«Закричать?.. А если все это блажь, расшатавшиеся нервы?»

Он шел дальше — не отставали и парни. Теперь уже не было сомнения, что за ним охотятся. И Дмитрий Антонович разозлился — этого еще не хватало, чтобы он удирал, как кролик! Наглецы!

Резко повернулся — им навстречу.

«В Дарнице, в сорок третьем, вот так же двое нарвались на меня, а потом хлюпали носами в комендатуре.. Правда, я был тогда моложе. И с пистолетом…»

Парни шагали по краям проезжей части дороги, не приближаясь друг к другу, а он оказался посредине.

«Что они замышляют?.. Это какой-то обманный маневр. Наверно, поравнявшись со мной, бросятся с двух сторон. Или попросят для начала закурить?..»

Теперь он видел их уже совсем близко. Молодые, довольно крепкие на вид. Особенно тот, что справа. Тяжеловес.

Но как они идут… Их взгляды устремлены прямо перед собой. Приблизившись к нему метров на пять, они, как на строевых занятиях, изо всех сил ударили подошвами об асфальт, скосив напряженные лица в его сторону, словно им кто-то скомандовал: «Равнение на центр!» — и вдруг, оглушительно захохотав, исчезли под аркой.

«Что за чепуха?»

Дрожь ожидания предстоящей схватки билась в каждом его мускуле. Дмитрий Антонович остановился, недоумевая. Провел ладонью по вспотевшему лбу. Мысль, что его дурачили, наполнила его бешенством, и он, не раздумывая, побежал за парнями. А навстречу ему из арки неслись голоса:

— Что? Что?

— Да там!:. Ха-ха-ха!.. Какой-то пижон!

— Пришел под окна к своей любимой! Доктор Фауст — к Маргарите!.. Мы полчаса ждали, когда он запоет арию!

— Наверно, жену чью-то выманивает!..

Среди раскатистых мужских голосов слышался и звонкий — Нинин.

Дмитрий Антонович появился на середине двора, и все увидели его. Смолкли.

— Вот он.

— Папа? — слабо вскрикнула Нина.

Дмитрий Антонович, тяжело дыша, подошел к парням.

— Папа! — закричала Нина и повисла у него на шее.

Он обнял дочь, не ощущая никакой радости. В его ушах все еще звучали гулкие шаги и хохот. Хохот над ним!

— Ребята! Это же мой папа!.. Познакомьтесь.

Парень в свитере и спортивной куртке, с которым стояла Нина, протянул руку.

— Извините нас…

— Просим прощения… — заговорили разом и те двое.

«Мерзавцы!» — хотелось закричать Дмитрию Антоновичу, но он сдерживал себя, боясь показаться истеричным.

Парни еще что-то бормотали, растерянные, переминались с ноги на ногу, а он, так и не подав им руки, не глядя на дочь, повернулся и исчез в подъезде.

За спиной — полнейшая тишина. Словно там никого и не было. Когда он поднимался уже на третий этаж, внизу послышался дробный стук каблуков. Это его догоняла Нина.

— Кто эти шалопаи? — спросил Дмитрий Антонович, едва они вошли в Нинину комнату и зажгли свет.

— Папа… — Нина была смущена случившимся, смотрела на рассерженного отца, не зная, с чего начать. — Папа… они славные парни. Не сердись.

— Славные? — крикнул он.

— Ну… любят, правда, пошутить.

— Хорошие шутки — нападать на человека!

— Да разве они?..

Он понял, что хватил через край.

— И потом… они ведь не знали, что это ты.

— Ага! Не со всеми проделывают это? Ах, как благородно! Хулиганье! Музыкантишки джазовые!

— Почему музыкантишки? — Нина изумленно посмотрела на отца. — Это студенты из Тимирязевки.

— Из Тимирязевки? — переспросил Дмитрий Антонович, и это слово вдруг так же, как и «филиал», приобрело у него характер ругательства. — Что же у тебя общего с этими… из Тимирязевки?

— Общего?.. Мы дружим. А Костя… Костя наш земляк.

— Костя — это тот, с кем ты была?

— Да.

— Странная дружба… О чем хоть вы говорите? Я не удивлен, что у тебя снова сомнения. Среда, с которой ты общаешься… Уж не хочешь ли в ветеринары податься?

— Папа! — голос Нины задрожал от обиды. — Я же тебе писала, как мне трудно…

— Ничего бы этого не было, если бы не тратила силы на никому не нужную дружбу!

— Мне она нужна! Нужна!

— Что же ты намерена делать? Бросить институт?

— Нет. Бросать поздно… Попробую ходить на консультации по композиции и… хотя бы немного наверстать…

— Нина! Не делай этого! Это окончательно распылит твои силы. Если ты по вечерам свой досуг будешь отдавать музыке, из тебя никогда не выйдет хороший врач.

