— Я поняла. А теперь я хочу, чтобы вы мне объяснили, почему жизнь ювеналов для вас оказалась непривлекательна?

Вот как она повернула разговор… я покажу, почему я против ювеналов, но за геронтов. Да, не против я ювеналов, я — за, но это просто не для меня. Почему, не для меня? Вот что ей интересно услышать. Ясно, ясно…

— Отвечу просто: быть ювеналом прекрасно… относительно короткая жизнь, полная свершений, во всем блеске своих возможностей и здоровья, смерть без старости и медленного угасания, но для меня тут есть два существенных «но». Во-первых, по складу своего характера мне трудно было бы исповедовать философию Эпикура, земные радости не то, чтобы меня не привлекают, но они не могут заполнить сколько-нибудь серьезно мою жизнь. Я не думаю, что удовольствия здоровой юности стоят того, чтобы рано уйти из жизни. И еще… скажу честно, мне невыносимо жить, сознавая, что придется умереть на пике своих возможностей. Старость готовит к уходу, небытию, а тут не будет никакой подготовки… Натуралы тоже могут скоропостижно скончаться, но они совершенно не ждут такой смерти, а ювеналы знают, что так и будет. Меня это пугает и кажется неприемлемым.

— Ладно. Поговорим о вашем решении. Видели ли вы когда-нибудь геронтов, чья жизнь ничем особенным не заполнена, они просто долго живут, старятся, делаются никому ненужными…

— Да, видела. Но это не мой случай. Мне 25 лет, а у меня за плечами докторская степень. Я уверена, что моих научных интересов и творческих планов хватит на долгую жизнь.

— А почему вы, Ребекка, уверены, что будете работать до глубокой старости, то-есть в вашем случае… до конца. Вам не приходит в голову, что в какой-то момент вас ожидает почетная отставка, назовем ее пенсией, и вам придется чем-то заполнить очень большой кусок жизни. Для людей, привыкших занимать высокий пост, это часто невероятно трудно. У вас есть хобби?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, вы чем-то серьезным любите заниматься? Коллекционирование, путешествия, кулинария…

— Нет, у меня нет хобби.

— Вот видите.

— Я буду работать, сколько смогу.

— Охотно верю, но жизнь не состоит только из работы. Легко ли складывается у геронтов их личная жизнь? Давайте об этом поговорим. Вы, ведь, не замужем?

— Нет, не замужем, и это хорошо, потому что я, полюбив мужчину, сразу ему скажу, что я геронт, и он решит, стоит ли связывать со мной свою жизнь. Если бы я была замужем, мой муж вынужден был бы принимать решение в обстоятельствах, от него не зависящих, он не был бы до конца свободен.

— Да, вы правы, но тут, как вы понимаете, есть другая опасность: вы уже геронт, а тот, кого вы любите, например, ювенал, или решил быть ювеналом. Вступили бы в такой ситуации в брак? Подумайте об этом сейчас.

Плохой вопрос, он приходил Ребекке в голову много раз. Он молодой и красивый, а она — «старушка-не-спеша», Алекс сейчас такое переживает. Ты делаешься для любившего тебя мужчины, стыдной обузой, совсем не соответствующей ни его образу, жизни, ни его менталитету, ни его юной внешности.

— Может и вступила бы, ведь, когда наступит время возрастного несоответствия, можно развестись.

— Не упрощайте, Ребекка. Вы проживаете с мужем значительную часть жизни, у вас общее прошлое, привычки, традиции, возможно дети… и вдруг начинать все сначала? Это нелегко, для кого-то невозможно.

— А что, разве нет случаев, когда геронты имеют за свою жизнь по две-три полноценных семьи?

— Бывают. Но сейчас не стоит мыслить в категориях статистики, которая вам, как специалисту, без сомнения известна. Подумайте о себе, не обобщайте. Вы видите лично себя во втором, а то и в третьем браке? С определенного возраста приспособление к другому человеку протекает все труднее. Это не секрет.

— Не думаю, что мне бы захотелось вновь выходить замуж, если бы мой муж оказался ювенал, и нам бы пришлось расстаться.

