- Тогда почему нервничаешь?
- Из-за глупых вопросов! И самочувствие плохое...
- Где болит?
- Да, нигде не болит, - Анна устало выдохнула.
- Помнишь я тебе рассказывал про Софи? - одно только упоминание этого имени скручивало Сержа изнутри. Анна увидела в его глазах болезненную тоску, которая словно доброкачественная опухоль остается, как последствие от разбитого сердца.
- Нет! Это не одно и то же! Я прекрасно понимала, на что иду и несколько проведенных ночей с Маркусом, это..., - Анна запнулась подбирая слова, которые наиболее точно опишет ее ситуацию. - Это как почесать место комариного укуса.
Серж не сдержал улыбку.
- Смотри, скоро до крови раздерешь это место.
- Это чистое физическое влечение, если тебе угодно! - не сдавалась она.
- Говори себе это почаще, дорогая! - копируя голос знаменитого актера, Серж продолжал источать скепсис.
- Этот комар тебя не туда укусил, - он улыбнулся еще шире, но улыбка вышла печальной. - Смотри, сердце свое не раздери своими почесываниями.
Анна почувствовала дискомфорт, когда обличала в словесную форму сокровенное. Но ведь это был Серж, он не такие подробности ее жизни знает. Но Анна чувствовала себя, будто первый раз пришла на осмотр к гинекологу. Природу своего отношения к Маркусу она упорно не хотела определять, но и отрицать очевидное было трудно.
- Значит, Ленгрем остается актуальным?
- Ох, Серж! Зачем ты про него напомнил! - вскрикнула Анна и отчаяние исказила ее лицо.
Серж опустился на колени напротив Анны и взяв ее лицо в ладони заставил а себя посмотреть.
- Чтобы твои сомнения не наросли, как снежный ком. Разбери тот бардак, который с недавних пор здесь творится.
Он ткнул указательным пальцем ей прямо посередине лба. После чего встал, набросал в корзину овощей и поднялся по лестнице, оставив Анну в глубоких раздумьях.
Через несколько дней выпал первый снег. Как всегда без меры, дороги замело на пол метра. Анна, как и раньше в детстве, испытывала бесценное чувство приближающего Рождества. Она обожала зиму, это волшебное время, когда с неба сыпал мягкий снег, укрывая холодную землю, которую жадные до ее соков деревья, кустарники, цветы и трава иссушали своими корнями. Белая пелена, которая радовала глаз, укрывала не менее потрепанную душу Анны, как в морозилке, застывали истерзанные чувства, сердце билось ровнее, а мысли обретали порядок.
До поездки в Портсмут, Анне удалось навести порядок не только в голове. Генеральная уборка малых масштабов, прошла и в ее личной жизни.
- Не уверен, что получится приготовить что-то путное на этом гриле. Одна надежда на духовые шкафы, - сокрушался Серж.
Гололед. Утреннее солнце слепило глаза и Анна сконцентрировалась на дороге. Форд синим пятном скользил в караване из шести машин. Впереди был Портсмут. Деньги пополнили счет Анны, как и было обещано через десять дней, после ее возвращения из Лондона.
Сумма, неприлично большая, лаконично была отпечатана в очередном отчете Верт. И была оформлена, как личные сбережения владелицы, переведенные со сберегательного счета в Цюрихе. Маркус подумал и про налоги. Личные средства не облагаются, а перечисленные со счета в швейцарском банке, они практически не давали шансов отследить их происхождение. Но счет на имя Анны Версдейл был действительно открыт, что означало только одно, Маркус Дэнвуд подделал все документы и даже ее личную подпись на доверенности, якобы на открытие им счета и его ведение, каким-то чудом. В Швейцарии не задавали личных вопросов, если суммы, которые проглатывали жадные банки были шестизначными.
Анна до сих пор не могла отделать от ощущения, что Маркус и вправду заплатил ей, будто за эскорт услуги. Ни одной попытки связаться, ни одного звонка, имэйла... Такому, как Маркус, наверняка, несложно было забыть провинциалку, которая мгновенно перестала представлять для него какой-либо интерес.
Да. Именно так, Анне было проще смириться и игнорировать зияющую дыру у себя в груди, которая разрасталась каждый день все больше и больше.
А потому небольшая смена обстановки, пришлась как нельзя кстати!