— Это я уже знаю!

— Ты прирожденная медичка! Твоя мать…

— У мамы был свой путь, у меня — свой!

Дмитрий Антонович крупно шагал из угла в угол, а Нина в упор смотрела на него — какая-то чужая, неподдающаяся, готовая защищаться до конца.

— Не понимаю… — мягче заговорил Дмитрий Антонович, чувствуя, что напористость тут не поможет. — Именно в тот момент, когда ты уже у цели… Я сегодня побывал у профессора Беляновича, советовался и с Евгением Даниловичем Уваровым. Они тоже удивлены и никак не разделяют твоих сомнений. Скажу более — они за то, чтобы ты осталась в аспирантуре.

— Они или ты?

— По-моему, я сказал ясно. И ты сделаешь большую глупость, если не воспользуешься этой возможностью. С Евгением Даниловичем мы старые товарищи, и он…

— Мне? В аспирантуру? — перебила отца Нина, как-то горестно и устало усмехнувшись. — Мне, тогда как есть Римма Урванцева и Олег Ижорин?

— Думай прежде всего о себе!

— Не-ет, — Нина покачала головой.

— Тебя сбивают с пути! Пойми это! — снова вскипел Дмитрий Антонович. — И, наверно, больше всех этот… земляк!

— Папа, ты же и словом не обмолвился с ним, а уже судишь!

В дверь бесшумно вошла Вера Антоновна, в цветастом новом халате, невыгодно подчеркивающем усталость ее лица.

— Хватит, Дмитрий, бузить. И что это ты на нее накинулся? Шел бы лучше с Василием поздоровался.

— С кем? — не сразу понял Дмитрий Антонович.

— Дядя Вася приехал? — догадалась Нина.

— Только что из Внукова. Полощется в ванной. Ложись, Нина. Спи. А ты ступай. «Уж больно ты грозен, как я погляжу», — и она выпроводила брата в кабинет, где для него на диване была приготовлена постель, после чего сразу же вернулась к Нине.

Донесся быстрый шепот и, кажется, всхлипывание.

«Да они все тут против меня!» — с раздражением подумал Дмитрий Антонович, срывая с шеи галстук.

Вышел из ванны Василий Захарович. Обнаженный по пояс, распаренный, с широченным — в розах — полотенцем на плечах. Он был невысок, но из-за мускулистых бицепсов и лобастой седой головы казался крупным. Пофыркивая и растирая до красноты волосатую грудь, заговорил:

— Здравствуй, Дмитрий. Извини, что я так… То в вагонах, то в кабинетах. Соскучился по воздуху.

— Давно приехал? — все еще хмурясь, спросил Дмитрий Антонович.

— Ты ушел, а я тут как тут. Вера сказала, что самую малость не застал. — И с неожиданным переходом: — Дмитрий, ты когда-нибудь бывал в Сибири?

— Нет.

— Съезди! Ну, как же ты? Слушай, съезди! Не повидать Сибирь — это не знать страны! Россия до Урала — это всего лишь верхнее дыхание. Чтоб шагом идти налегке. А Сибирь — меха! Ме-ха! — и как бы демонстрируя свою мысль, он набрал воздуха в легкие до отказа. — С такими можно кладь взвалить на плечи грандиозную!

— Сына повидал?

— Как же! Истый стал сибиряк, даже говор усвоил. Ленька молодец, нюхом почуял, куда ему податься!

— А тебя по каким делам туда посылали? — спросил Дмитрий Антонович, по-прежнему прислушиваясь к женским голосам.

— Дел много. Дела радостные. А вот одно… — и Василий Захарович поморщился, извлек из портфеля блокнот, но, даже не заглянув в него, спрятал обратно. — Был я там на одном предприятии. Гордость нашей индустрии! Продукцию выдает высшего класса! И народ хорош! Но случилось такое… двое рабочих — из новичков — в день получки напились и избили одного паренька. Крепко избили. А паренек тот… Мировецкий, скажу, паренек… — Василий Захарович тепло улыбнулся, словно увидел что-то очень дорогое сердцу. — Вот бывают же такие! У родителей — один. Они его берегут, стараются сохранить для себя, а он — рвется! Решил раз и навсегда — буду летчиком-реактивщиком! О полетах на другие планеты мечтает! И не просто мечтает… Спортом занимался. Книгами по физике и астрономии всю квартиру завалил. И вот… набросились, избили. Да так, что из него не то что летчик, а и вообще для армии стал негож. Родители, конечно, в отчаянии. Мать прибежала в военкомат в день призыва: «Ради бога, не говорите ему правду! Это его убьет!» И там с ним обошлись деликатно. Так, мол, и так. В пехоту хоть сейчас. А если в летное, то лишь через годик. Сейчас набора нет. Ну, как? «Подожду», — отвечает…