— Хорошо, что вам понятно значение этой проблемы. Рассмотрим вариант, когда ваши близкие по каким-то своим причинам отказываются становиться геронтами. Понимаете ли вы, что постепенно остаетесь в вакууме: вокруг вас умирают любимые вами люди: родителей хоронить, как бы жестоко это не звучало, естественно. Но геронту приходится хоронить мужа, или мужей, детей, друзей, коллег. В какой-то момент человек сознает, что он — один. Он для себя единственная компания, потому что… те, кто его окружает — уже люди более современные, другого поколения. Геронту часто очень некомфортно жить. Теряется связь поколений, потому что они отстоят друг от друга слишком далеко. Я прошу вас об этом задуматься.

— Я думала.

— Хорошо. Приведите мне три примера, когда пропасть между вами и другими людьми делается очень широкой. Для каждого случая постарайтесь объяснить, что вы будете делать. К этому надо быть готовой.

— Ладно. Мои правнуки меня мало знают и плохо понимают, а главное, я им почти безразлична, воспринимаюсь как чужой человек. Тогда… я стараюсь изучить их интересы, а если это не поможет… я пойму и устранюсь из их жизни.

Другой пример: мой муж — ювенал, а я — геронт, тогда, если он захочет, я его отпущу… даже, если мне это будет тяжело. Ну, и наконец… я работаю с натуралами и ювеналами… у нас так в команде. Что я могу сказать? Дружба наверное невозможна, но сотрудничество получается плодотворное, разница в возрасте не мешает, ну, или почти не мешает работе.

— Звучит правильно, но, понимаете ли вы, Ребекка, что вам сейчас 25 лет, есть ли у вас действительно ясное представление, как вы себя будете ощущать в 125? Надо делать поправки.

— Ну, а как я могу прогнозировать свое поведение? Мне кажется, что я буду вести себя так, как я сказала, но на самом деле все может происходить по-другому. Это просто предположение, сделанное на основе моего сегодняшнего опыта. Точнее предсказать не получится.

— Не получится, я просто хочу, чтобы вы себе представляли, насколько это непросто, какие могут быть трудности, некоторые из которых вообще не удастся разрешить.

— Вы хотите сказать, что я буду жить в клубке неразрешимых проблем?

— Поймите, Ребекка, жизнь после вакцинации настолько удлиняется, что смещаются все значимые в ней акценты. Например, пресловутый кризис среднего возраста наступает возможно только после 60-ти, человек замедляется в принятии важных, ведущих к переменам, решений, только потому, что ему некуда спешить. Неспешность приводит к притуплению амбиций: зачем соревноваться и побеждать, если большинство соперников и так отпадут. Просто надо задумываться о том, что многие аспекты жизни геронтов еще очень мало изучены.

— Во времена первых вакцинаций все было изучено еще меньше, если не сказать, совсем не изучено. И люди принимали эту неизвестность.

— В том-то и дело. Они не знали и соглашались, как бы с закрытыми глазами, а мы кое-что знаем. Знаем то, что жизнь геронта состоит из проблем, и они остаются с человеком до конца жизни.

— У всех есть проблемы.

— Да, но у геронтов они специфические, еще мало, я повторяю, изученные.

— Правильно. По мере развития возрастной психологии, их будут изучать все глубже, но так или иначе у каждого геронта будут свои, нетипичные проблемы.

— Не будем говорить, Ребекка, о нетипичных, поговорим и том, что уже описано. Например, усталость. Геронт — очень долго пожилой, потом старый, и наконец совсем дряхлый человек. Как бы медленно не деградировало здоровье, оно все-таки ухудшается, многие болезни переходят в хронические, почти не поддающиеся лечению. Они мешают жить, человек мирится с ними, борется, но это борьба делается все более утомительной. К боли привыкают, но это смотря, о какой боли речь. А вдруг она делается невыносимой? А жизнь все длится, даже тогда, когда ее качество уже ниже разумного предела.

— С геронтами это происходит редко. Вакцинация дает возможность жить в относительном здоровье.

— Правильно, редко, но происходит. Вы никогда не спрашивали геронтов команды, как они себя чувствуют, какие у них недомогания?