Изменить стиль страницы

Последствия этого процесса, который, казалось, мало был предназначен к тому, чтобы дать ожидаемый эффект, тем не менее были следующие: Гектор Монро поправился, а по прошествии двенадцати месяцев Джордж Монро, его брат, умер.

Гектор одарил главную ведьму большими милостями, сделал ее хранителем своих стад и не дал, по слухам, передать ее в суд, когда в Абердине ее хотели осудить. Хотя один или два мелких участника были приговорены к смерти по доносу о ведьмах, действовавших в доме Фоулисов, леди Кэтрин и ее пасынок Гектор имели слишком большое состояние, и их признали невиновными. Мистер Питкерн считает, что суд присяжных, составленный из людей, стоящих ниже по сословной лестнице, чем обвиняемые, был, видимо, подобран так, чтобы вынести оправдательный приговор. Может быть также, что некоторые изменения настроения членов выездной сессии суда над Гектором Монро были вызваны победой здравого смысла, так как колдовство совершали в январе 1588 года, а умерший заболел смертельной болезнью только в апреле 1590 года, время между событиями могло показаться слишком большим, чтобы допустить, что последнее можно считать следствием первого.

Еще один пример искусства колдуна, следовавшего инструкциям эльфов, найден в признании Джона Стюарта, названного бродягой, мошенником, владеющим хиромантией и обвиненного в помощи Маргарет Беркли, или Дейн, которая решила устроить аварию на судне, принадлежавшем ее собственному зятю. По требованию признаться, какими средствами он владеет сам, чтобы узнавать о том, что может произойти, упомянутый Джон признался, что двадцать шесть лет тому назад он, путешествуя в ночь Всех Святых между городами Манигойф (так написано) и Клери, в Голуэе, встретил короля фейри и его свиту и что король фейри нанес ему удар белым посохом по лбу. Этот удар лишил его дара речи и ослепил на один глаз, заставив страдать от этих несчастий три года. Еще он заявил, что дар речи и зрение были возвращены ему королем фейри и его свитой в ночь перед днем Всех Святых в городе Дублине в Ирландии и что с этого времени он присоединялся к этим существам каждую субботу в семь часов и оставался с ними на всю ночь. Они встречались также каждую ночь перед днем Всех Святых, иногда на горе Ланарк (может быть, Тинток), иногда на горе Килморс, и там они его и научили всему. Он показал место у себя на лбу, куда, как он сказал, король фейри ударил его белым посохом, после чего он ослеп, ему ткнули в это место большим пером, и он ничего не почувствовал. Он сделал обычное заявление, что видел при дворе фейри много народу, чьи имена он повторил очень точно, и заявил, что все они были унесены внезапной смертью и ушли с королем эльфов. С этим свидетельством мы в настоящее время ничего не можем поделать, хотя можем вернуться к отвратительным процессам, которые потом имели место против этого несчастного мошенника и бедной женщины, обвинявшейся в таком же преступлении. Сейчас мы приведем еще один пример с предсказателем, касающийся Волшебной страны как источника его знания.

В Олдерне, приходе и городе барона, в графстве Наирн, казалось, очень далеко зашел заразительный страх перед ведьмами. Признание женщины по имени Изобель Гоуди, в апреле 1662 года, касается, как обычно, двора фейри и смеси случаев колдовства с успехами, достигнутыми фейри. Об этом здесь не стоит говорить, так как архидемон, а не эльфы, имеет непосредственное участие в мерзостях, о которых она рассказывает. Тем не менее она была, по ее словам, в горах Доуни и там от королевы фейри получила еды больше, чем могла съесть. Она добавила, что королева одета в нарядное льняное белье и белое с коричневым шерстяное платье, что король фейри — нарядно одетый мужчина, что там были эльфийские быки, ревевшие и кричавшие: «Скооль!»[177] при входе в королевский дворец, которые очень ее напугали. В другой раз эта искренне раскаивающаяся грешница призналась, что присутствовала на встрече ведьм на Ламмас[178] в 1659 году, где после того, как они пронеслись через всю страну, приняв самый разный вид — кошек, зайцев и тому подобных[179],— поедая, выпивая и портя вещи своих соседей, в чьи дома им удавалось проникнуть, они наконец приехали в горы Доуни, где одна гора вдруг открылась и пропустила их внутрь, они вошли в прекрасный большой зал, где было светло как днем.

