— Нет. Насколько я знаю — нет.

— Возможно, имела место травма? Она тоже могла послужить толчком.

Вопросы, вопросы, вопросы… Ей хотелось выругаться. Так грязно, как только возможно. Она мать четырнадцатилетнего мальчика. Четырнадцатилетние мальчики не говорят о проблемах мочеиспускания или о травмах, если, конечно, это не открытый перелом. Возможно, этих проблем не было, а может, она упустила своего сына. Не заметила. Отдалилась. Может, он просто постеснялся ей сказать? Глупости! У Егора мозги в нужном месте, он не стал бы скрывать. Или стал бы…?

— Я не знаю. Егор не говорил, что его что-то беспокоит.

— Понимаю. Он подросток и вполне мог не придать значения. Но анализы четко выявили почечную недостаточность, которая в свою очередь повлияла на функции щитовидной железы. Течение болезни у Егора не совсем типичное. Пубертатный период и резкая декомпенсация почечной недостаточности вызвали приступ. Сейчас Егору назначены препараты для восстановления функций щитовидной железы и почек, но последние меня беспокоят. В данный момент острой необходимости в крайних мерах нет, но, если после процедур и назначений не последует улучшения, что возможно — показатели остаются на одном уровне, прогресса пока не наблюдается — придется делать пересадку.

Доктор Виргун жестикулировал кистями. Плавные ритмичные движения раздражали мельтешением.

Людмила шумно вдохнула и сделала медленный выдох.

— Я советую вам сделать анализ на совместимость и позвонить отцу Егора. Если вы окажетесь несовместимы, возможно, он станет единственным донором для вашего сына. Очередь — тоже вариант, но не факт, что если ситуация резко ухудшится, почка появится. А если и появится, она достанется первому в списке на пересадку.

— Я не могу позвонить отцу Егора, — Людмила потерла переносицу, заставляя себя концентрироваться на беседе, а не на мыслях, что ее сыну может грозить кома или что похуже. — У меня нет его контактов. В последний раз я видела его пятнадцать лет назад.

— Это существенно осложняет дело… — доктор ненадолго замолк и побарабанил пальцами по столу. — Но в вашем случае нам бы смог помочь специалист другого профиля.

— Какого именно? — поинтересовалась она.

Леонид Лаврентьевич придвинул к себе папку с края стола, раскрыл, из уголка достал визитку черного картона и протянул Людмиле.

Карточка гласила: 'Игнат Дубравин. Частный сыск' и номер телефона.

— Вы серьезно? — Людмила повернулась к врачу. — Хотите сказать, что разыскать отца Егора будет легче и дешевле, чем дождаться донорскую почку? Если она вообще понадобится. Я его мать. Наверняка я подойду.

— Поймите, донорский орган достается первому в списке. Случается, когда неотложные случаи передвигаются вверх в нумерации. Ваш сын, если произойдет то, чего мы боимся, сможет некоторое время жить на диализе. Но если в какой-то момент случится осложнение, мы можем не успеть ему помочь: органа, в нужное нам время, может просто не оказаться.

Людмила положила ладони на стол, как будто поставила точку, и ответила:

— Я вас поняла, но давайте мы будем решать проблемы по мере их поступления. Я сделаю тест на совместимость, а дальше будем решать, исходя из результатов.

— Как скажете, — снова кивнул доктор Виргун. — Но на случай, если понадобится помощь…

Людмила поднялась со стула.

— Надеюсь, что не понадобится.

Она не просто надеялась. Она знала. Так должно быть. Она мать. Она идеальный донор.

Людмила снова вздохнула и вернулась к столу. Последний раз проверить почту и спать. Точно спать. Электронный почтовый ящик встретил хозяйку извещением о новом письме. Из лаборатории. Результаты анализов.

Людмила на несколько секунд задержала дыхание, а потом открыла письмо. Много букв. Данные, данные, данные… Нужные ей слова были в самом конце.

'Не может быть донором для реципиента'.

Резким движением она захлопнула ноутбук. Не может быть! И что теперь делать? Возможно, лечение сработает и функции почек Егора восстановятся, но если нет? Ставить в очередь на пересадку? Диализ несколько раз в неделю? Постоянные ограничения, таблетки и больницы?

Людмила схватила сумку, лежавшую на полу под столом, и стала искать. Черный прямоугольник визитки. Одиннадцать цифр. Гудки.

— Алло, — спокойный голос из динамика не был сонным.

— Игнат Дубравин? Меня зовут Людмила. Мне нужны ваши услуги.

Безопасник не спал. Он знал, что мать рысенка позвонит. Дуал-медведь позаботился об этом: идеальная совместимость, благодаря ему превратилась в абсолютную невозможность донорства. Вопрос врачебной этики мерк перед грузом ответственности перед видом. Нервы одной человеческой женщины стоили безопасности дуалов. Спустя короткое время она узнает, что с ее сыном все хорошо — в медицине случаются и более необъяснимые случаи выздоровления. Но у него будут нужные сведения. А со сведениями он работать умеет.

Пятнадцатиминутный разговор с решительно настроенной матерью рысенка дал безопаснику факты. Их было немного, но предоставить их не мог никто, кроме нее. С момента встречи этой женщины и дуала прошло пятнадцать лет. Высокий, светловолосый, светлоглазый, предположительно Александр. Видовая принадлежность — рысь. Шансы найти наследившего были невелики. Такая работа. Придется съездить в родной город Егора, поговорить с главой тамошней общины — начать лучше с этого.

Людмила сидела на кровати и смотрела на нетронутый бокал вина на столе. Она не плакала, не двигалась, только смотрела вперед остекленевшими глазами. Что будет, если сыщик не найдет Алекса? Что будет, если найдет, но тот откажется становиться донором? В комнате предчувствием грозы повисло отчаяние. Людмила тряхнула головой, встала и откинула одеяло с кровати. Она будет решать проблемы по мере их поступления. Именно так и никак иначе.