— Мирра, ты не спала всю прошлую ночь, иди-ка отдыхать. Завтра еще много битв, много разломов.

Она улыбнулась ему, приподняв голову.

— Хорошо, командор. Если вы настаиваете.

Она встала и сделала шаг от костра.

— Твоя палатка там, давай проведу. Я проверил, одеяло есть, ты сможешь хорошо отдохнуть. Доброй ночи, — командор откинул полог палатки и протянул ей зажженную лучину.

Она послушно вошла в полумрак, озаренный единственной лучиной. Прислушиваясь, она понимала, что он стоит здесь, совсем рядом с ее палаткой, он не решается ни войти, ни уйти. Она уже хотела выйти и пригласить его, когда услышала скрип снега под удаляющимися шагами. Он так и не решился. Она огорчилась, но мягкие лапы сна уже обнимали ее, она уже не могла противиться и, потянувшись, она сладко зевнула и потушила лучину.

Утром, он нашел ее у костра, она уже с кем-то смеялась, над очередной шуткой. С кем-то обсуждала способы приготовления завтрака, а еще один робкий юноша, выслушивал от нее наставления о том, как завоевать любовь какой-то девушки. Увидев Калена она приветливо махнула ему рукой и сказала своему ученику в делах амурных:

— Главное, не веди себя, как командор, ему-то это идет, а вот ты с таким… достоинством не сможешь себя вести, только посмешищем станешь. Лучшая тактика, мой юный друг, это честность. Не стоит надеяться на нашу женскую смекалку, если она нужна тебе так и скажи ей, честно и открыто, расскажи, что ты чувствуешь, о чем ты думаешь, как ты не можешь сомкнуть глаза без нее. Скажи ей правду… Все станет проще. Быть может, ты зря печалишься, и она тоже испытывает к тебе что-то, просто ждет от тебя первого шага.

Все время пока она говорила это, она смотрела не на юношу, а в голубые глаза Видящего, стоящего совсем рядом. Она говорила не юноше, она пошла на хитрость и сказала, все, что хотела сказать, но так, чтобы и у него, и у нее оставались пути к отступлению. Он понимал, что все это было сказано только для него, но легче от этого не становилось. С каждым днем ему становилось все хуже, нужно было спешить. Боль становилась все сильнее, обат действовал все меньше, ее близость сводила с ума, недоступное блаженство. Он не мог ее не видеть, и не мог быть рядом. Он не смел к ней прикоснуться и жаждал этого больше всего на свете. Он растерянно отвернулся от нее, обратившись к одному из Видящих с обсуждением предстоящих передвижений.

После легкого завтрака, их небольшой отряд отправился завершать начатые дела. Теперь все было проще, мелкие разломы поддерживали мелких же демонов. В отряде было двое новичков Видящих, путешествующих вместе со своими наставниками, и еще один опытный Видящий, равный Калену мастерством. И пятеро обычных солдат. Для таких сил не составляло труда справиться с мелкими демонами. За второй день мы закрыли все разломы в окрестностях Лоринга. Теперь жителям деревни и штабу Хранителей ничего не угрожало. Можно было возвращаться. После закрытия последнего разлома, было решено сделать еще один привал с ночевкой и уже утром выдвигаться в Лоринг.

Разбили лагерь, поставили палатки для ночлега и, разбившись на пары, отправились на охоту, всем хотелось отпраздновать такую быструю и чистую победу, хоть и маленькую, но все же победу. Кален вызвался сопровождать Мирриэль. Они углублялись редкий лесок, у подножия горы. Неторопливым шагом они шли по мягкому снегу. Они опять были только вдвоем, наверное, больше такого шанса им не выпадет. Им так много надо было сказать друг другу, но никто не решался сказать первое слово. Они шли в тишине. Солнце уже пряталось за вершиной горы, мир погружался в сумерки. Они не выслеживали зверя, они просто шли подальше от всех, от людей, от Видящих, от друзей и врагов. Несколько часов уединения, даже без слов, даже без надежды, просто им было нужно это время. Едва заметная тропа вывела их на небольшую поляну, усыпанную белым снегом. Они застыли в нерешительности, было кощунством оставлять свои следы на этом белом покрывале. Они стояли так близко, друг к другу, что слышали дыхание.

— Командор, — она прикоснулась к его руке, — скорее всего, мне придется отправляться в свой путь, когда мы вернемся в лагерь. Наверняка Энель уже придумала мне задание и скорее всего даже не одно.

