Глава 11

Глава 11

«Причина ее неразговорчивости даже с друзьями, это сотни тысяч слов, которые она без устали отдает детям и их родителям, а вовсе не высокомерие.

Вздернутый подбородок — попытка не поддаться пронырливой сонливости, которая только и ждет момента, чтобы накинуться на свою полуживую жертву после тридцати шести часов рабочей смены с перерывом на сон в сорок минут.

Скупость эмоций в облике — это не холодность, а барьер, который и без того держится чудом, чтобы не сломить подобие нормальной психики».

С каждым проведенным с отделении днем, Бенедикт делал новое открытие к портрету Хоуп. Он вносил коррективы в тот образ, который въелся в его память еще со школы, но к сожалению, столь пристальное изучение перемен в характере худой замкнутой девочки, которая чудом преобразовалась в противоречивой персоне, не скрылось от глаз проницательной публики работников отделения.

Улыбчивая Люси, вызывающее поведения которой всегда балансировало на опасной грани, совершенно стушевалась. Впрочем, все было закономерно. Дружба с Хоуп не была попыткой выглядеть ярче на фоне неприметной внешности подруги. Наоборот, фокус срабатывал в противоположную сторону, что носило характер феномена и Бенедикт Купер не стал исключением.

Люси с горечью наблюдала знакомую перемену в поведении мужчины, который вполне годился для нее на роль идеального. С момента знакомства с Бенедиктом, она видела, что Хоуп доставался если не мимолетный, то взгляд пропитанный доброй насмешкой, а теперь на эти неприметный полтора метра с белокурыми волосами он смотрел проникновенно, без трепета, но с уважением, как смотрят на чудо, к которому стращно прикоснуться.

Только Бенедикт не замечал этих перемен. Он видел окружающий мир немного иначе и сколько раз, с отчаянием осознавал, что пора пронести в медицинский центр хотя бы «мыльницу» и тайком сделать несколько кадров, такие перспективы открывались его взору.

И не только доктор Ванмеер служила источником вдохновения, что само по себе коробило самолюбие достаточно гордого и своенравного мужчины. Обидное прозвище отпало от персоны Хоуп. Купер нашел альтернативу для выхода творчеству, которое не давало ему покоя.

Письменное разрешение на право фотосъемки было подписано мистером Хартлоу и Роуз Финдлоу без лишних вопросов. Обоюдно прозвучало только одно условие — не для печати.

Спустя неделю, Лулу к невероятной радости Сэма перевели обратно в их палату. Как и обещала Хоуп, состояние улыбчивой малышки заметно улучшилось.

Ну, как улучшилось...

Стабилизировалось настолько, что доктор Хантер наконец-то обозначила дату операции.

Шанс побороться за жизнь Луизы представлялся уже через неделю. О сложном случае девочке не судачили, разве что голуби за окнами.

Но общий настрой нельзя было назвать оптимистичным. Сэм, то и дело, невольно подслушивал мнение окружающий: мам, медсестер и санитаров. Женщины находили утешение в бесконечных обсуждениях чужих диагнозов и как раз Лулу была тем самым страшным примером, после которого говорили: «У нас, оказывается, не все так плохо...».

А, Хоуп окончательно оставила надежду на то, что Бенедикт хоть где-нибудь опростоволосится. Она думала, что его пребывание в отделении будет выглядеть, как минимум, жалким. Так было бы проще увязать размытый образ избалованного и жестокого мальчишки, со смешливыми, умными глазами, не в меру симпатичного и даже красивого мужчины. Полный провал! Так же , как и у самого Бенедикта, который искал и высматривал в миниатюрном теле необычной женщины-хирурга, которую в школьные годы он доводил до нервных срывов — забитую закомплексованную недотрогу.

Единственной отсылкой к тому образу, сформировавшемуся в пору юности, была странная и удивительная способность Хоуп смотреть свысока на людей, которые были выше нее ростом даже на две головы. Но тут была виновата далеко не гордость или высокомерие, а скорее осознание, что у нее мало с кем найдутся общие интересы, что было на самом деле правдой.

Интересы Хоуп и Бенедикта были диаметрально противоположными, как и образ жизни, хотя бы потому, что она давно нашла себя и практически ни в ком не нуждалась, а он до сих пор маялся со своим творчеством и потребностью нести этому миру пользу.

Темы разговоров доходила до Кэрол Хантер посредством старых добрых сплетен и это только усугубляло мрачное расположение духа заведующей, у которой уже вот несколько дней был жутко заложен нос из-за разбушевавшейся аллергии на пыльцу.

- То есть, это длится уже несколько дней и балагану не будет конца пока наша звезда, не соизволит снизойти до прощения?

