— Ёжки — матрешки! — воскликнула я от неожиданности и выронила книгу. Та со звонким, как у пощечины, хлопком встретилась с полом. С той стороны двери ойкнули.

Ойканье прозвучало знакомо — за дверь заглянула Полина. В ее глазах вина смешалась с любопытством в процентном соотношении двадцать к восьмидесяти соответственно. Когда зайка увидела, кого именно приласкала дверным полотном, двадцать процентов растворились, будто их и не бывало.

— И чего врываться-то? — из вредности пробурчала я.

— И чего двери подпирать? — как ни в чем не бывало, ответила Полина, подмигнула, и, вооружившись широкой улыбкой, повернулась к ворону.

— Здравствуйте, Борис Игнатьевич!

— Полиночка! И вам здравия. Очень рад вас видеть. Очень! Чрезвычайно!

Златов лучился, словно ясное майское солнышко.

— У меня для вас великолепная новость. Чудесная! — широко улыбнулся он — Мне удалось найти ваш охран.

Зайкина улыбка померкла, а глаза загорелись каким-то непонятным светом. Я и Егор переглянулись и синхронно навострили уши.

Полина подошла к столу Бориса Игнатьевича и села на стул, а он, тем временем, стал копаться у себя в столе.

— Как я и предполагал, его отнесли в ломбард. Я знаю всех хозяев ломбардов в этом городе — работа обязывает, все же, мы вращаемся в одной сфере — вот и попросил шепнуть мне, если появится нужная вещичка.

Златов, наконец, перестал рыться в столе и вытащил на всеобщее обозрение замшевый черный мешочек. Я встала за спиной Полины, и не думая скрывать любопытство.

— Вот, — произнес он и положил мешочек на стол перед подругой.

Кажется, у зайки подрагивали пальцы, когда она вытаскивала из мешочка содержимое. Им оказался охран в виде заячьей мордашки. Удивительно милый.

— Борис Игнатьевич, — сказала Полина и осеклась. Шумно вдохнула, выдохнула и негромко прочистила горло. — Спасибо вам большое. Огромное. Спасибо!

— Ну что вы, Полиночка. Мы, дуалы, должны помогать друг другу, иначе в чем смысл?

Зайка улыбнулась и погладила пальцами охран. Пауза одобрительно улыбнулась, расправила юбку, норовя обосноваться в кабинете надолго, но тут активизировался Егор:

— А как же она по городу ходит без охрана?

Взгляды всех присутствующих переместись на него. Ответил Борис Игнатьевич:

— Что вы, Егор, конечно, я сделал Полине другой. Иначе сидеть бы ей под замком, а это негуманно.

— А-а-а, — протянул рысенок и переключил внимание на очередной инструмент, на который упал его взгляд.

Полина вздохнула. Судорожно. Тихо. Я положила ей руку на плечо. Не представляю, какие ее сейчас мысли гложут. Зайка вздрогнула. Обернулась и улыбнулась мне. Улыбка вышла кривоватой и как будто извиняющейся. Я только крепче сжала плечо подруги, вспоминая, как ей пришлось расстаться с охраном. Неприятная история.

Около полугода назад Полина возвращалась с работы. Ей пришлось задержаться после дневной смены, случилась накладка, так что возвращалась она довольно поздно. Обычная история: недалеко от ее дома девушку остановили трое парней в капюшонах. Продемонстрировав ножи, мужики приказали отдать все ценное, что есть, и не ерепениться, иначе отделается не только страхом. Зайка дурой не была и отдала и сумку, и телефон, и кольца без боя. Но ребята оказались недоверчивые — профессиональная деформация сказывалась, наверное — поэтому решили удостовериться, что больше у нее ничего нет. Потребовали расстегнуть пальто и наметанным газом приметили серебряную цепочку. Попеняв девушке на легкомыслие, грабители забрали охран и скрылись. Благо, вечер был холодным и ветреным: капюшон от пальто закрывал голову Полины, а полы прикрывали хвостик. Но я и представлять себе не хочу, что почувствовала тогда Полина. Одно движение — и кто знает, чем бы все закончилось? Что бы сделали грабители, увидев взаправдашние заячьи уши на голове у девушки? Нож под ребра — один из вариантов. Люди в состоянии аффекта способны и не на такое.

— Борис Игнатьевич, сколько я вам должна? — спросила зайка, сжимая в руке охран.

Хозяин кабинета посмотрел на девушку с умиленной снисходительностью во взгляде.

