ВОЗВРАЩЕНИЕ

Получив телеграмму от Нины, Дмитрий Антонович и Маргарита Алексеевна вдруг утратили душевную окрыленность, которую они вдруг ощутили с того самого дня, как стали близки.

Проснувшись рано, почти с посвистом птиц — они спали с открытым балконом, и свежий воздух вливался в комнату вместе с шелестом тополей — долго лежали молча, радуясь погожему утру, близости друг к другу. Сегодня воскресенье — значит, можно не спешить, немножко понежиться.

Ветер с реки, приятно холодя открытые руки и плечи, парусом надул широкую тюлевую штору, взметнул со стола листы бумаги и понес белыми чайками по квартире.

Аврал!

Вскочив, как по команде, вместе хватали листы, вместе делали зарядку, маршируя друг за другом вокруг стола; с шутками и смехом: «А ну, не ленись!» — сдвинули диван-кровать. Потом вместе готовили завтрак. Было так молодо, беззаботно на душе. Но вот в дверь постучали, — звонок, видимо, испортился, — и почтальон, раскосый мужичище в очках, с карандашом, привязанным к пуговице нагрудного кармана, вручил им телеграмму.

Пока Дмитрий Антонович расписывался и читал, почтальон, открыв в ухмылке прокуренные зубы, довольно игриво поглядывал на Маргариту Алексеевну.

— Пока! Желаю всего наиприятнейшего! — и он неуклюже выполз за порог, не переставая ухмыляться. Маргарите Алексеевне показалось, что он на прощание ей подмигнул.

— Наконец-то! Наконец-то!.. — Дмитрий Антонович жужжал электробритвой, торопился — надо заправить машину, купить вино, угощенье; в магазинах, конечно, уйма народу. А Маргарита Алексеевна, такая беззаботная всего полчаса назад, сидела за столом уже не хозяйкой, а гостьей, робея, то и дело поправляя распахивающийся на коленях халат.

— Что же ты ничего не ешь? — неестественно бодрым голосом спросил Дмитрий Антонович, заметив эту перемену. Сам он всячески делал вид, что ничего особенного не произошло.

— Не хочется, Дима.

— И кофе не выпила. Это уже никуда не годится!

— Кофе я выпью. Горячий.

— Да что с тобой? Что, Рита?

Они совсем недавно стали называть друг друга по имени, и это доставляло им радость. Им казалось, что они близки давным-давно, чуть ли не с юности.

Дмитрий Антонович подошел к ней, и она, не вставая со стула, прижалась к нему, крепко-накрепко обхватив руками за пояс.

— Рано или поздно это должно было произойти, — словно извиняясь, произнес Дмитрий Антонович. Шумно вздохнул и приподнял лицо жены за подбородок.

— Я понимаю.

Она глядела ему в глаза снизу вверх — не мигая, растерянно, чуть улыбаясь грустной улыбкой стареющей женщины.

Да, они знали, что это произойдет, нередко говорили об этом, и все же приезд Нины застал их врасплох.

— Чего нам бояться? Слава богу, не маленькие! Вправе распоряжаться собой! Так или не так? — с нарочитой грубоватостью спрашивал Дмитрий Антонович.

— Так, — ответила она, и тем не менее у них был вид людей, которым в чем-то придется оправдываться.

— Тебе надо было написать ей. Теперь она бы уже все знала.

— Какая разница? Не знает — узнает! Вчера или сегодня — вот чепуха! Да я уверен, вы еще и подружками будете!

— Ты забываешь, что она моя ученица.

— Ай! С годами это сглаживается и забывается. Она даже рада будет, когда узнает, что мы… Обязательно подружитесь! Помнишь, как сообща, с двух фронтов жали на меня? Вот здесь ты тогда сидела — в шляпе, в перчатках, чопорная, как английская леди!

— Ох, как же я тогда тебя ненавидела! — невольно воскликнула Маргарита Алексеевна, отстранившись от мужа. — Ненавидела этот стол, эти книги, эти кресла!

— Не обольщайся, прекрасная леди. Я платил тебе той же монетой.

— Правда?

— Даю честное слово никогда никому не лгавшего джентльмена.

— И я тебе в тот момент нисколечко не нравилась?

— Ты — мне? О-го-го!.. Да я был рад и на порог тебя не пустить!

Маргарита Алексеевна заметно обиделась, но ненадолго.

— Когда же все это у нас началось? — спросила она.

— Не знаю.

— И ты не знаешь?

— Пожалуй… с того самого дня, когда ты пускала кораблики.

— А ты помогал мне.

— Ага…

Маргарита Алексеевна поднялась на носки и поцеловала мужа в подбородок слабым, чуть слышным прикосновением губ. Но вот их взгляды снова потянулись к телеграмме.

