— Знаете, если бы я был последователем индийской философии, то с большой вероятностью предположил бы, что в прошлой жизни вы были испанским принцем Филиппом.
— С чего вдруг? — не понял Пётр Иванович.
— Ну он тоже любил пытки и жестоких женщин, — усмехнулся я. — Машеньку Тюдор, например…
— Негодяй. Да тебя не то, что на исповедь, отчитывать пора! Поедешь у меня в монастырь, как миленький!
— Ага, хотите меня в монастырь сдать, чтобы не мешал вашим планам по захвату мира? Что ж, и какое же мне имя взять? Акакий или Аксентий? Нет, дудки, а кто тогда будет петь соловьём при дворе? Кто будет услаждать царственные уши императрицы?
— Стефано и Доменико, как более вменяемые, — усмехнулся князь. — Да шучу я. А ты, как девка, поверил на слово!
— Вам на слово верить, что запросы на сервер на ассемблере писать! А лучше на машинном коде! Даёшь кошерные нули и единицы, на хрен слова, если можно ограничиться двумя состояниями напряжения! — совсем разозлился я, наплевав, что говорю для них бред.
— Как остроумно! Право же, замшелая латынь не лучший язык для выражения мыслей! — по-русски, чтобы не обидеть Доменику, прошипел князь.
Мы так и обменивались гадостями всю дорогу, князь каждый раз обещал дать мне затрещину, когда приедем в гостиницу, но Доменика изо всех сил старалась гасить конфликт. В последнее время мои отношения с предком заметно испортились, а за несколько часов, с редкими перерывами, в замкнутом пространстве так и вовсе обострились все негативные эмоции. Грустно и неприятно осознавать, что родной и близкий человек медленно превращается в весьма опасного конкурента и вот-вот дорвётся до того, за что я боролся всё это время. Более того, было видно, что моё упрямство и чувство собственника на фоне неадекватного с точки зрения нормального человека того времени поведения, явно раздражали Петра Ивановича, который, по всей видимости, уже пожалел, что связался с «нашим братом».
Вечером мы подъехали к мелкому населённому пункту, в котором планировалось остаться на ночь. К этому моменту напряжение в карете возросло до предела и, если бы не великий дипломат Кассини, то дело бы закончилось гражданской войной.
Небольшая сельская гостиница, в которой нам предстояло остаться на ночь, оказалась тем ещё «генератором багов», то есть обыкновенным клоповником. Но уж какая есть, главное, что нашлись целых четыре комнаты — три для «пассажиров» и одна — для «экипажа», а также место для лошадей в конюшне. Отдельный vip-номер с одной кроватью и окнами на помойку оприходовал себе князь, меня же заселили со Стефано, поскольку за весь день мы оба вынесли всем мозг — как сказал Пётр Иванович: «Один говорит много и не по делу, а второй — редко, но такое скажет, что хоть святых выноси». Комната с камином и окнами на улицу досталась нашим девушкам, и они не были против. Хоть Паолина пока не была в курсе истинной сущности Доменики, но зато знала о предпочтениях мнимого «виртуоза», поэтому могла не беспокоиться за свою девичью честь.
Мы по-быстрому поужинали в столовой, находившейся на первом этаже, после чего князь закрылся у себя в апартаментах, я остался в комнате читать очередной учебник из сундука Стефано, сам же Стефано отправился в комнату к девушкам играть в фанты. Вскоре в дверь робко постучали, и я почему-то сразу догадался, кто.
— Ты уже была у дона Пьетро? Или всё-таки снизошла до меня, дабы мы вместе к нему наведались?
— Прошу, Алессандро, Сащья, — со слезами обратилась ко мне Доменика, пришедшая навестить своего вредного и ревнивого жениха. — Не надо так, я всё понимаю, ты всю жизнь прожил в другом мире. Но я знаю. Знаю это общество изнутри. Эти иерархии, которые тебе, о мой наивный друг, неизвестны!
— Скажи честно, — строго спросил я. — Кого ты хочешь — меня или князя? Скажи, я ничего не сделаю, но я умру если меня обманут!
— Ты дурак! Идиот! Кретин, Алессандро! — воскликнула Доменика, набросившись на меня с кулаками. — Да как ты мог подумать, что меня можно купить за красивые платья и украшения?! Ты… считаешь меня продажной? Да? Одной из… тех? И поэтому, о, как я не догадалась, предложил надеть панталоны под платье? Да ты просто дерьмо, Алессандро!