Как обычно, со скоростью света поглощая нехитрый обед в виде лапши быстрого приготовления, при этом, одной рукой набирая какой-то текст на компьютере, доктор Хантер почти с пристрастием допрашивала Энди Шуст, которой надоел всеобщий затянувшийся праздник, переросший в марафон принципиальности со стороны Бенедикта Купера. Параллельно, заведующая разбирала кипу документов, из-под которой ее стола почти не было видно. Ее рука вдруг повисла в воздухе, бегающий взгляд застыл, когда она увидела ходатайство Хоуп Ванмеер о выделении средств из больничного фонда на проведение операции Сэму Хартлоу.

- Она номинально его извинила за сказанное, но Купер вбил себе в голову, что пока Хоуп не согласится с ним поужинать, то прощение не считается чистосердечным, - продолжала щебетать Энди не обращая внимания на ступор заведующей.

В этот момент Кэрол громко чихнула и с шумом высморкалась в салфетку, после чего она решительно поставила отказную резолюцию на прошение и отложила лист в сторону.

- И что? - широкая бровь выгнулась.

- В ход пошли сладости, дорогое вино, недели в спа-центрах, шоппинг-туры в лучшие бутики, не говоря уже о каждодневных наборах сладостей, парфюма и деликатесов.

- А она что?

- Все раздает. Детское отделение онкологии шикует уже неделю.

С каждым ответом Энди, доктор Хантер мрачнела все больше, а красный цвет кончика ее носа грозил превратиться в бордовый, в унисон настроению, действуя, словно, индикатор ухудшения.

Причин для радости у Кэрол была невероятно мало, и все они, в последние дни касались только сомнительной возможности наслаждаться плодами своих трудов. Кроме того, у сына бизнес вероятно прогорит, не поможет даже кредит в который влезла Кэрол, диссертация, тема которой было заболевание Луизы Финдлоу, была отложена в долгий ящик, а сама девочка, не смотря на спасенную печень, с каждым днем, медленно, но уверенно хоронила надежду на положительный исход операции. Но больше всего, доктора Хантер бесил сын их основного спонсора, с которым придется мириться еще несколько дней и отчитать не представлялось возможным, даже приватный сдержанный разговор был исключен, чтобы ненароком не обрушить на себя последствия от самых невинных фраз в адрес избалованных богачей.

К тому же, Купер стал неприкасаемым из-за его обаяния. Дети его обожали, а мамы ожили на глазах, превратившись из ходячих теней обратно в живых женщин. Этот тип умудрился получить разрешение на фотосъемку. Будучи мастером фотошопа, он, превращал детей в героев их любимых фильмов и сказок. Стены многих палат были украшены невероятными постерами, которые Купер печатал в типографии на свои средства. Идея была далеко не новой, но факт оставался фактом - показатели анализов многих детей немного, но улучшались. Общий положительный настрой делал свое дело.

- А теперь последний вопрос, доктор Шуст...

Энди выпрямила спину и собралась, словно была на экзамене и сейчас решалась ее судьба. Крайне редко Кэрол Хантер вызывала ее на подобные беседы, не хотелось признавать очевидного, но столь доверительная беседа льстила Энди. И если бы молодая женщина не стремилась с таким рвением проявить себя и сделать карьеру в медицине, то отринув глупость, она давно бы поняла, что стала жертвой собственной наивности, если не глупости.

- Да, доктор Хантер

- Насколько я помню, ты никогда не находилась в группе поклонников Хоуп Ванмеер, я не наблюдала тебя и среди лентяев, которые так и толпятся по углам в перерывах, ты достаточно молчалива и почти заслуживаешь доверия...

Тон заведующей радовал Энди все меньше и меньше.

- Что Вы хотите этим сказать? - слишком поздно она поняла, к чему клонила доктор Хантер.

- Какого черта, тогда ты наравне со всеми в курсе всех событий этого цирка?! - почти приглушенный вопль было бы слышно и за толстой дверью кабинета заведующей, если бы не раздался трезвон телефона.

Завебующая сорвала трубку и рявкнула:

- Хантер!

Выслушав явно короткое сообщение, она с силой ткнула пальцем на кнопку факса. Она замерла перед медлительной техникой, нависая своим коротким, плотным телом, уперев руки в бока, и по привычке сдувая с лица вечно выпадающую из прически прядь волос.

- Да ладно! Вы, что все сговорились?

Потерев переносицу двумя пальцами, Кэрол устало вздохнула.

- Доктор Шуст объявите всем — летучка через пять минут у меня в кабинете. Штормовое предупреждение.

- Так отменили же вчера!

- А сегодня снова штормовое! - пробубнила заведующая, но тут же спохватилась, выпучила глаза и побелела от ярости. - Что за препирательства?!

Энди метнулась к двери, но едва она ее приоткрыла, как в кабинет ворвался Грег Паунд, от которого разве что молнии не сыпались — над его правой скулой расцветал роскошный синяк, который наверняка распухнет дивной гематомой и подопрет нижнее веко.

- Доктор Хантер я прошу вызвать охрану и полицию. Вашему благодетелю светит продление общественных работ!

- Что произошло?

Сколько Кэрол себя помнила в отделении случалось разное, но не драки с «благодетелями».