Стив вышел и буквально через несколько минут вернулся.

— Никто не отвечает.

— Ну, и что. Он где угодно может быть: в больнице, в банке, в спортклубе.

— А что, в больнице нельзя трубку взять?

— В некоторых больницах не так уж хорошо с рецепцией. Мы же не знаем, где он.

— Он мне вчера обещал быть здесь.

— Обещал — значит придет. Он же не обещал тебе не опаздывать. Операция многочасовая, успеет он еще насмотреться. А может в больницу его девушке позвонить?

— Как позвонить? Мы даже имени ее не знаем. Когда, он говорил, их выписывают? Может сейчас?

— Не помню. То ли сейчас, то ли завтра утром. Алекс знает.

Стив почувствовал, что им овладевает беспокойство, тревога, которую, как бы он себя не успокаивал, какие бы логичные доводы сам себе не приводил, не проходила. Мандраж, лихорадочное возбуждение, которое с каждой минутой только усиливалось, становилось бесконтрольным. Стив просто не мог взять себя в руки. Смятение не желало его отпускать: что-то случилось! Что-то плохое. Десять часов, Майкл выходил в коридор и отсутствовал довольно долго. Все, больше Стив ждать не мог, ему просто необходимо было узнать, что там с Люком происходит. Если он в бассейне… хорошо, черт с ним. Лишь бы все было в порядке. Майкл не успел усесться на свой стул перед большим, висящем на стене монитором, как Стив тронул его за плечо и сделал знак, что им вдвоем надо выйти. «Боже, что он от меня хочет? Ну, выходил я на какое-то время, это мое дело! Все-то Уолтеру надо контролировать. Лучше бы за Дорсье следил. Я-то здесь уже с пол-седьмого утра. Но Дорсье он конечно и слова не скажет… Дорсье у нас неприкасаемый…» — Майкл знал, что ничего этого он Стиву не выскажет и молча вышел вслед за ним в коридор:

— Майкл, ты сегодня сюда на машине или на скутере приехал?

— На скутере. А что?

— Вот и хорошо. Быстрее будет. Тебе надо будет съездить в одно место.

— Какое место? Я хочу операцию наблюдать.

— Майкл, доктора Дорсье до сих пор нет. Я очень волнуюсь. Мы все волнуемся. Ты заметил, что его нет?

— Ну, нет. Его и на работе два последних дня не было. Мало ли чем он занят.

— Нет, Майкл. Он обещал мне сюда приехать, но не приехал.

— Вы ему звонили?

— Звонил. Телефон молчит, включается машина.

— Он просто трубку не берет, пошлите ему текст. Текст он прочтет.

— Уже посылал. Ничего… ты сейчас к нему поедешь домой и все узнаешь. Я не хочу этого обсуждать. Надо ехать!

— Почему я?

— А кто? Мне доктора Найори послать? Или самому сбегать? Что за дикий вопрос!

— Давайте подождем.

— Нет, я больше ждать не буду. Езжай сейчас же. Это много времени не займет. Оттуда мне позвонишь. Вот его адрес.

Категорично, как всегда. И спорить бесполезно. Майкл молча кивнул и пошел в раздевалку. Доставая из шкафчика свою одежду и шлем, он и сам начал волноваться. Даже для Люка это было слишком. Он бы так или иначе позвонил Стиву и предупредил. Майкл уселся в седло, выехал на шоссе и пригнувшись к рулю, сильно превышая скорость, лавируя между машинами, помчался по адресу. Спина обтянутая черной кожей, черный наглухо закрытый шлем. Таким Майкл себя любил: не человек, а мощная сокрушительная машина, летящий в пространстве болид. Люк жил в Таусоне.

Стив пытался сосредоточится на действиях Алекса. Ближе к полудню первый этап операции завершился, из лаборатории доставили орган и сейчас вторая бригада готовилась начать его трансплантировать. Самое для них для всех главное… но Стива настолько заклинило на мыслях о Люке, что он почти не видел, что происходит в операционной. Украдкой поглядывая на Роберта и Риоджи он понимал, что их тревога тоже была почти осязаемой. Лицо Натальи оставалось бесстрастным. Если она и беспокоилась о Люке, то никак не давала им этого понять. «Как же хорошо она собой владеет. Я так не умею и учиться не хочу» — Стив ждал звонка Майкла, но тот почему-то не звонил. А может и звонил. В тамбуре они все без телефонов.

