Письмо VI.

Прямое влияние христианства на наиболее распространенные суеверия. — О римских католических священниках, запрещающих веру в фейри. — Епископ Корбетт оказывает такое же влияние на Реформацию; его стихи на эту тему; его путешествие на север. — Робин Добрый Малый и другие суеверия, упоминаемые Реджинальдом Скоттом. — Характеристика английских фейри. — Во времена этого автора традиция ус­ таревает. — То, что ведовство остается силой, опровергается различными авторами после Реформации, такими, как Вир, Нодий, Скотт и другие. — Демонологию защищали Боден, Ремигий и другие. — Их взаимные оскорбления. — Несовершенство физики как науки в этот период и преобладание в ней мистицизма.

Хотя влияние христианской религии распространялось среди народов Европы не с таким блеском, чтобы рассеять сразу все облака суеверий, которые продолжали мешать ее пониманию невежественными новообращенными, не могло быть сомнения, что начатая работа изменяла ошибочные и нелепые результаты доверчивости, которые притаились за старой языческой верой и которые отступали перед ним по мере того, как его свет становится более чистым и ярким благодаря усилиям людей.

Поэт Чосер действительно поклоняется римской церкви с ее монахами и проповедниками, их стремлению в ранний период изгнать с земли все низкое и порочное. Стихи его и любопытны, и живописны, и их нужно долго читать, чтобы обнаружить сомнения, касающиеся общей веры в фейри, среди хорошо образованных людей времен Эдуарда III.

Феи, о которых говорит «Вудстокский бард»[186], имеют древнее кельтское происхождение, и он, похоже, ссылается на героев своего рассказа в Бретани, или Арморике, старинной кельтской колонии:

Когда мы сталкиваемся с мнением, которое Чосер высказывает об официальном духовенстве своего времени в некоторых из других рассказов, нас тянет заподозрить некую примесь иронии в его похвалах, приписывающих рвение и преданность ограниченным монахам при описании высылки фейри, «переполнявших» землю во времена короля Артура.

Среди ученых тогда могли существовать отдельные проявления скептицизма, но более современный поэт, с жилкой юмора, достойной самого Джеффри, с высокой вероятностью оттянул бы изгнание фейри из Англии от момента появления народного поверья до времени правления королевы Елизаветы и представил их высылку как следствие изменения религии.

Два или три стиха из этой живой сатиры могли бы очень понравиться читателю, который должен в то же самое время быть осведомлен, что автор, доктор Корбетт[187], был не кто иной, как епископ Оксфордский и Норвичский в начале семнадцатого столетия. Поэма называлась «Совершенно новая баллада, называемая “Прощание с феями”, которая должна напеваться или насвистываться на мотив «Мидоу Броу» людьми сведущими, а несведущими — на мотив «Судьбы»».

Оставшаяся часть поэмы посвящена восхвалению и прославлению Уильяма Чорна из Стаффордшира, который остался верным и надежным сторонником исчезнувших эльфов и вел, хотя многим это казалось просто развлечением мудрого епископа, бесконечную летопись их проказ и выходок, заключая ее стихами:

Уильям Чорн, видимо, во время путешествия по северу доктора Корбетта составил ему компанию, «двое из которой были, а двое старались быть докторами», но был ли Уильям вожатым, другом или просто слугой, непонятно. Путешественники терялись в лабиринтах леса Чорли по пути к Босворду, и их путь становился таким запутанным, что они возвращались к своим порогам и труду:

В этом отрывке епископ ясно показывает, что фейри продолжают занимать воображение Уильяма, так как любезный хозяин ошибочно принял их за Пака[188] или Робина Доброго Малого. Заклинания, к которым прибегали, чтобы избавиться от предполагаемых заблуждений, противоположны процедуре заворачивания в плащ, рекомендованного при ложных видениях, «прозрениях» и тому подобных иллюзиях как средство достижения определенности восприятия существ, которые до этого плохо видели[189], и процедуре изгнания духа с помощью дубины; последнюю, как справедливо думает Корбетт, не следует использовать, если вы не уверены абсолютно, что изгоняющий более силен. Чосер, следовательно, не мог быть серьезен, утверждая, что вера в фейри в его время устарела, так как она сохранялась и тремя столетия позднее.

Не менее верно, что, поскольку знания и религия становятся все более широко и ярко представлены в любой стране, суеверные фантазии народа постепенно утрачивают уважение; и во времена королевы Елизаветы непрерывные старания многих популярных проповедников, которые выступали против «чудес» римской церкви, оказали влияние также и на другой род суеверий. «Конечно, — пишет Реджинальд Скотт, говоря о временах, предшествовавших его эпохе, — какой-нибудь мошенник в белой простыне обманывал и оскорблял многие тысячи людей, особенно когда Робин Добрый Малый устроил такую шумиху в стране. В нашем детстве служанки матерей так запугивали нас отвратительными дьяволами с рогами на голове, огнем во рту и хвостом сзади, с глазами-плошками, клыками, как у собаки, когтями, как у медведя, кожей, как у негра, и голосом, словно у льва, что мы вздрагивали и пугались, даже когда только слышали один крик ”у-у-у”; они запугивали нас привидениями, духами, колдунами, брауни, эльфами, ведьмами, феями, сатирами, Паном, фавнами, лесовиками, Киттом-с-под-свечником, тритонами, кентаврами, карликами, великанами, бесенятами, магами, перевертышами, инкубами, Робином Добрым Малым, спурном, дубовиками, адскими колесницами, огнедышащими драконами, мальчиками-с-пальчик, гоблинами, лилипутами, Бескостными и прочими страшилищами, так что мы пугались собственных теней. Некоторые никого не боялись днем, зато ночью и стриженая овца мнилась опасным животным и много раз принималась за души наших отцов, особенно в церковном дворе, где и у смелого человека, доведись ему пройти там ночью, волосы вставали дыбом. Но, слава Богу, это жалкое и трусливое неверие после изучения Библии частично забыто, и, без сомнения, остаток предрассудков через короткое время милостью Бога будет обнаружен и исчезнет».