Стакан вина!
Мне б жить да жить.
Других желаний нет.
До сотни лет
Готов я жить
На лучшей из планет.
Но старость —
Черт ее дери! —
С котомкой и клюкой
Стучится —
Черт ее дери! —
Костлявою рукой.
Могильщик думает: «Ну-ну!
И твой пришел черед!»
Но я до сотни дотяну,
Скажу вам наперед.
До сотни лет
Готов я жить
На лучшей из планет.
Стакан вина!
Мне б жить да жить —
Других желаний нет.
Но час пробьет,
И я умру.
Поплачьте надо мной.
И со слезами, поутру,
Заройте в шар земной.
Чтоб солнце —
Черт его дери! —
Светило круглый год,
Чтоб утром — свет,
Чтоб ночью — тьма,
А в шесть часов —
Восход.
До сотни лет
Готов я жить
На лучшей из планет.
Стакан вина!
Мне б жить да жить —
Других желаний нет.
А что добавить к стихотворению?
P. S.
Только что попала под руку книга воспоминаний Леонида Рахманова «Люди — народ интересный». В главе о Зощенко читаю:
«…Зощенко нежно, я бы сказал — растроганно, любил стихи. Все его автобиографические рассказы идут как бы под рефрен чудесных бернсовских строчек, чудесно переведенных Маршаком:
А старость, черт ее дери,
С котомкой и клюкой,
Стучится, черт ее дери,
Костлявою рукой…»
А мы-то знаем, что это не Бернс и не Маршак, а «Д. Дэвидсон», придуманный Мироном Левиным.