— Иди, Стив, сам Майклу позвони, уже больше часа прошло. Вообще, выйди в коридор. Нечего тут сидеть. Иди. — Роберт гнал его наружу.

Стив встал и поймал полный презрения взгляд Натальи, как бы говорящий «да, плюньте вы все на этого Люка, много ему чести…». Стив вышел в холл, проверил свой телефон: ни одного пропущенного звонка. Где же этот чертов Майкл! В конце коридора был небольшой кафетерий и Стив решил подождать там. Звонок! Наконец-то! Стив нажал на кнопку приема. Заготовленная фраза «что ты так долго не звонил…» застыла у него на губах.

— Доктор Уолтер! Я звонил Люку в дверь, никто мне не открыл. У них в доме консьержка, представляете… она сказала, что доктор Дорсье вчера пришел довольно поздно, но еще никуда не выходил. Понимаете?

— Ну? Может она не заметила?

— Она не могла не заметить. Все жильцы проходят мимо нее. В общем…

— Постой, а с какого часа эта женщина на работе. Может Люк очень рано вышел из дома.

Стив нарочно перебивал Майкла, отдаляя от себя то, что ему предстояло услышать. Но больше ждать было нельзя:

— Ну? Говори. Что там?

— Я вызвал полицию и в присутствии офицера консьержка открыла дверь. В общем… доктор Дорсье умер.

Стив молчал. Он ждал чего-то такого, но теперь растерялся. Майкл, не в силах выносить эту повисшую паузу, заспешил с подробностями, которые в сущности уже не имели никакого значения:

— Он, видимо, умер во сне. Лежал раздетый на кровати. Офицер вызвал следственную бригаду. Мне здесь находиться?… Ждать?… Я, получается, обнаружил тело. Что мне потом делать?

Стив опомнился.

— Да, побудь там, пока ты им нужен, а потом приезжай сюда. Мы вместе решим, что делать.

Интересно, что это они решат… что сейчас можно решить? Ага, формальности, похороны, оповещения, надо сообщить его девушке. Связаться с полицией, с руководством программой в правительстве, федеральном бюро, Центром здравоохранения. Все конечно будет официально, с сообщениями в прессе, международным резонансом… Вот еще что… надо всем сказать, сказать команде. Как это он скажет? Люк Дорсье, мол, умер, скончался во сне. А может и не во сне. В общем, нет с нами больше Люка, вот так, ребята.

Операция шла своим чередом, никакой возможности сообщить о случившемся Алексу не было, да они ему все равно бы ничего не сказали, совесть надо было иметь, человек и так напряжен сверх всякой меры. Узнает вечером. Сейчас все члены команды, наблюдающие за операцией, уже знали новость.

Второй этап операции проходил не так гладко, как первый: Алекс отвел трансплантат влево, тщательно перевязал вены надпочечника, впадающие в нижнюю полую вену, но когда она уже была выведена почти на всем протяжении от диафрагмы до поперечных вен, и Алекс свободно проводил пальцем позади нее, одна из вен надпочечника сильно закровила. Кровь отасасывали, микрохирург снова сшивал, даже в тамбур вылилось страшное напряжение, которое царило в операционной. На экране, показывающем лица хирургов, — на него никто особо и не смотрел, — все увидели, как по лбу Алекса катились капельки пота. Он стоял у стола уже 6-ой час.

И все-таки каждый из членов команды время от времени вспоминал о Люке. Он не пришел на операцию, он умер и никогда не узнает, как все проходило, и если все-таки операция будет успешной, и их трансплант заменит все функции удаленной печени, Люк не порадуется победе. Почему сегодня ночью, лучше бы завтра… тогда бы он успел насладиться достижением, он бы участвовал в триумфе, он как никто умел праздновать. Праздники были его стихией, его особым умением.

Когда без десяти семь вечера Алекс в изнеможении, с серым от усталости лицом, вышел из операционной, ожидая поздравлений, ему никто не пожал руки… Люди прятали от него глаза и глухо молчали. «Что это с ними? Все же нормально… неужели им нечего сказать? С ума что ли все сошли?» — Алекс вопросительно посмотрел на Наталью. «Алекс, Люк сегодня ночью умер.» — короткая, лишенная эмоций фраза, произнесенная Стивом, прозвучала сухо и невозмутимо, и от этого показалось особенно страшной. Алекс сел на ближайший стул и опустил голову на руки. Ни единого вопроса, Алекс вообще ничего не сказал. Может у него просто не было сил ни на что реагировать.