Кажется, я влюбилась.

Угораздило же влюбиться в змея. Ай, ну и ладно! Зато какого змея! Мой змей — всем змеям змей!

Я не удержалась и хихикнула.

Ар повернулся:

— Что?

— Ничего, — сделала я честные глаза и посмотрела вниз.

Под нами были странные трехпалые бетонные конструкции, похожие на структуру молекулы. Они лежали друг на друге в живописном беспорядке. Но, наверное, так и было задумано. Почти хаос камней.

— Красиво здесь, — улыбнулась я.

— Да, здорово. Особенно, если, как сейчас, народу нет, — согласился змей.

Я понимающе кивнула. Судя по обилию граффити, это место — любимое у многих молодых людей.

— Надо будет Егору показать, — произнесла я, и улыбка стекла с губ.

— Что такое?

Ар нахмурился.

— Знаешь, мне так жаль Людмилу Григорьевну, — ответила я, поднимая мелкий камушек, лежавший рядом со мной, и кидая его в море. — Егор ведь здоров, как бык, а у нее нервы на пределе. Она не показывает, но ведь мать в такой ситуации просто не может не нервничать. Не знаю, что бы я сделала в такой ситуации…

— Лисён, ты же понимаешь…

— Понимаю, — кивнула я. — Но это все равно жестоко. Сама ситуация жестокая.

— Ответственность за эту ситуацию целиком и полностью лежит на плечах отца Егора, — твердо сказал змей и чуть крепче сжал мою руку. — В любом случае, лучше понервничать, а потом узнать, что сын здоров, чем обнаружить, что у него уши выросли, и всю оставшуюся жизнь провести в психушке.

— Я знаю… Надеюсь, его найдут.

Вздох вырвался из груди против воли.

Ар посмотрел на солнце, уже наполовину утонувшее в море.

— Через пятнадцать лет найти кого-то сложно.

— Сложно, — эхом согласилась я.

Да, пусть у общин, у диаспоры довольно внушительные ресурсы, но пятнадцать лет и совсем короткое знакомство с тем рысем… все равно я буду надеяться, что его найдут и отправят на самый тяжелый участок выработки. Было бы совсем хорошо, если бы он терзался самим фактом того, что у него есть замечательный взрослый сын, которого он не знает, но я все же не настолько сильно верю в сказки.

Я снова вздохнула.

Ар бросил на меня хитрый взгляд и произнес:

— Лись, взбодрись. Улыбнись.

Незамысловатая рифма и задорные искры в его глазах сработали.

Я рассмеялась.

Классный у меня змей, вот только еще бы он решил, что он действительно 'у меня', - совсем было бы хорошо.

Я прислонила голову к его плечу. Уютно. А море шептало что-то свое, только ему одному понятное. Ему, могучему и величественному, были безразличны сомнения и надежды одной маленькой лисички.

***

Людмила прошлась к окну, затем к кровати и снова к окну. Сегодня ей показалось, будто она видела призрака. Но она так больно отучала себя искать его в толпе… Наверняка глаза ее обманули.

'Что же делать? Что же делать? Что же делать?' — пульсом стучало в голове.

Резкими движениями выдернула шпильки из прически и бросила на стол. Те робко звякнули и беспорядочно рассыпались по поверхности. Женщина нервно взъерошила волосы и снова прошлась к кровати и обратно.

Тишину комнаты нарушил громкий стук. Горничные так не стучали. Незваные гости? Что им всем от нее нужно?!

Сжав кулаки, Людмила резко выдохнула, надела маску спокойствия и выдержанности и отправилась открывать позднему посетителю. Первым порывом было захлопнуть дверь перед носом мужчины, ожидающего ее за порогом. Не вышло. Он придержал створку, зашел в номер, не дожидаясь приглашения, и закрыл дверь на щеколду.

Звук пощечины раздался оглушительной вспышкой в гробовой тишине. Верхняя губа мужчины дернулась, как будто он хотел оскалиться, но удержался. Кулаки сжались и немедленно расслабились. Он будто впивался горящим взглядом в каждый сантиметр тела стоящей перед ним женщины.

Людмила снова занесла руку, но рысь перехватил ее раньше, чем ладонь повторно встретилась с его щекой.

Ее маска давно слетела. От спокойствия на лице не осталось ни следа. Глаза пылали гремучей смесью чувств, половину из которых она сама не хотела понимать. Людмила была в ярости.

