БРАТ И СЕСТРА

Брат и сестра не спеша пили чай, тихо о чем-то переговариваясь.

Всякий раз, когда Дмитрий Антонович приезжал в Москву, в дом, где он родился и вырос, ему приятно было посидеть с сестрой вот так — вдвоем, за чашкой чая. Со всех сторон его обступал уют знакомых с детства вещей.

Отхлебывая ароматный чай, Дмитрий Антонович смотрел на сестру и думал, что с годами она все больше делается похожей на мать. Тоже располнела к пятидесяти. А ведь в детстве была как тростинка.

— Как твое здоровье? — его беспокоили голубоватые отеки под глазами сестры. — Все ревматизм?

— С сорок первого, когда на картошку с учениками ездила. Обувь-то городская, а там — грязь, снег с дождем.

— На пенсию не собираешься?

— На костылях, но в школу побреду. Работа и жизнь должны кончаться вместе. Разом.

Вера Антоновна подлила заварки и усмехнулась:

— Сходи-ка для интереса на Тверской бульвар. Посмотри, как там почтенные пенсионеры с утра до ночи в домино сражаются. Крепкие мужики, не чахоточные какие-нибудь. Оденутся потеплее — и пошло! Ох, не дай бог такого конца! Она посмотрела на брата и продолжила:

— А ты, Дмитрий, все такой же, как был: поджар и подвижен. Даже помолодел.

— Может быть… — неопределенно произнес Дмитрий Антонович и подумал с радостью: «Это все Маргарита Алексеевна. Это она принесла мне вторую молодость. Рассказать или не стоит? Еще посмеется… А может, и позавидует?»

— Не сегодня-завтра вернется Василий. Звонил из Новосибирска. Повидаешься с ним. Сколько дней пробудешь в Москве?

— Дня четыре. Схожу к склифосовцам, на операциях поприсутствую.

«Спросить, что тут с Ниной? Откуда у нее это?.. Нет, сам разберусь».

— А я как соломенная вдова… — Вера Антоновна облегченно вздохнула: разговор о Нине откладывался. — Василий все в разъездах. То на совещания, то с комиссией для разбора жалоб. Много обид и неурядиц накопилось… Ох, как вспомнишь двадцатые годы… Бывало, в косыночке идешь, в сапогах сбитых, а — всем миром владеешь! Спор ли, диспут ли — птицей взлетаешь! А теперь… приходится и такое слышать: «И что это вы, старики, все выдумываете? Дайте просто пожить. Без демагогии». Без мечты хотят жить! Понимаешь?

— В семье не без урода. Такие были и будут.

— А не мы ли отшибли их? Казенщиной да начетничеством? А? Загляни-ка в себя.

— О чем это ты? — недовольно поморщился Дмитрий Антонович.

— Я как-то с подозрением поглядываю на тех, чья жизнь протекала слишком гладко, без сучка без задоринки, и все по восходящей. Наверно, мнительной становлюсь. Да и точно, знаю: нельзя всех на один манер, а вот — думаю: не покрылась ли ржой душа?

— Ну, моя карьера не так уж блистательна! — отшучивался Дмитрий Антонович. — От рядового хирурга до руководителя клиники. Такое сплошь и рядом.

— Важна не высота, а то, как ты смотришь на себе подобных.

— Да никто вроде не жалуется.

— Вроде? — переспросила Вера Антоновна.

— Да ты что, не на шутку в чем-то меня обвиняешь?

— Не нравится мне твоя самоуверенность, Дмитрий…

— А мне не нравится, когда из жизни изгоняют строгость!

— Строгость или жесткость? — снова уколола его сестра, и он замолчал, обидевшись.

Прозвенел звонок — слабо, прерывисто. В квартиру вошли девочка и мальчик с картонными папками на длинных тесемках.

— А где Нина Дмитриевна? — спросил мальчик, худенький и лопоухий.

— Она еще не пришла.

— Не пришла? — удивилась девочка. — Уже без пяти семь.

Вера Антоновна раздела их и провела в комнату Нины.

— Зачем они к ней? — спросил Дмитрий Антонович, приятно удивленный, что дети называют его Нину по имени-отчеству.

— Заниматься. Нина тут у нас настоящий филиал музыкальной школы организовала. Родители страшно довольны.

«Вот оно что!»

— Сама придумала?

— Разумеется, — ответила Вера Антоновна, наблюдая за выражением его лица.

— И давно?

— Давно.

«Опять музыка… И мне ни слова об этом», — с досадой думал Дмитрий Антонович, слушая, как мальчик с девочкой по очереди выстукивали «Игру в лошадки».