— Доменика, ты что? — тут я совсем испугался и лишь нежно обнял возлюбленную. Она ещё полчаса назад, собираясь ко сну, вновь надела тёмно-синее платье на голое тело и тем самым соблазняла меня на… На что? Я даже представить не мог. Но мои надежды были далеко впереди. — Пойми, я не хотел тебя обидеть. Но мне больно наблюдать за тем, как мою возлюбленную пытаются увести прямо у меня из-под носа! И кто! Человек, которому я обязан своим появлением на свет! А учитывая этот мощнейший напор, свойственный человеку Петровской эпохи, мне поистине становится страшно, что он просто возьмёт тебя штурмом, как несколько лет назад наши взяли крепость «Орешек»…
— Не беспокойся. С таким «орешком» справится, разве что, Щелкунчик, — усмехнулась Доменика.
— Откуда ты знаешь, как меня называли в детстве? — удивился я. — Ведь это прозвище дала мне мама, намекая на то, что я — детище Петра Ильича, тёзки великого композитора.
— Прости, я не знала. Вот это совпадение. Просто когда я была маленькая, мне очень нравился этот балет. Особенно, «Вальс цветов».
— Да, это классика, меня тоже в детстве водили на балет. Но только я там ничего не понял…
— Надо восполнять пробелы, — усмехнулась синьорина Кассини. — Вернёмся в наше время, обязательно сходим.
— Доменика, — с грустной улыбкой я вновь обхватил её за плечи и нежно прижал её к себе. — Ты даже представить себе не можешь, как я люблю тебя. И как… хочу, хоть это и звучит странно в моём исполнении.
— Я знаю, Алессандро. Поверь, тебе не надо ничего доказывать. Я представляю, на что способны «виртуозы». А ты ещё прекраснее. Не такой женственный и манерный, как они, и не такой грубый мужлан, как твой достопочтенный предок. Ты… настоящий мужчина.
— Перестань. Я ничтожество. Князь тебе это докажет, во время вашей первой ночи после нашей с тобой свадьбы, — с горькой усмешкой ответил я.
— Теперь ты понял, почему я хотела сбежать? — с укором посмотрела на меня Доменика.
— Похоже, я понял это слишком поздно. На тот момент я пребывал в эйфории и даже подумать такого не мог. Но побег — не лучший выход. Надо стоять до последнего, а если уж проигрывать войну, то с честью. В конце концов, даже если придётся сдаться…
— Сдаться? — возмутилась Доменика. — Так вот, что я скажу. Ни за что. Я не хочу этого. Не желаю, ненавижу. У меня в юности был опыт с полноценным мужчиной, который ничего не дал мне! Ничего, он просто удовлетворил свои низменные потребности за мой счёт, даже не спросив, хочу я этого или нет! Я не хотела говорить об этом тебе, чтобы не огорчать и не разочаровать. Прости, Алессандро.
— Всякое в жизни бывает. Я ведь тоже мало на что способен, не уверен, что смогу стать для тебя хорошим мужем.
— Алессандро, — Доменика поднялась с кровати и положила руку мне на плечо. — Пойми, я ведь не требую многого. Поверь, ведь я люблю тебя. Только тебя!
— Наверное, как сестра любит брата, — вновь с болью в голосе отозвался я.
— Нет. Не может братское чувство вызвать столь недостойные и грешные помыслы, с коими я борюсь до сих пор. Или ты не слышал тех слов смятения, которые нечаянно вырвались из моих уст, когда я увидела тебя обнажённым? Поверь, этого вполне хватило, чтобы потом ты каждую ночь являлся во сне и… после чего я по несколько часов, в одной рубашке, босиком, стояла на каменном полу на коленях, со слезами читая молитву раскаяния.
— Что ты такое говоришь?! — опешил я. — На холодном полу несколько часов! А потом — здравствуй, цистит и прочие проблемы с почками? Ну зачем?
— Затем, что я страдаю от запретного чувства. Но я принимаю эти страдания, ибо Господь так наказывает меня за моё недостойное поведение.
— Любимая, не надо страдать. Ведь скоро наши чувства перестанут быть запретными. Мы обвенчаемся и будем всецело принадлежать друг другу.
— Если позволят, — с каким-то странным выражением лица заметила Доменика.
— В каком смысле? — не понял я. — Уж не думаешь ли ты… — тут меня внезапно осенило. — Оставайся пока здесь, а я пойду проясню некоторые вопросы, которые уже давно меня интересуют.