Дух приключений сочился из каждого слова, мысли и движения. Радиоприемник был включен на полную громкость. Кейт невпопад подпевала на заднем сиденье вместе с Дэнни. Серж переживал об уровне оборудования, на котором придется готовить. По его словам разница во вкусе еды, которую потребляли дети ежедневно и той, что предстоит им попробовать с его подачи, должна была настолько всех поразить, что…
А вот «что» именно, он не мог сформулировать. Всей командой пришлось отговаривать безудержного в кулинарии Сержа Ватисьера, не брать с собой половину кухонной утвари из «Бруно».
- Нельзя плевать на оформление! - орал он, когда Анна демонстративно расставляла обратно по полкам дорогущие тарелки, которые Серж упаковал и уложил в багажник.
Улыбку трудно было сдерживать. Сейчас он находился на соседнем сиденье и отвлекал от мыслей о человеке, образ которого стоял у Анны перед глазами едва ли не круглосуточно.
Анна исхудала и выглядела умиротворенной… С сердца был снят камень, который настырно шевелила совесть - Ленгрема она отвергла.
Родители неспроста звали ее на стихийное барбекю. Под прикрытием обычности и привычных традиций, радушия и заботы, проходила разведка, исходящая от отца и деда. К счастью или сожалению, в тот вечер среди близких присутствовал и Соэн. Анна всегда отличалась практичностью и бездушием к людям, которых приходилось во благо для них самих выбрасывать из собственной жизни и окружения. Хуже обмана как такового, она считала, была только ложь в чувствах и отношениях, что было очевидным по отношению к Ленгрему, после ее поездки в Лондон.
Трудно было признавать, но Анна чувствовала странное удовольствие, часто сопровождающее людей творящих возмездие. Но, о каком возмездии могла идти речь к «удобному» для нее Соэну? В этом моменте Анна запуталась и предпочла отложить заседание тараканов в ее голове, по данному вопросу «на потом».
Прибыв в тот знаменательный вечер в Чепкроут, Анна сразу заподозрила неладное, когда увидела отца. Наверное, такое олимпийское спокойствие, со следами радости на лице было только у Володи Тейтельбойма, когда скончался Пиночет.
Генри Версдейл – улыбался. Анна догадывалась, что отец информирован относительно ее способа привлечения спонсоров и мысленно приготовилась к «серьезному разговору». Но вместо этого она услышала редкостное - «что-то я за тобой соскучился!». Генри были чужды проявления нежных чувств. Нежности выдавались по праздникам вроде Рождества и Дня Рождения, а любовь к дочери присутствовала как бы по умолчанию, в прочем, как и к сыновьям, с которых периодически спускалась шкура за проделки.
Мать была в своем репертуаре и больше молчала, дед был нейтрален, Джон – молчал, а Соэн – неожиданен.
Когда Ленгрем, в красивом костюме, гладко выбритый и свежий, как утренняя газета, вышел из гостиной, Анна почувствовала легкую панику и подавленность. Лицу было приказано мило улыбаться, а интуиция сказала, что дело пахнет керосином, а не только запахом жаренных стейков, и попросила капельницу.
- Соэн, а ты здесь какими судьбами? – Анна расцеловала в обе щеки мужчину.
- Генри пригласил, - Ленгрем важничал и просто светился. – Но есть и еще кое что… Это сюрприз!
Анна сделала нужное удивленное лицо и с интересом стала ждать худшего. Что-что, а сюрпризы в стенах Чепкроута были похожи скорее на тот, что обрушился 6 августа 1945 году на Хиросиму.
- Ты уезжала на уикэнд куда-то? - зашел издалека дед, когда, рассевшись на диванах и креслах в гостиной перед ужином Версдейлы, потягивали ледяное белое вино с сыром.
- Да. В Лондон… Участвовала в рекламной акции. Маркус Дэнвуд попросил, - полуправда легко слетела с языка и показалась смешной.
- Очень интересно! - оживленно воскликнула Кларисса. – А в каком отеле остановились? Где были?
«Тепло ли ты одевалась? А это ничего, что мистер Дэнвуд женат?» - подобные вопросы матери придут в голову в последнюю очередь, в лучшем случае, подумала Анна.
Она мельком взглянула на Соэна – он излучал нордическое спокойствие.
«Что же вы все тут замышляете?»