Не бойся уснуть, я мирный твой сон сберегу.
Вот вздрогнешь, испуг подкрадется от звука внезапно.
Едва свою песню тебе до конца допою,
Ты сам не заметишь, как засопишь сладко, сладко...
Кто шепчет там, чтобы ты не верил словам?
Спросишь меня: «Неужели ты мне соврешь?»
Не бойся, малыш, и не верь что сказала звезда,
Я рядом буду, а ты ненадолго уснешь...
Все высокие горы ты покоришь,
И сможешь взлететь, едва взмахнешь руками,
Тебе под силу все, когда ты сладко спишь,
И всех чудес не описать словами.
Тебе в дорогу улыбку подарю,
И утром ты ее вернешь,
Тебе, мой малыш, я песню свою допою,
И ты не заметишь, как крепко и сладко уснешь.
Песня длилась минуты три, не больше и Бенедикт повернув голову, понял, что Сэм крепко спит, и даже Лулу, беспокойно копошившаяся до этого, вдруг стихла, как по волшебству, крепко прижалась к плечу матери, которая устроилась на кровати рядом с дочкой и сонно рассматривала лампочки под потолком.
Бороться с усталостью больше не было никаких сил и Бенедикт, перед тем как провалиться в сон, с тоской вспомнил свое детство. Его держали в ежовых рукавицах с подачи отца и мама очень редко пела колыбельные. Сестре доставалось куда больше нежности.
Только сейчас пришло понимание, что они боялись допустить ошибку в воспитании и по большей части не знали что делать, в сущности, Нэд понимал их, но не отдавал себе отчета насколько предвзято сам бы относился к своим детям, которых не было в ближайших планах. Он слишком четко помнил детство и не понимал каким образом ему уже тридцать пять и все толдычат о какой-то серьезности и ответственности, тем более о детях.
Так же было и с его отцом и матерью.
И круг замыкался...
Потому что каждый судьбоносный поступок взрослого человека, ни что иное, как отголосок родом из далекого прошлого, когда все было проще и не надо было принимать никаких решений, а тем более не засовывать голову в петлю под названием выбор.
Подсознание нередко выступало самым точным будильником и запланированная вылазка в архив на три часа ночи не сорвалась, хотя подняться из мягкого, но скрипучего кресла, обратилось реальной проблемой.
В палате царил полумрак и только свист за окном и цоканье мусора о стекло послужило напоминанием о творившемся ненастье.
Изображать сонливость не пришлось. Глаза буквально слипались и очень натурально получилось держаться на спину, которая горела огнем где-то под лопатками, а потому Бенедикт, не особо утруждая себя поднимать выше ноги, прошаркал в ординаторскую, которая, к сожалению, не пустовала. На диване крепко спал Микки и дверь в смежное служебное помещение была приоткрыта. Там стояла пара кушеток. Их заняли Люси и Хлоя. Нельзя было терять ни минуты и почувствовав, как адреналин хлынул в кровь, Нэд не сводя глаз с умиротворенного лица мистер Дьюри, быстро подошел к шкафчику Грейс. Меньше чем через минуту заветный ключ-карта был у него в руках.
Теперь нужно было попасть в архив и со скучающим видом человека страдающего бессонницей, Бенедикт направился к служебной лестнице, чтобы подняться на этаж выше, как вдруг о фасад здания что-то громко ударилось, будто с крыши сорвалась железная балка. Спустя считанные секунды он услышал, как хлопнула дверь в соседнем коридоре, где располагались кабинеты врачей, после чего Купер рванул к лестнице. Буквально перелетев ступеньки, Нэд медленно осмотрел пустой коридор пятого этажа и мысленно повторяя код, подошел к двери архива. Его рука едва заметно дрожала и сердце пропустило удар, но вот, замок послушно щелкнул и загорелся крохотный зеленый светодиод.
Кровь гудела в ушах и опять послышался этот резкий звук, но теперь в сопровождении бьющегося стекла раздался детский визг, от чего Бенедикт замер.
Явно случилась беда и возможно требовалась его помощь.
Но вряд ли ему выпадет еще такая возможность, да и суд был не за горами. Вся затея была ради отца, дела его жизни, но криков теперь прибавилось их, будто не могли сдержать толстые монолитные полы. Словно отрывая ноги от густой смолы, Бенедикт с каменным лицом прошелся мимо длинных рядом, уставленных коробками. Чтобы найти букву «М» ушло пару минут, он молниеносно доставал ящики с картами пациентов и в общей сложности пришлось перебрать чуть больше десятка, пока он не наткнулся на интересовавшую его историю болезни — Джеймс Маккарден.
Купера подмывало тут же просмотреть папку, но это было крайне не последовательно, ему следовало быстрей отсюда убраться. К тому же, детский крик до сих пор не смолкал. Он уже было бросился обратно к лестнице, но с желтой папкой в руках ему нельзя было попадаться и Бенедикт замер в нерешительности, лихорадочно обводя пустой длинный коридор взглядом в поисках места куда можно на время спрятать бумаги.