— Полиночка, ну что вы, право слово. Наш мир держится на взаимопомощи. Без нее мы — никуда.

— Но ведь вам пришлось заплатить… — не сдавалась зайка.

— Не пришлось. Хозяин того самого ломбарда кое-чем мне обязан, так что не переживайте об этом.

Ворон виртуозно владел интонацией, которой сейчас поставил ощутимую точку в обсуждении и вновь переключил свое внимание на рысенка.

Полина в последний раз погладила пальцами рельефную поверхность серебряной бляшки. Сняв с шеи цепочку со вторым охраном, она присоединила к нему найденный и, снова застегнув замочек, спрятала оба кулона в вырезе свитера.

Рысенок снова полностью оккупировал внимание Бориса Игнатьевича. Дуал-ювелир из общей мастерской, заглянувший от лица всего штата попрощаться до завтрашнего рабочего утра, смог вырвать только начальственный короткий кивок и 'конечно-конечно, да-да'. Смирившись с тем, что шапочный ювелирный ликбез, очевидно, затянется надолго, я устроилась рядом с зайкой и завела обычный в таких ситуациях разговор: 'как дела? — нормально, а у тебя?'

Полина долго болтать не могла, собиралась на свидание со своим пантером.

— Как у вас? Все хорошо? — поинтересовалась я.

— Да, знаешь, пока хорошо, — улыбнулась зайка. — А что там с твоим змеем?

— Нет у меня никакого змея, — буркнула я. — Он свой собственный змей. Вот пусть этим и наслаждается.

Разговор прервал рингтон вызова. Медсестра, обнаружившая во время обхода недостачу пациентов на метр квадратный, опасно вежливо просила вышеозначенного поскорее вернуться в больницу. Егор так увлекся, что совершенно забыл о времени. Борис Игнатьевич тоже оказался дуалом загорающимся, когда дело касалось любимого занятия. Так что, получив нагоняй от дежурной медсестры, мы стали собираться обратно в больницу.

Борис Игнатьевич вежливо решил проводить нас, попутно приглашая Егора заходить к нему еще и призывая подумать о посте подмастерья, если уж тому так интересно ювелирное дело.

Мы как раз вышли из кабинета, когда по ту сторону двери послышался звук разбившегося стекла, удар о пол чего-то тяжелого и оглушающий хлопок, сопровождавшийся световой вспышкой.

По ушам ударил пронзительный визг. Мой. Я как будто превратилась в гирю: не могла пошевелиться, только рот раскрывать и закрывать, чувствуя себя жертвой рыбалки.

Рысенок поморщился и неодобрительно прижал уши к голове. Полина, пусть и не матом, но выругалась. Обычно степенный Борис Игнатьевич рывком открыл дверь и забежал обратно в кабинет, в котором занимался пожар. Егор ринулся за ним. Пока Златов справлялся с огнетушителем, парнишка стал сбрасывать со стола бумаги, грозившие заняться разгорающимся огнем.

Ворон справился быстро, так что уже спустя несколько минут и следа от огня не осталось. Впрочем, как и от былого лоска кабинета. На стол смотреть было страшно: его неравномерно покрывали клочья грязно-белой пены, на полу валялись обгоревшие бумаги и скинутые Егором предметы.

Потолок украсился пятном копоти, в воздухе плавал едкий дым с терпким кислым привкусом. Запах в помещении забивал ноздри, напрочь отбивая нюх уже со второго вдоха.

Я посмотрела на разбитое окно. Окно угрюмо поблескивало светом фонарей в новоприобретенных гранях стекла. Прямо в центре ломаными линиями зияла дыра. В лицо подуло осмелевшим сквозняком. Я вздрогнула и поежилась.

Что это вообще такое только что произошло?

Убедившись, что угроза пожара устранена, Борис Игнатьевич повернулся и произнес:

— Вы втроем уходите отсюда. Через заднюю дверь. И побыстрее. Через несколько минут приедет охрана, а потом и полиция, и лучше, чтобы вас к этому моменту не было. Не хватало еще сейчас Егору встрять в очередное разбирательство.

Рысенок согласно кивнул, и мы все вместе отправились к черному ходу. Нам нужно было поскорее добраться в клинику и еще скорее убраться с места непонятного происшествия. Сердце в груди до сих пор тарабанило в ребра, как ненормальное.

Но до остановки мы дойти не успели. В неположенном для парковки и торможения месте, рядом с нами, остановился маленький зеленый фольцваген. Окно водительского сидения опустилось, и из проема выглянула белочка.