянка, сапёрам осмотреть мосты, а сам побежал на левый фланг. Там Молькетеллер показал ему вражескую артиллерийскую позицию, оборудованную по всем правилам.

— Испугались, товарищ капитан, дали дёру! — кричал азартно молодой лейтенант. — Вот следы колёс пушки. На конной тяге была. Направление — в сторону Петрозаводска. Разрешите организовать погоню?

— Думаю, не следует. Уж очень они спешат. Но для верности пошлите отделение, да пусть возьмут сапёров. За селом надо прочесать лес близ дороги. Прикажите тщательно мост обследовать. Помните, я вам его вчера на карте показывал? И сразу назад.

Молчанов с ординарцем и радистом прошли ещё немного вперёд, увидели пожилую женщину, бежавшую к горевшему вдалеке дому. Ординарец окликнул её, старуха остановилась, беззвучно заплакала. Молчанов стал расспрашивать её, где фашисты, но женщина разрыдалась ещё пуще; наконец поняв, что от неё хотят, махнула рукой в сторону Петрозаводска.

Автоматная стрельба вдалеке совсем прекратилась. Молчанов поспешил на командный пункт. Только вошёл, как его вызвал по рации Антонов.

— Противник бежал, — докладывал запыхавшийся Молчанов. — Мосты, дороги, подступы с озера заминированы. Есть потери. Разведка, посланная на станцию, противника не обнаружила. Где триста шестьдесят восьмая дивизия, пока не ясно.

— Ваши действия, комбат?

— Считаю необходимым, товарищ капитан первого ранга, послать усиленные подразделения по дороге на юг и на север. Занять оборону вокруг села Деревянного и ждать донесений разведки.

— Согласен. До связи, комбат.

Высадка десанта продолжалась. На берег сходили артиллеристы, по дощатому настилу сводили лошадей, скатывали пушки. Прибежал радостный помкомвзвода Силкин, доложил, что на одном из домов он водрузил флаг Военно-Морского Флота. Молчанов пожал ему руку и кивнул на матроса Полякова:

— Поляков над нашим КП красный флаг поднял, ему первенство принадлежит, дорогой мой Силкин. Давайте теперь вот о чём подумаем. Нужно пожары тушить. Местных жителей, видно, гитлеровцы угнали, а может — в лесу попрятались. Нельзя нам допустить, чтобы огонь перекинулся на другие дома. Помоги, Силкин, пусть твои ребята возьмутся, ей-богу, славное дело сделаем. Давай, дорогой…

Возвратилась разведгруппа, посланная на север: противник не обнаружен, дорога и мост заминированы, сапёры ведут разминирование. Молчанов наносил данные на карту, когда его снова вызвал Антонов:

— Воздушная разведка сообщает: части триста шестьдесят восьмой дивизии в сорока-сорока пяти километрах от Деревянного. Значит, к вечеру могут быть в селе. Петрозаводск горит. Противник не замечен. Перед вами его тоже нет. Считаю разумным задержать дальнейшую высадку десанта. Принимаем решение послать к Петрозаводску на разведку торпедные катера. До связи.

Вернулись все разведгруппы. Молчанов отметил их донесения в толстом блокноте и на карте. Вскоре его снова вызвали с корабля. Вести были утешительные — залив у Петрозаводска не заминирован, вражеских солдат в городе не видно. Антонов передал приказ:

— Подготовить основную часть батальона для посадки на корабли с целью последующей высадки десанта в Петрозаводске.

— Вас понял, — ответил Молчанов.

Он тут же приступил к подготовке десанта на Петрозаводск. Затем вызвал командира 3-й роты лейтенанта Тикунова и приказал ему оставаться в Деревянном с задачей оборонять село до прихода частей 368-й дивизии. Остальным подразделениям под командованием начальника штаба Писаревского и замполита батальона Зайцева следовало наступать вдоль дороги на Петрозаводск с задачей не позднее следующего утра соединиться с десантом в городе.

Молчанова снова вызвал «Марсовый».

— У аппарата Антонов. Ещё одна новость, Иван Сергеевич. Мы тут посоветовались с Лощаковым и решили назначить вас военным комендантом Петрозаводска, разумеется, с совмещением обязанностей командира батальона.

— Спасибо за доверие, Неон Васильевич, но не очень понимаю свою будущую должность.

— Надо будет город подлечить, подремонтировать, а вы строитель, вам и карты в руки. Затем охрана порядка, забота о людях, освобождённых от захватчиков. Всего не перечислишь, обстановка вам подскажет сама. До встречи в Петрозаводске. Торопись, Иван Сергеевич, думаю, ваши десантники будут первыми сухопутными войсками, ступившими на улицы Петрозаводска.

В полдень 28 июня 1944 года морские пехотинцы 31-го батальона высадились на дымящемся причале Петрозаводского порта. В полной боевой выкладке — в касках, с винтовками, автоматами, с тяжёлыми вещмешками — они торопливо сбегали по крутым сходням на причал, где их подхватывали десятки рук. Женщины, старики, детвора кричали им радостные слова, улыбались, плакали, обнимали, неумело совали букетики цветов, дотрагивались до погон, до новеньких касок с большими красными звёздами. Мальчишки в саже — гасили тлеющие доски причала. Женщины ещё кое-где бегали с вёдрами, лили воду. Два катера, подойдя впритык, поливали причал из шлангов.

— Фашисты что ведь придумали? Пробки у бочек отвинтили и давай их ногами катать, — бойко рассказывал десантникам седобородый старичок. — Керосин выливается на причал, а они ржут как лошади. Потом подожгли. Когда супостаты свелись отсюда к чёртовой бабушке, я с мальчонками стал пламя сбивать, да куда там. Двое с ожогами вон. Доктора бы…

Врач Резвый и два санинструктора поспешили за стариком. Помощник начальника штаба капитан Шишкин, собрав вокруг себя молодых парней, уточнял на карте, где может быть сейчас противник и когда точно он отступил из города. Сведения были туманными. Во всяком случае, все говорили о том, что враг, опасаясь окружения, ушёл ночью тихо, взорвав, однако, накануне несколько уцелевших больших зданий.

— Захватчики жили в центре, в добротных домах. Окраины опутали колючкой, сделали пять концлагерей, — рассказывали, перебивая друг друга, подростки.

— Мы там еле выжили. Голодали, мёрзли, болели…