ГЛАВА ПЯТАЯ

Я начинал в газете со школьно-пионерской тематики, с корреспонденции, статеек под такими, к примеру, заголовками: «Звено не работает индивидуально с каждым пионером», «Пионерскому отряду — комсомольское руководство», «Сам на сбор, а балалайка — дома» (призыв к тому, чтобы проводить сборы веселее, используя ребят, умеющих играть на музыкальных инструментах, петь, читать стихи), «Больше самокритики на выборах актива», «Ефремов, берись за учебу!», «Быть знаменосцем — большая честь» и т. д. и т. п. Я уже и сам ощущал эту ограниченность, да и дядя Костя сказал, прочитав и выправив мой очередной такой опус:

— Ну чего ты уткнулся в подножный корм. Ищи людей с интересными биографиями, судьбами, характерами, расспрашивай их, записывай их рассказы.

И я стал искать.

Среди первых моих любопытных встреч-открытий, если не самая первая, — Чапаев.

Фильм «Чапаев» еще не появился, и это имя не звучало столь громко, как в последующие годы. Но была книга «Чапаев», мы проходили ее в седьмом классе вместе с «Железным потоком» Серафимовича, «Разгромом» Фадеева, «Неделей» Либединского. Я хорошо знал содержание повести и, услышав случайно, что в авиаучилище на Петроградской стороне занимается курсант Чапаев, кажется, сынишка фурмановского героя, заинтересовался сим фактом и тут же отправился в «Тёрку». Так называли эту школу ее воспитанники, поскольку она давала только теоретические знания, а самое технику, машины они, если успешно сдавали теорию, осваивали затем в других училищах. Ленинградская «Тёрка», протиравшая парней и притиравшая их к авиации, — в биографии тысяч и тысяч военных летчиков страны…

Трамвай, в котором я ехал, приближался к нужной мне остановке и прокатил мимо курсантской колонны, возвращавшейся, судя по сверткам под мышками, из бани, и взгляд мой, скользнув по строю, задержался на замыкающем его малорослом курсантике: кроме свертка он нес еще и фонарь, как полагается всякому замыкающему. Вы уже догадались, что это и был искомый мною сын Василия Ивановича Чапаева.

С Аркадием Чапаевым мы встретились лишь единожды. И не потому, что какие-то причины помешали дальнейшему сбору материала. Нет, просто я полагал его уже полностью собранным. По тогдашнему моему разумению, полуторачасового разговора было сверхдостаточно для того, чтобы написать очерк о человеке. Вернее, то, что я считал в 17 лет «очерком». Впрочем, и сейчас, проработав в документальной литературе чуть меньше полувека, я не смогу объяснить в точности, что же такое очерк. И в этом я не одинок.

Итак, один раз встретились, и в один присест сочинялось пять машинописных страничек, сколько требовалось на искровскую полосу с картинками.

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДЕТСТВО

Степь как лысина — ни травинки. Ветер с разбега зарывается в песок, вздымая его столбами к небу. Темнеет небо. Через степь бегут люди. Тянут лошадей за поводья, лошади спотыкаются, мешают людям, и те бросают их в мертвой степи на погибель.

Это бегут белые казаки. Их гонят чапаевцы. Гонит Василий Чапаев, начальник 25-й уральской дивизии Красной Армии. Симбирский плотник Чапаев собрал небольшой отряд, выросший в боях в непобедимую дивизию. Чапаев гонит белых чехословаков, казаков, колчаковцев.

У начдива есть сын Аркаша. Ему семь лет. Он живет в селе Вязовке. В детском доме.

Был день, когда белые захватили Вязовку. Заведующий детдомом быстро собрал воспитанников. Кого успел. Посадил в фургон. Успели удрать из-под носа белых. Но не все. Несколько ребятишек осталось. И среди них Аркаша со своим другом Ванюшкой. Белые ходят по селу, ищут коммунистов. Предсельсовета — предатель. Говорит:

— Вот этот мальчонка — сын Чапаева!

Маленький Аркаша — заложник. Белые держат его у себя. У них расчет: явится Чапаев на выручку сына — и тут его схватят.

Ночью белые копали ямы. Всю ночь лязг лопат. Гул осыпающейся земли. Утром проснулся Аркашка, выбежал во двор. Ямы глубокие. Около них телеги с квадратными ящиками. Стаскивают их — и в яму.

— Что они прячут? — спрашивает приятеля Ванюшка. Он тоже тут вертится.

— Наверно, патроны, — говорит Аркаша, который чуть постарше. — На красных, на моего папку. Он бьет белых. Они скоро побегут отсюда. Вот и закапывают патроны. Думают, что вернутся.

Солдаты устали, решили перекурить. Ушли подальше, за дома. Значит, на самом деле в ящиках патроны. Возле боеприпасов курить нельзя — Аркаша знает это.

Последний ящик уложили. И стали ямы землей засыпать. Уровняли ее так, что и не видно, где рыли. Но сын Чапаева запомнил это место. И когда чапаевцы ворвались в село, показал отцу, где лежат ящики. Точно — патроны. Доволен мальчик — помог отцу.

И еще один раз помог, хотя совсем маленький мальчишка.

Дивизия пошла дальше. А Чапаев остался ненадолго со штабом. Чтобы выработать план действий.

Аркаша тут же в избе. Стоит у окна. Окно прямо на базарную площадь. Сегодня торговый день. Со всей окрестности съезжаются возы. Всю площадь заполонили.

Закрыть Как отключить рекламу?

Хорошо бы там пошляться… И как раз за картошкой послали на базар. Встретил по дороге Ваню-дружка. Ходят между телег, глядят, как мешки с картошкой, со всякой снедью сгружают с возов.