— Как быстро идет время… — произнес Дмитрий Антонович и отметил про себя: «И как все меняется в жизни. Ведь я, провожая Нину в институт, мечтал об этом дне! Именно о сегодняшнем! Как хотел, чтобы он скорее настал! А теперь… вроде и не рад… вроде и сожалею…» Вслух сказал: — Вот и диплом у нее уже на руках.

Маргарита Алексеевна быстро проговорила:

— А все-таки и тебе пришлось немножко отступить!

— Отступить? В чем? — Дмитрий Антонович вопрошающе дернул вверх густые с проседью брови.

— А помнишь наш спор? Нина будет хирургом. Только хирургом! Это у нас в крови! А вот и нет. И не помышляет о хирургии. Всего лишь терапевт!

— И все-таки медик, а не музыкантша!

— Еще неизвестно, в чем бы она более преуспела, если бы послушалась меня!

— Это кончилось бы для нее катастрофой!

— В чем совершенно не уверена я!..

Они снова спорили, доказывая свою правоту, но сейчас оба были слишком счастливы, чтобы ссориться из-за этого по-настоящему.

— Если ты так ненавидишь музыку, каменный ты человек, то зачем на мне женился? — уже шутливо спросила Маргарита Алексеевна.

— Кто сказал, что я каменный? — закричал Дмитрий Антонович, заключая жену в объятия… И тут же поймал себя на мысли, что и он теперь скован в своих действиях. Телеграмма, лежащая на столе, словно имела глаза и уши. Да, в присутствии Нины им придется в какой-то степени маскировать свое счастье, хотя бы ради памяти ее матери.

Дмитрий Антонович оделся и ушел, а Маргарита Алексеевна вымыла посуду, сменила халат на платье. И как-то само собой получилось, что все свои вещи она незаметно собрала возле чемоданов, которые совсем недавно были внесены сюда. Когда Дмитрий Антонович вернулся с покупками, он тотчас же обратил на это внимание.

— Ты что? — удивился он, сваливая грудой на стол кульки и пакеты.

— Не знаю, — чистосердечно призналась она, и ее светло-голубые глаза влажно заблестели.

— Глупышка…

— Наверно, нам уже никогда не будет так хорошо! — вдруг вырвалось у нее.

— Да почему? С чего ты это взяла? Все останется по-прежнему!.. — разубеждал ее он и сам не верил своим словам.

В голову лезли назойливые мысли, что, бывает, и хорошие люди не уживаются. Начнется с какой-нибудь ерунды…

«Но у нас до этого не дойдет! Не допущу! Да и что нам делить? Что?»

— Пора ехать, — объявил он, взглянув на часы.

— Дима…

— Да?

— Поезжай один.

— Почему один?

— Я буду чувствовать себя… Пойми мое положение! Ведь она ничего не подозревает. Я для нее только учительница. И вдруг… Ты встретишь ее, привезешь домой и все расскажешь. Может, даже не сразу.

— Как это не сразу?.. Глупости-глупости! Я хочу именно вдруг! Почему мы должны таиться? Да если она узнает об этом не от нас, а от соседей, то черт-те что подумает о наших отношениях! И где ты будешь все это время?.. Я не позволю, чтобы ты была где-то одна и мучилась! Знаю, какие дикие мысли полезут тебе в голову! Нет-нет, и не упорствуй! Я хочу — именно сразу!

— На перроне?

— Хотя бы и на перроне!

И Дмитрий Антонович начал раскидывать ее вещи. Доставал из чемоданов платья и развешивал их на книжные шкафы, швырял на спинки кресел сорочки, чулки, и Маргарита Алексеевна, ужасаясь его действиям и вместе с тем радуясь, что он ни на минуту не хочет оставить ее в одиночестве, собирала все это обратно, умоляла:

— Дима! Дима! Что ты делаешь? Ну, хорошо. Я согласна. Но я вовсе не хочу показаться твоей дочери неряхой!..

Они заранее приготовили стол, расставив рюмки, вазочки, кремовый торт — бледно-розовый, пышный. Шампанское убрали в холодильник.

Когда они уже садились в машину, Дмитрий Антонович спохватился:

— Ах! Забыл позвонить Андрею Олеговичу.

— Зачем?

— Как же, он давно спрашивает о ее приезде.

— Ты уверен, что они?..

— Еще сомневаешься?

— Ну, а как у Нины с тем парнем? — осторожно спросила Маргарита Алексеевна.

— С каким парнем?.. А-а! Да никак! Студенческая дружба. Они слишком разные. Я ей об этом прямо тогда сказал, и она, надеюсь, поняла. Как же быть?.. — Дмитрий Антонович поставил на землю ногу в новенькой туфле. — Вернуться и позвонить?