Изменить стиль страницы

Но даже если бы это было так — а этого вовсе нет, — что каждый революционер верит в диалектику, а все контрреволюционеры не верят в нее, то этот факт (как он сам по себе ни интересен с психологической и исторической точки зрения) не имеет никакой связи с вопросом о правильности или научной бессмыслице диалектики. Это два совершенно разных типа вопросов.

Когда вы не подчиняете правду фракционной риторике, вы и сами хорошо понимаете эту разницу; на деле, вы сами часто очень выразительно о ней говорили. Например, анализируя Московские Процессы вы (и мы все) показали, что самообвинения подсудимых могут быть опровержены с помощью вещественных доказательств, их внутренними противоречиями и пониманием исторического процесса, который достиг своей высшей точки в этих Процессах. Сталинцы возражали — и с точки зрения многих, вполне эффективно, — указывая на тот несомненный факт, что они все сознались в вине. Мы сказали: это совершенно отдельный вопрос, независимый от вопроса о правде или лжи самих признаний; у нас есть свои гипотезы, почему они сознались, но это не связано с правдой или неправдой их признаний.

Почему Маркс, Энгельс и Ленин верили в диалектику? — это вопрос для психологического и исторического анализа, и стоит сам по себе.

Но ваш рассказ о том «кто во что верил?» является, сказал бы я, не совсем полным. Вы покрываете выкрутасами несколько страниц, объясняя тот неудобный факт, что Либкнехт не соглашался с диалектикой, а Плеханов соглашался. Ну а что же насчет почти всех меньшевиков, товарищ Троцкий? Я всегда читал, что они уделяли столько же, или даже больше внимания описанию и защите диалектики, чем даже ультра-диалектические большевики. Еще важней, а что насчет сталинских теоретиков, товарищ Троцкий? Я вас уверяю, что библиография сталинистских работ о диалектике заполнит парочку книжных полок. А куда же деть сектантов? Знаете ли вы, товарищ Троцкий, что изо всех людей, пребывавших в наших рядах за последнее десятилетие, Гуго Олер был больше всех заинтересован в диалектике. (Впрочем, именно Олер был вашим единственным предшественником в нападках за антидиалектику на меня во время политических дискуссий. Это случилось во время входа в Социалистическую партию; как-то получилось, что в то время вы, Кэннон, и даже товарищ Райт не сумели понять, что ваш блок со мной был беспринципным, и что принципиальная политика требовала от вас заключить соглашение с Олером пока не разъяснен «фундаментальный вопрос» о диалектике. Вместо этого, мы все объединились вокруг «конъюнктурного» вопроса, а именно, вокруг эмпиричной тактики входа. К счастью, с тех пор мы научились защищать принципы.) Не поразительно ли, что когда наш книжный магазин, под нашим руководством начал рекламировать труды о диалектике, то список книг оказался составлен в большинстве из работ меньшевиков, брандлеровцев, даже сталинцев?… Ну а что насчет Шахтмана и Эберна, диалектика которых не предотвратила их от ошибочного блока со мной? Я конечно понимаю, что все эти предатели, «вовсе не диалектики», что они попросту восславляют ее на словах, и т.д.

Может ли быть, товарищ Троцкий, что единственные настоящие (сознательные и бессознательные) диалектики, это те, кто соглашается с вашей политикой?

* * *

Вы осуждаете меня за нарушение долга потому что я не борюсь против опиума религии-диалектики. Ну, товарищ Троцкий, я взвешу свои работы о диалектике за последние десять лет против ваших работ против религии (или за диалектику); оба мы, я полагаю, являемся равно виновными в отношении своего антиопиумного долга.

Но несмотря на это, вы включили диалектику в повестку дня. Хорошо. Я буду с вами о ней спорить. Но я это сделаю только тогда, когда вы исполните два условия, которые я сформулировал недавно в статье «Политика отчаяния»: во-первых, вы ясно скажете, что именно мы обсуждаем, и сформулируете законы и принципы диалектики. Я повторяю, я не буду заниматься с вами словесной перепалкой. Во-вторых, мы будем обсуждать диалектику, а не использовать диалектику как отговорку, с целью сбить партию и Интернационал с толку и замазать политические вопросы.

