Почувствовав чужую руку на своем плече, резко обернулась и уперлась взглядом в знакомую кожаную куртку. Я выразительно посмотрела на его ладонь. Ар все понял без слов, убрал ее с моего плеча, а я снова повернулась к музыкантам.

— Надо поговорить, — громко сказал он, чтобы я услышала, потому что музыка звучала довольно громко.

Вот как! Значит, теперь ему надо поговорить. А вот мне не надо! Мне уже ничего не надо. Я пританцовываю тут, вообще-то, и подпеваю.

Последнюю свою мысль и озвучила, удержав остальные при себе. И действительно стала подпевать знакомым строчкам: 'В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен…'

— Тома.

Я проигнорировала обращение. Какое еще 'Тома', когда у меня тут полная сцепка с песней, и я жду перемен?

Тогда Ар взял меня за предплечье, развернул к себе, перехватил за ладонь и повел прочь из толпы, бросив все то же 'надо поговорить'.

Когда мы оказались метрах в двадцати от музыкантов, рядом со скамейкой за палаткой с сувенирами, мои уши будто расслабились, все же громкая музыка — то еще испытание. Змей отпустил мою руку и вперился суровым взглядом мне в глаза. Я с вызовом вздернула подбородок.

— Что?

— И часто ты ночами гуляешь одна?

— А почему ты интересуешься? Я думала, для тебя больше не актуальна тема нашего с тобой общения, — огрызнулась я. — К тому же я не одна и сейчас не ночь.

Да, огрызнулась. Потому что мне было обидно. Сначала уходит без объяснений, потом перестает писать и звонить, а теперь стоит тут, весь из себя такой грозный и красивый, и душу травит!

— Я видел, как ты была с Игорем, — буркнул Ар, хмурясь еще больше.

— Да неужели! И что? Я с ним там прям у машины предалась плотским утехам, страстно припав к его мужественной груди, что ты так отреагировал? — вспылила я.

Нервы под хвост. Надо успокоиться, иначе будет сцена. Закатывать сцену не своему мужику — последнее дело. Так он своим никогда не станет. Кому нужна истеричка?

— Он к тебе прикасался. И я… Я вспылил, — хмуро произнес змей.

Вспылил? Приревновал, значит? Где-то внутри стал теплиться фитилек странно легкого чувства, и одновременно нарастало напряжение.

— И зачем? — гораздо спокойней поинтересовалась я, сложив руки под грудью. Куртка приятно захрустела тканью.

— Мне не понравилось, что он тебя трогает, — буркнул змей и резким жестом заложил руки в карманы.

— То есть тебе не понравилось, что делает он, а отдача, в итоге, прилетела мне. Слушай, Ар, я понимаю, что все мужчины по своей природе собственники, даже тогда, когда дело касается и нелюбимой женщины, но я не понимаю, что тебе от меня нужно. И вообще, зачем ты приехал? Честное слово, последнее, что я хочу от общения — это нервотрепку, мне ее и без того хватает.

С каждым словом во мне крепла уверенность, что змеище, стоящее напротив в раздражающе уверенной позе, трудится скрыть улыбку.

— Все сказала? — Ар иронично выгнул бровь.

— Все, — кивнула я и посмотрела в сторону освещенной площади в конце аллеи. Зачем мне вообще все эти разборки? Не понимаю, зачем он приехал?…

Поток мыслей прервался резко. Змей коснулся ладонью моей щеки. А как только я повернулась обратно, наклонился и поцеловал. Одно движение — и в моей голове воцарился вакуум. Все мысли испарились, будто их и не было. Я наслаждалась теплом и мягкостью его губ и шершавостью приятно царапающейся щетины.

Ай, будь, что будет. Может, у нас ничего и не получится, но он ведь действительно классно целуется. Довыяснить отношения можно и потом.

Я прижала ладони к его щекам и подалась всем телом вперед. Ар заурчал и крепко обнял меня за талию, не оставляя между нами расстояния. Взъерошив его волосы, соскользнула ладонями к плечам. Ох, ты ж, йожки-матрешки, какие плечи! Гладить — не перегладить. А если представить, какой рельеф наверняка образуют мышцы при должном напряжении — на слюну изойти не грех. Но не сейчас.

Ар целовал меня медленно, словно растягивая удовольствие, знакомясь. Мне нравились его уверенные движения, мне нравилось то, что он делает. Мне это так нравилось, что я не удержалась и прикусила его за нижнюю губу. Легонечко. В ответ на что змей рыкнул, и нежный, даже галантный поцелуй превратился в вихрь, перекрывший мне доступ к воздуху.