Она попыталась выдернуть руку, но Ярослав держал крепко. В ответ на рывок он дернул женщину на себя и прижал к своему телу так тесно, что не прошло бы и лезвие. Людмила открыла рот, но полные гнева слова так и не слетели с губ. Рысь запечатал рот женщины поцелуем. Грубым, жадным поцелуем.

Она резко повернула голову, чтобы прервать контакт, и ударила свободной рукой по другой щеке. Звук вышел звонким. Третьяк сощурился. Глубоко в горле стал зарождаться рык. Ни одной женщине он не позволял подобного.

Людмила тяжело дышала и смотрела Ярославу прямо в глаза. Ее грудь, прижатая к телу мужчины, вздымалась так, что, казалось, верхняя пуговица блузки вот-вот оторвется. Рысь опустил взгляд. Проследив его направление, Людмила снова попыталась высказать все, что думает этому самоуверенному типу, и даже набрала побольше воздуха, но весь он с шумом вышел, когда мужчина наклонил голову и прижался губами к шее. Дорожка из поцелуев опускалась все ниже, прямо к злополучной пуговице, но оборвалась, когда Людмила запустила пальцы в волосы Ярославу, ослабившему хватку, и с силой потянула назад, намеренно делая больно. Отстранив его от себя, она посмотрела на него с вызовом… а потом резко подалась вперед и прижалась губами к его губам. Она с силой сжимала пальцы в его волосах в кулаки, ощущала, как его руки гладят и до боли сжимают ее тело, и едва сдерживала стоны.

В их поцелуе не было ни грамма нежности. Только алчущее исступление. Расстегнутая блузка полетела на пол. Уже не сдерживая прорывающийся рык, рысь быстрыми движениями задрал обтягивающую юбку-карандаш к поясу. Людмила с силой дернула пряжку, расстегивая ремень на его брюках. Несколько шагов, и шпильки слетели со стола вместе с бумагами. Торшер покачнулся, но устоял.

Когда в гостиничном номере снова воцарилась тишина, Людмила отвернулась от Ярослава. Тот отстранился и принялся натягивать брюки и приводить в порядок одежду. Женщина слезла со стола, оправила юбку и наклонилась за блузкой. Одевалась она быстро. Верхней пуговицы не оказалось на месте. Людмила чертыхнулась.

Звук ее голоса будто разбил вдребезги купол безмолвия.

Плюнув на поиски пропавшей пуговицы, она выпрямилась и обратилась к Третьяку:

— Зачем ты пришел?

— Предложить помощь с Егором, — ответил рысь, разглядывая женщину.

Растрепанная, в измятой одежде, с красными от поцелуев губами. Женственная. Манящая. Опасная. Ему следовало держаться от нее подальше. Всегда.

— Чудесно! И очень кстати. Но все же, как ты узнал?

Рысь нахмурился.

— Мы с Ростиславом Красноярцевым давние друзья.

— Я не чувствую себя виноватой, Алекс.

— Ярослав, — поправил он.

— Ярослав… — повторила она, успешно скрыв горечь усмешкой. Никакой он не Александр. Не Алекс, пусть она и звала его так. — Даже если бы у меня были твои контакты, я бы тебе не сказала. У тебя своя жизнь. Семья, дочь, возможно, уже и не одна…

— Одна.

— Не суть. У меня к тебе никаких претензий, — короткая пауза, после которой тон Людмилы немного смягчился. — Извини за пощечины. Нервы.

— Я тебя ни в чем не виню.

Рысь пожал плечами, снял пальто, положил на кровать и сел рядом.

— Значит, ты не против пойти со мной в клинику и поделиться образцами для анализов? — ловко перевела тему Людмила.

— Зачем? — Ярослав ощутимо напрягся.

— У Егора диагностировали, — она делала выдох и переступила с ноги на ногу, — уремический гипотиреоз. У него могут отказать почки. Им нужны образцы от отца.

— Почему от отца?

— Потому что мы несовместимы. Я не могу быть его донором! — вскинулась Людмила, а потом обессиленно опустилась в кресло и прикрыла ладонью глаза.

— Возможно, бояться нечего и лечение будет успешным, но если вдруг… Это может спасти Егору жизнь.

— Но ведь пока острой необходимости в пересадке нет, верно? И она может так и не возникнуть.

Людмила сощурилась.

— В чем проблема, Ал… Ярослав? Тебе сложно сдать пару анализов для своего биологического ребенка? Я же не требую тебя брать его к себе по выходным и знакомить с семьей! — обманчиво расслабленным движением она положила руки на подлокотники.

— Я не отказываюсь, Мила, — успокаивающим тоном ответил рысь.