Ничего! Ни одного стенда, дивана или даже стула, ни стеллажей. Голые стены и пустота. Очутившись на лестнице, Бенедикт стремительно подлетел к радиатору отопления и сунул за него папку, убедившись, что никто ее не увидит, как вдруг услышал истошный крик:
- Куууууупер!!!!!!
Резко повернув голову, Нэд почувствовал, как застыла в его жилах кровь. Это был голос Хоуп и невозможно было догадаться, чтобы эта маленькая, худощавая женщина могла выдать этот чуть ли не звериный рев.
В коридор высыпали все дети со своими матерями. Кого-то даже выкатили прямо на кровати. Дверь в палату Кирби была распахнута. Оттуда доносился грохот и дверь стучала о стену под натиском ветра.
Так же как и кожном диспансере, именно над окном этой палаты была установлена радио вышка. Антенну сорвало ветром, но она повисла на толстых проводах и влетела в окно, разбив его на миллионы осколков. Крупная стеклянная крошка устилала пол всего помещения, а тяжелая железная конструкция валялась по середине и под ней лежало придавленное тело Кэрол Хантер, но хуже всего было то, что под женщиной расплывалась огромная лужа крови. Ее правое плечо было проткнуто острым обломком, а на грудь приходился основной вес антенны, другой край которой лежал на подоконнике.
Саттеш на пару с Хоуп и Грейс Стоун пытались приподнять антенну, но у них ничего не получалось, а каждое мало мальское движение заставляли Кэрол мычать от боли, но на счету была каждая секунда.
- Где, черт тебя дери, ты был? - Хоуп громко прошипела слова, сдобрив их хорошей порцией злости. - Живей! Помоги, а я с Люси вытащу доктора Хантер.
Бенедикт подавился вопросом о том, что здесь произошло, его охватил ступор и только короткие простые приказы, помогли сдвинуться с места. Схватившись почти у самого основания железной трубы, он услышал, как Саттеш досчитал до трех и все, рванули антенну вверх.
Ветер трепал волосы женщин, почти у всех уже промокла одежда, но никто не паниковал. Только бледные лица и почти содранная кожа на ладонях.
С противным скрипом антенна поддалась и слаженной команде удалось приподнять ее сантиметров на пятнадцать, к тому времени лужа крови добралась до ног Бенедикта. Хоуп и Люси ухватились доктора Хантер за халат, женщина уже потеряла сознание, но острая боль привела ее в чувство и стиснув зубы, она взвыла, чтобы тут же снова провалиться в беспамятство.
- Ключица сломана и разорвана подмышечная артерия, - она решительно сунула два пальца в рану и снова из палаты раздался крик, переходящий в вопль из горла Кэрол раздался кашель, после чего по щеке женщины потекла струйка крови.
В коридоре постепенно нарастал тихий хор детского плача.
Около Хоуп появилась аптечка.
- Два кубика морфина. Быстрей!
С окаменевшим лицом, Люси быстро нашла нужную ампулу, разорвала упаковку с новым шприцем и отобрав нужное количество, быстро ввела обезболивающее.
Хоуп тем временем, подняла руку пострадавшей вверх, чтобы сильнее перекрыть разорванную артерию.
Тонкие, сильные пальцы прошлись по грудной клетке и в одном месте надавили чуть сильнее, Кэрол опять зашлась кашлем, а в горле влажно заклокотало.
- Пневмоторакс. Помогите ее переложить на каталку! Купер поднимай за ноги, Саттеш, помоги!
Каким-то чудом продолжая удерживать пальцы в ране и полностью игнорируя стоны доктора Хантер, Хоуп помогла уложить ее и колеса захрустели по разбитому стеклу.
- Найдите доктора Уиттон! Звоните Чейни нам нужна операционная! Переведите Кирби, кому можно успокоительное... Вызовите кого-нибудь из инженерной службы и приберитесь! Грейс, я на Вас рассчитываю!
Саттеш толкал перед собой каталку, а Хоуп вприпрыжку бежала рядом, раздавая указания. Дети как по команде замолчали, а их матери стояли с белыми лицами и все как один смотрели на пол, где остались длинные тонкие красные полосы и широкие отпечатки обуви того же цвета.
Крики смолкли и в ушах зазвенело. Бенедикт опустил глаза и как в тумане уставился себе под ноги, он сдвинул ступню и как завороженный смотрел на кровавый отпечаток подошвы кроссовок. Мозг отказывался переваривать произошедшее.
Тело не ощущало усталости, адреналин бурлил внутри, но отвратительное оцепенение не позволяло пошевелиться.
Если бы он сразу прибежал на крики, может удалось бы помочь доктору Хантер и детское отделение сейчас бы не напоминало декорации к фильму ужасов. Тошнота подкатила к горлу и Нэд сделал глубокий вдох, проклиная все на свете.
Ему с невероятной силой захотелось сейчас разорвать украденную папку с историей болезни Джеймса Маккардена и послать на все четыре стороны благие намерения по спасению семейного дела. Но было поздно...