— А я ведь и не знала, что это ты ее по медицинской линии двинул, — усмехнулась Вера Антоновна.

— Мне надоело на эту тему разговаривать.

— Тебе надоело, а у нее впереди — жизнь.

— Начнет работать, еще спасибо скажет.

— Вот она, ржа-то, и проступает? Сам все знаю! Будет так, как я хочу! Вы только слушайтесь — и будете счастливы… Да отнимешь у человека инициативу — отнимешь и радость! Ему и жить будет неинтересно!

— Хватит…

— Нет, не хватит. Давно я хотела с тобой об этом поговорить… Ты, я вижу, из категории тех родителей, которые стараются продумать жизнь своего дитяти от его первого до последнего дня. Все учтено, все принято во внимание. Только живи да радуйся!

— А разве это плохо?

Вера Антоновна несколько секунд помолчала, пристально глядя на брата.

— Если бы мне довелось умирать, — заговорила она, — оставляя своих детей и внуков в таком состоянии, когда у них все есть и им не к чему стремиться, когда за них все давно решено другими, то мне было бы страшно за них.

— Ну, тут нам с тобой не сговориться!

— И очень жаль!

Дмитрий Антонович, не слушая, подошел к окну и, отодвинув штору, посмотрел на улицу. Спросил:

— Что же… она всегда так запаздывает?

Вера Антоновна ответила сдержанно:

— Наверно, ушла к товарищам. Ты сообщил нам о своем приезде.

В последние дни у Веры Антоновны состоялся-таки откровенный разговор с Ниной, и в их отношениях наметилась близость друг к другу.

«Я поручил ее тебе! Чтоб ты следила за ней! А вы тут…» Чувствуя, что лот-вот еще немного, и он поссорится с сестрой, Дмитрий Антонович оделся и пошел побродить по улицам. Тревога не покидала его. А вдруг несчастный случай? Просто поразительно, как равнодушна Вера.

«Филиал открыла… Филиал!» — это слово вдруг стало для него бранным, и он точно расплющивал его о мостовую в такт своим шагам.

Устав от бесцельного кружения, изрядно продрогнув, вернулся к дому.

«Неужели и сейчас Нины нет?»

Через широкую арку, ведущую во двор, увидел возле подъезда, освещенного тусклой лампочкой, парня с девушкой.

Они только что поцеловались. Так, по крайней мере, показалось ему. Девушка чему-то засмеялась, — и Дмитрий Антонович узнал дочь! Шагнул в тень, хотя они и без того не заметили бы его, настолько были заняты друг другом.

Из арки дул пронизывающий ветер, шурша обрывками газет. Нина была легко одета и начала подпрыгивать на носках, а парень держал ее за кисти рук и командовал:

— Выше! Еще выше!..

Подхватил ее — и поднял над собой. Руки у Нины ослабли, и она соскользнула вниз, вдоль его туловища, — щека к щеке.

Дмитрий Антонович резко повернулся и пошел прочь. В эту минуту он был возмущен, разозлен и на дочь, и на сестру, и на всю Москву.

«Стоило только отпустить ее от себя, передоверить другим, как все пошло кувырком. А я-то, дурак, думал, что Вера будет ей второй матерью. Разводит философию и не видит того, что под носом творится!..»

Трижды обошел квартал, прежде чем немного успокоился, но во двор снова войти не решался. Остановился посреди улицы, глядя на оранжево-зелено-голубую мозаику освещенных окон.

У балконных дверей на втором этаже слабо колыхнулась штора. Женщина, гладко причесанная, с шарфом на плечах, появилась там, точно вписалась в золотистую рамку, и стала в задумчивости смотреть в холодную темноту. Дмитрию Антоновичу в этот миг она чем-то напомнила Маргариту Алексеевну, и он невольно залюбовался грустным выражением ее лица.

Долго ли он так стоял? Время летело, как бы не задевая сознания, и Дмитрию Антоновичу казалось, что все это длилось две-три минуты. Он не чувствовал неловкости от того, что подглядывал за чужой жизнью; просто ему стало хорошо, и он смотрел бы еще и еще, если бы не чьи-то шаги за спиной.

Оглянулся. Двое парней в пиджаках с поднятыми воротниками стояли в темной арке и, поглядывая на него, словно о чем-то советовались.

Дмитрий Антонович медленно пошел от дома, как бы прогуливаясь. Те двое двинулись следом.

«Это еще что? Пожалуй, влипнешь в историю».

Чувство самосохранения заставило его пойти быстрее — прибавили шаг и те. Он свернул за угол — свернули и они.

Дмитрий Антонович обошел квартал и снова очутился под окном, где стояла женщина. Она и сейчас была там, все такая же тихая и задумчивая.