— Скорее всего, Мирра, так и будет. Ты стала хорошим воином, отлично справляешься с луком и кинжалами. Мы научили тебя основам, мастерство придет с практикой, как это ни печально, но тебе придется много практиковаться.

— Кален, это все, что ты хочешь мне сказать?

Она стояла лицом к нему, заглядывая ему в глаза. Она все еще сжимала его руку в своей ладони.

— Это действительно все, командор? Больше у тебя нет никаких слов для меня?

Сколько слов у него было. Сколько было невысказанных опасений, сколько было надежд, сколько было мечтаний и желаний. Но он лишь смотрел ей в глаза и молчал.

— Мирра, я хочу только напомнить тебе одно слово. Для тебя и меня в этом слове заключается весь мир, Мирриэль. Ты помнишь это слово?

— Никогда… Но это неправильно, Кален. Так не может быть. Ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, только так, Мирра, никак иначе. Мой долг, я не могу рисковать выполнением своих обязанностей. Я Видящий, я должен делать свое дело, под моим началом тысячи людей, их жизни зависят от моих решений, ты понимаешь? Это мой долг, я не могу им пренебрегать. А твои чувства, они будут меня отвлекать, Мирра, я не смогу сосредотачиваться на важных делах, я буду думать только о тебе, я не могу себе этого позволить. Никогда.

Он держал ее за плечи, сжимая их стальной хваткой. Бездонные глаза.

— Хорошо, Кален. Пусть будет так. Но…

Она прикоснулась холодной ладонью к его щеке.

— Но, пусть это будет чуточку позже? Несколько минут, Кален, они ничего не изменят для тебя, а мне они дадут что-то очень для меня важное, командор. Забудь это слово на несколько минут… всего несколько минут… всего один поцелуй…

Ее рука нежно гладила его лицо, изумительные глаза молили о пощаде, молили о милости, всего несколько минут. Запах ее тела затуманивал разум, бурный поток сдерживаемых долгое время эмоций разламывал плотину, выстроенную командором… Несколько минут… один поцелуй… Его рука отпустила ее плечо, дотронулась до нежной кожи шеи. В голубых глазах вспыхнул огонь страсти. Он привлек ее к себе. Глаза смотрят в глаза, останавливается сердце, замирает в груди. Она приподнимается на кончики пальцев, чтобы дотянуться до его губ. Одной рукой он все еще держит ее за шею, а другая рука обнимает ее за талию, привлекая все ближе. Жар, исходящий от его тела, обжигает ее через одежду. Его губы, такие горячие, таки жадные, такие страстные прикасаются к ее губам. Земля уходит у нее из-под ног. Он приподнимает ее, одной рукой, чтобы ей не приходилось стоять на цыпочках. Ее руки ложатся на его широкие плечи. Как обезумевший от жажды путник припадает к источнику, так же они не в силах были оторваться друг от друга. Он ставит ее на землю, его рука приглаживает ее волосы, другой рукой он все еще прижимает ее к себе, боясь отпустить, боясь потерять, боясь, что это сон… Время замерло в тот момент, когда их губы слились в поцелуе, замер вечерний лес, ни шороха, ни звука, даже гуляка ветер не нарушал этой неестественной тишины.

— Мирриэль, — шепчет он, отрываясь от ее губ.

Он прижимает ее к себе, страсть ищет выхода и он припадает губами к ее щеке, покрывает лицо поцелуями. Горячие губы прикасаются к шее, оставляя на ней огненные отпечатки губ. Она запрокидывает голову, позволяя ему продолжать, и в звенящей тишине вечернего леса, легкий вздох слетает с ее губ. Он прикасается губами к ее губам, заглушая тихие стоны своими поцелуями.

— Нам пора остановиться, — тихо шепчет он, все еще обнимая ее. — Я боюсь, что еще немного, и я уже не смогу сдержаться, я и так уже держусь только на силе воле, и единственное что меня удерживает это холод снега, Мирриэль. Это совсем плохо окончится. Я молю тебя, не мучай меня больше.

Яркие глаза пожирают ее. Он едва сдерживается, и она это понимает.

— Кален, я… образно сказал про несколько минут, я не ограничиваю тебя во времени… я ни в чем тебя не ограничиваю. Я… хочу… быть с тобой, Кален…Я…