— Смотри-ка, — шепчет Ванюшка. — Что это?

Из мешка высыпалась картошка, а под ней ствол пулемета торчит.

Мигом сообразил сын Чапаева: белые пробрались в Вязовку. Скорей к отцу! Не то захватят его врасплох.

Бежит мальчик, задыхается. Кричит с порога:

— Б-батя, б-батя! Пулеметы!..

Начдив со штабом, с друзьями — на коней и к своим, догнали дивизию. Вернулся с одним из отрядов в Вязовку, и к вечеру белые были разбиты.

Бьет Чапаев Колчака, гонит. Взята Уфа, главная вражеская крепость. Все вперед и вперед устремляется дивизия. За ней, едва поспевая, катит по степям фургон. Двое мальчишек с матерью в фургоне: Аркаша и Шурик, который постарше. Если война продлится, может, и он еще успеет стать бойцом у отца. Но бои идут к концу. Весь Урал у красных, вся Волга. Остался у белых только маленький городок на Каспии — Гурьев.

Фрунзе дал Чапаеву небольшой отпуск перед атакой на Гурьев. Но какой отдых у начдива? Не покидает штаба во Лбищенске. Позвал к себе отца, жену с Аркашей, которые жили в это время в Вязовке. Приехали. Зовут Василия Ивановича домой на побывку. «Нет, — говорит, — возьму Гурьев, вот тогда отдохну немного дома, и — на Польский фронт!»

Уехали обратно в Вязовку. Утром почтальон стучит в окошко, телеграмму сует в форточку, белый продолговатый листок: «Штаб Чапаева подвергся нападению тчк Чапаев убит».

А случилось это так. Белые окружили штаб 25-й. Ночью, врасплох. Начдив ранен в правую руку, левой стреляет, отстреливается. Бросился к реке. Товарищи помогают переплыть на другой берег. Но на середине реки пуля бьет Чапаева в голову…

Какая потеря для армии! Но она продолжает движение вперед. Вот и Гурьев взят. Разъезжаются чапаевцы по домам, возвращаются к мирной жизни.

Семья Чапаева — в селе Любичи под Пугачевом. Здесь Аркаша пошел в первый класс. Потом перебрались в сам Пугачев. Во время переезда — событие. Только вкатила телега на последнюю горку — догнали ребячью ватажку. Да нет, не ватажка, аккуратным строем идут, по двое, все в трусиках, даже девчонки, в белых рубашках. Красные галстуки у всех. Впереди — барабанщик. Барабанит так, что за версту слышно. Кто такие? Пионеры. Слово это Аркаша слыхал, но никогда таких ребят не видел. Соскочил с телеги, пристроился возле барабанщика. Не гонят. Так и добежал с отрядом до города.

А раз дошагал — в отряде и остался. То есть на другой день пришел на сбор отряда. А через неделю — звеньевой. Командир звена, почти как отец, который командовал дивизией. Но сначала-то — маленьким отрядом, немногим побольше Аркашиного звена…

Сын в отца, живет, бьется в нем организаторская жилка. Мало ему своего звена. Увлек с собой ребят в село Давыдовку неподалеку от Пугачева, за речкой Иргиз. Чтобы провести там агитацию среди местной детворы и создать пионерский отряд. Раздали книжечки с торжественным обещанием, красные галстуки повесили. Только барабана не было на первом сборе. А потом и барабан появился, сельсовет купил для отряда.

Аркаша — в Самаре. Он уже почти взрослый. Собирается кончать школу. Комсомолец. Только вот росточком не вышел. Но ведь и отец был не из великанов. Разве все счастье в росте, в сантиметрах? Была бы сила в руках, ловкость в теле. А главное, смекалка в голове. Вот тут уж природа не обделила сына Чапаева.

Бежит, спешит куда-то по главной улице. И вдруг вывеска мелькнула перед глазами. Остановился с разгона, как лошадка, взятая под уздцы на полном скаку. «Планерная школа». И уже нет другого желания, другой мечты с этой минуты — в летчики!

Теперь ясен путь Аркадия Чапаева, который привел его к нам в город, сделал ленинградцем.

Планерная станция. Теория. Полеты. Диплом планериста. Путевка в военную школу летчиков.

Пока он курсант, учлет.

А как он учится, говорит заметка из газеты «Взлет», написанная его товарищами по роте: «Курсант подразделения «В» кандидат ВКЛ(б) Аркадий Чапаев идет ведущим во взводе, имеет средний балл по учебе 4,2 и благодарность от командования. Со времени поступления в школу нет ни одного дисциплинарного проступка…»

Таков 20-летний сын легендарного героя гражданской войны, воспитанник пионерской организации, комсомола, будущий командир Красного Воздушного Флота».

— Что ж, довольно бойкая статейка. Вранья в меру…

Это говорит мне Александр Васильевич Чапаев (помните Шурика в фургоне?), которому я показал свою корреспонденцию о его младшем брате через 46 лет после опубликования. Он ее прежде не видел.

Я пришел к генералу на московскую квартиру, и мы находимся в комнате, похожей на маленький ботанический сад, на оранжерею из диковинных, экзотических растений, названия которых мне неведомы. Но я не решаюсь спрашивать о них, потому что с первых реплик генерал показался мне человеком жестким, не терпящим в собеседнике дилетантизма, неосведомленности в том, что совершенно ясно и не нуждается в рассусоливании. Он не сидит ни минуты на месте, он все время ходит (так и сказал мне сразу: «Я буду ходить, привычка, не обращайте внимания…»), то и дело исчезая в густой комнатной флоре, и тогда я слышу его голос из зарослей, как в лесу, только эха нету.