Мужики, конечно, те еще кадры, но конкретно этот я была готова распечатать и поставить в рамочку, чтобы любоваться каждое утро.

Когда Ар прервал поцелуй и посмотрел на меня, в его глазах сияли звезды. Что за мужчина — голова кругом!

— Поехали прокатимся? — тихо предложил он.

Я кивнула. Ни за что на свете не отказалась бы от предложения, сделанного этим змеем таким тоном.

***

На столе у самого окна, под теплым светом торшера, стоял лэптоп. Рядом с ним лежали бумаги: какие-то в файлах, другие — примятые или с загнутыми уголками, помеченные на полях черной пастой. Людмила откинулась на стул, запрокинула голову и зарылась пальцами в волосы, массируя кожу головы. Черные лодочки на высоком каблуке стояли рядом со столом. Юбка-карандаш и приталенная блузка не давали расслабиться. Утягивающие колготки стискивали ноги. Промелькнула мысль снять их к бесовой бабушке, но как только женщина снова выпрямилась, взгляд зацепился за очередную строку в документе, намерение было забыто. И так непростой ритм деловой женщины стал почти бешеным. Теперь, чтобы контролировать бизнес, ей приходилось гонять машину из одного города в другой. Каждый божий день. Накладки рабочего процесса и навалившиеся проблемы с сыном оставляли свои следы не только в голове и на самочувствии. Под глазами, замаскированные слоем корректора, залегли синяки. Морщинки тоже пробивались довольно решительно, увлажняющие и лифтинговые масочки их честно сдерживали. Пока. Но возраст не сдержишь.

Оторвать Людмилу от сводок смог только звук будильника. Пора ложиться спать. Утро деловой женщины всегда начиналось с чьего-нибудь звонка, нередко и в шесть утра. Поэтому напоминать себе, зарывшейся с головой в бумажки, фирменные бланки и текучку, приходилось о пользе здорового сна, а не о подъеме.

Потянувшись, она встала из-за стола и подошла к шкафу. Полка на уровне глаз. Бутылка красного полусухого. Бокал звякнул о столешницу. Людмила наполнила пустой сосуд и подошла к окну. Ночной город светил огнями чужих окон, безликих фонарей и фар машин. Она прислонилась к окну и позволила себе долго сдерживаемый, тягучий, долгий выдох. Сегодня был тяжелый день. Офис — дорога — больница — гостиница, а утром снова дорога.

Сегодня в больнице ей показалось, что сердце постарело. Лет на двадцать за один короткий миг.

Приглашение главного врача клиники, Леонида Лаврентьевича, в его кабинет разбудило плохие предчувствия. Мысль, что ее зовут для того, чтобы сообщить, что все хорошо, мелькнула и пропала. Такие вести приносят в палату.

Главный врач ее ждал.

— Людмила Григорьевна. Присаживайтесь, — сдержанно поприветствовал ее хозяин кабинета.

Когда врач твоего ребенка не позволяет себе улыбки — это плохой признак. Людмила кивнула и устроилась напротив Виргуна. Он кивнул в ответ, сцепил руки в замок, положил их на стол перед собой и произнес:

— Пришли анализы. Боюсь, у Егора уремический гипотиреоз.

— И что это значит? — уточнила мать пациента.

— Это значит, что у Егора серьезные нарушения щитовидной железы, спровоцированные почечной недостаточностью. При гипотиреозе очень часто проявляется психоневрологическая симптоматика: потеря памяти, дезориентация, зафиксированы даже случаи комы.

— Погодите, — Людмила подняла ладонь в предостерегающем жесте. — Почечная недостаточность? У Егора не было почечной недостаточности. Я бы об этом знала.

— Это очень хитрая болезнь, Людмила Григорьевна. Симптомы могут проявиться через несколько недель после возникновения причины. Или дней. Даже часов. Тошнота, рвота, бледность кожных покровов, отсутствие аппетита, отеки под глазами — вы говорили эти симптомы сопровождали заболевание Егора накануне его исчезновения, верно?

— Да, но это ведь могло быть обыкновенное пищевое отравление, разве нет? — она нервным движением провела пальцами по шее.

— Безусловно, — кивнул Леонид Лаврентьевич. — Интоксикация организма могла быть именно тем спусковым крючком, который запустил недостаточность. Бытовые яды или медицинские препараты могли быть источником интоксикации. Егор принимал какие-то таблетки?