img_7.jpeg

При входе злобно косились и ревели большие быки эльфов, которых Изобель Гоуди всегда очень боялась. Эти животные — вероятно, водяные быки[180], известные по шотландским и ирландским поверьям и отнюдь не считающиеся животными тихими или безопасными. В своих пещерах эльфы делали наконечники стрел, с помощью которых они и демоны совершили столько ужасных поступков. Эльфы и демоны вместе трудились над этой задачей, эльфы придавали форму и оттачивали острие из необработанного кремня, а демоны доводили его и заканчивали. Потом на этом сборище начинались развлечения. Ведьмы садились верхом на пшеничные соломинки, стебли бобов или тростинки и кричали: «Лошадка, лети, во имя Сатаны!». Если маленький вихрь, сопровождавший их поездку, проходил над каким-либо смертным, который пренебрег благословением, тот обязательно попадал под власть колдунов, и они получали право стрелять в него. Раскаивающаяся грешница дает имена многих, кого она и ее сестры убивали таким образом.

Смерть, о которой она больше всего сожалеет, это смерть Уильяма Брауна в Милнтауне у Мейнса. Стрела была нацелена также на преподобного Харрье Форбса, священника, у которого Изобель была на исповеди. Стрела не долетела, и ведьма прицелилась снова, но ее хозяин запретил ей, сказав, что жизнь преподобного джентльмена не является препятствием для их власти. У нас еще будет случай вернуться к этому странному и очень личному признанию, когда колдовство будет более прямой целью рассмотрения. То, что рассказано выше, отмечает образ жизни, при котором вера была перепутана с суеверными представлениями о фейри.

Переходя к более современным историям людей, о которых можно предположить, что они попали под власть фейри, мы не должны забывать преподобного Роберта Кирка, священника-проповедника, первого переводчика Псалмов в стихах на гэльский язык. В конце семнадцатого столетия он был последовательно священником двух приходов в горной части Шотландии — Балкдере и Эберфойле, лежащих в самых романтичном округе Пертшира в пределах нагорья. Эти красивые дикие места, изобилующие озерами, скалами, уединенными долинами и туманными рощами, не были обойдены фейри, которые прочно обосновались в этом районе, так хорошо подходящем для их резиденции. Действительно, этот случай раньше был так известен, что мистер Кирк, до последнего выступления в Эберфойле, собрал материалы для своего эссе «Подземный и, для большинства людей, невидимый народ, прежде называемый эльфами, фавнами, фейри или аналогично»[181]. В этом трактате автор, «не сомневаясь», описывает фейри как своего рода астральных духов, нечто среднее между людьми и ангелами, говорит, что они имеют детей, нянек, браки, смерти и похороны, внешне они похожи на обычных смертных и в некоторых отношениях соответствуют им, что среди них есть отдельные духи, или двойники, простых смертных, существующих на земле. Мистер Кирк обвиняет их в краже молока у коров, в похищении, что более материально, беременных женщин и новорожденных у нянь. Средство от обоих случаев очень простое. Молоко не может быть украдено, если рот теленка, перед тем как ему позволят сосать, натереть определенным бальзамом, который легко приготовить, и женщина в родовых муках будет в безопасности, если в постель ей положить кусочек железа[182]. Мистер Кирк, рассказывая об этом, сообщает о больших железных рудниках на севере, лежащих рядом с местом вечного наказания, которые имеют запах, неприятный для этих «обаятельных созданий». «У них, — говорит преподобный автор,— чего никто не мог бы ожидать, много легкомысленных книг (рассказов и пьес), трудов розенкрейцеров, а также книг непонятного мистического характера, но нет Библии или работ по богословию». Эссеист упоминает о стрелах с эльфийскими наконечниками, которые чем-то похожи на «чертовы пальцы» и могут смертельно ранить жизненно важные органы, не пробивая кожу. Эти раны он, по его словам, сам видел у зверей и ощущал также смертельные рваные раны, которых не мог видеть.