Я не признаю диалектику, но, как вы выразились, диалектика признает меня. Видно, что если Кэннон получит большинство на съезде, то это признание явится ударом по голове в форме резолюции, которая включит признание диалектики, как часть программной основы партии — если я вас верно понимаю, то вы ответили на мой вопрос даже раньше, чем я его задал. Я не знаю, глуп или поразителен этот план. Позвольте мне задать вопрос по-тихому, негласно: каковы бы ни были преимущества диалектики, думаете ли вы, настолько ли вы потеряли свою интеллектуальную ориентацию, что вы полагаете, будто этот вопрос может быть решен в ходе подобного рода фракционной дискуссии, за которой последует голосование на съезде — голосование, которое кроме того будет зависеть от резких фракционных межеваний, выросших из совершенно иных вопросов? Но я, возможно, могу и сам ответить на этот вопрос: да, в одном смысле эти вопросы могут быть разрешены подобным путем; история последних двух десятилетий показала нам, что можно даже решить, что 2 плюс 2 равняется 5.

* * *

Я возвращаюсь, наконец, к вопросу, который я поставил в моей предыдущей статье. Я соглашусь с вами и вашей «логикой эволюции», от количества в качество, от объединения противоречий и далеких звезд до диалектической кухарки и лисицы. Но теперь, товарищ Троцкий, пожалуйста, прошу вас, ответьте мне и всем нам: как же, как именно из всего этого вырастает ответ на интересующую нас политическую дискуссию о стратегической ориентации нашего движения во время первой фазы второй мировой войны? Ваша неспособность ответить на этот вопрос — а вы на него не сможете ответить — доказывает, что ваше вовлечение диалектики в дискуссию является отговоркой, тайной ловушкой для неопытных.

Какие здесь основы?

Одна, популярная и древняя иллюзия заключается в том, что «фундаментальные вопросы», это те, которые вращаются вокруг великих, и очень часто написанных большими буквами слов: Бог, Свобода, Бессмертие, Вселенная, Действительность, Мироздание, и т.д. Разные церкви всегда пытались поддержать эти иллюзии, ведь эти вопросы, не имеющие научного ответа, могут тогда оставаться в сфере церкви, и лишь церковь может якобы дать ответ на фундаментальные проблемы человечества. Судя по вашему нападению на оппозицию за «невнимание к основам», я вижу, товарищ Троцкий, что и вы остаетесь в плену этих иллюзий.

Поскольку вы и Кэннон, по примеру Хардмана, Олера, Мости и Джека Алтмана, в настоящий момент ясно доказали, что я являюсь учителем, я позволю себе на минуту обратиться к своему опыту преподавателя. Многие студенты в моих начальных классах философии смутно помнят, что философия каким-то образом связана с изучением этих «основ»; и они записываются на мои курсы в надежде услышать «ответ» на такие вопросы. К их удивлению, и часто смущению, они видят, что их внимание обращено на совершенно иной тип предметов: они учатся критиковать и проверять собственные убеждения; они узнают различие между значительным заявлением и бессмыслицей; они учатся разъяснять проблемы и разрешать их — когда эти проблемы разрешимы; они узнают о развитии науки, что такое научная деятельность, что такое гипотеза, и как ее подтвердить или опровергнуть; они узнают, что огромные «фундаментальные» вопросы настоящими проблемами вовсе не являются, а являются заказами на эмоциональное удовлетворение — и как злоупотребление глубокими чувствами, связанными с этими большими словами в течение многих веков было использовано церковью и властями, попами, философами и тиранами в мракобесных и реакционных целях. Некоторые из этих студентов возмущены тем, что они узнали, чувствуют себя разочарованными от этого курса по сравнению с собственными ожиданиями (ожиданиями словесного бальзама для своих раненых и замешанных чувств), и они не записываются на второй семестр. Но другие и, как я полагаю, лучшие из них постепенно понимают, что они выходят из тьмы на свет, и они получают чувство уверенности, как человек, мозг которого освобождается от пьяного угара.