По дороге в отделение Алекс настроился на деловой лад: сейчас он всех еще раз, теперь уже последний, посмотрит, встретится с анестезиологом, нет ли в его плане каких-то изменений. Не должно, но он привык заранее знать даже о мельчайших подробностях своей операции. Наталью не увидит, она, наверное, была там с утра, а теперь ушла. Вчера он не хотел с ней встречаться, но сейчас понял, что не отказался бы ее увидеть. Хватит уже бегать от этой женщины, как безнадежно влюбленный мальчишка! Стыдно это, недостойно его.

В отделении за ночь ничего нового, к счастью, не произошло. Алекс справился у сестры по-поводу наличия крови для переливания. Лучше сто раз проверить… Все Натальины подписи уже стояли, анализы готовы… Алекс посмотрел последнюю ЭКГ… в норме. Нечего удивляться… мужик еще не старый. Так, так… антациды назначены, бета-блокаторы… завтра ранним утром введут М-холинолитик, антигистамины… Алекс подошел к больному.

— Здравствуйте. Сколько мы об операции с вами разговаривали, а она уже завтра. Готовы?

— Конечно.

— Вот и хорошо. У вас есть ко мне вопросы?

— Ко мне пустят жену и родителей?

— Формально это не возбраняется, но я бы вам не советовал. Вы сейчас особенно чувствительны к инфекции, а при контакте с людьми опасность заражения резко повышается.

— А вдруг я их больше не увижу?

Ну, что же… мужик отчасти прав. Такая вероятность всегда есть. Только этого им завтра не хватало. Но… мало ли… он на его месте тоже хотел бы видеть близких.

— Ну, это вы зря так. Увидите всех, может уже завтра к вечеру. Но, если встреча с семьей поможет вам морально подготовиться, конечно, пусть придут… только ненадолго.

Больной благодарно кивнул и откинулся на подушки. Было видно, что настроение у него вовсе не подавленное, несмотря на «последнее прости» с родственниками. Парень явно надеется на благополучный исход, но все равно тревожится. Кто бы не тревожился. Если бы он знал все камни преткновения в ходе операции, он бы вообще с ума сходил… хорошо, что не знает. Завтра с утра он увидит больного только мельком. Пока будет работать анестезиолог, ему делать будет особо нечего.

Алекс довольно бегло посмотрел остальных и вышел в холл, где находился его временный кабинет. Он включил компьютер, посмотрел еще раз все истории и принялся мысленно прогонять в мозгу ход завтрашней операции: гепатэктомия… удаляем старую печень. Потом реваскуляризация трансплантата — новую печень прицепляем… и последний этап — реконструкция желчеотделения. Звучит как «проще пареной репы», но в том-то и дело, что есть нюансы. Там у мужика пять карцином, печень малоподвижна, трудно ее будет двигать, и потом… не стоит исключать портальную гипертензию: сращения и венозные коллатерали… начнет кровить. Время уйдет на остановку кровотечения, возмещение кровопотери. А у него на этот этап три-четыре часа, самое большее — пять. Зайдем из билатерального субкостального разреза передней брюшной стенки, можно еще один маленький вертикальный разрез сделать в проекции белой линии до мечевидного отростка.

Алекс не замечал, что разговаривает с собой вслух и даже немного двигает пальцами. Он сидел, уставившись в экран компьютера, где высвечивался схематичный рисунок-слайд операционного доступа. Губы его шевелились, хотя сами слова никто бы, кроме самых узких специалистов, не разобрал. Вот Наталья бы его прекрасно понимала…

… рассекаем круглую серповидную, левую коронарную и треугольную связку… перевязываю элементы малого сальника… там посмотрим… будем нижнюю полую вену сохранять или нет… если сохраню, то важно удачно аккуратненько обнажить ее позадипеченочный отдел… Алекс говорил то «я», то «мы», мысленно представляя около стола свою бригаду… сразу выделю его со всех сторон до устьев почечных вен… а то, хрен потом трансплант посадишь… и там надо очень аккуратненько легировать… не сделать лимфорею. Потом будем возиться с печеночно-двенадцатиперстной связкой. С артериями еще труднее… вдруг у него обнаружится, хотя на скане я этого не видел… ну, а вдруг… найдем артериальную ветвь от верхней брыжеечной артерии… пузырный проток пересеку, оба его конца свяжу… вот почти и все… начнется подпеченочный период… орган их хваленый уже конечно принесут. Тут волноваться не надо. Он уже там у них готовенький. Тут можно было бы Наталью пригласить, пусть поработает, я же знаю, ей хочется. Нет, никаких Наталий, только мои люди. Это не игрушки. Наталья хирург, но я никогда ее в работе не видел. Может и смогла бы, но рисковать я не собираюсь.

… Кровотока по нижней полой вене не будет… проведем шунтирование… ребята мои на насосе… вольем кровь в верхнюю полую вену через левую аксиллярная…

Алекс щелкнул мышкой и принялся рассматривать слайд порто-бедренно-аксиллярного шунтирования в беспеченочном периоде.

Господи, я уже к тому времени устану, а там еще начать и кончить… конь не валялся. Алекс не отказался бы сейчас от чашки крепкого кофе, но выходить в кафетерий ему не хотелось, хотелось мысленно довести операцию ко конца, не отвлекаясь. Он прокручивал в своем сознании завтрашнюю пересадку и чувствовал, как все больше и больше утомляется. К концу операции, а это 10–12 часов, не меньше, он будет, как выжатый лимон. Вся бригада дико устанет, а он больше всех. Наталья будет смотреть все на мониторе, вся бригада за ним станет наблюдать, он просто не может им в этом отказать. Но одно дело на мониторе, а другое дело у стола. Что тут сравнивать! Если все пройдет хорошо, можно что-нибудь придумать вечером.

Впрочем будут ли у него силы на это «что-нибудь»? Сегодня надо как следует выспаться. Сейчас он поедет домой и начнет отдыхать. Хоть бы соседский газон уже был подстрижен! Почему так устроена жизнь: у него завтра 10–12 часов непрерывного тяжелейшего труда на ногах, а не повезет, так и все 15-ть, а у соседа… газон его тупой. Каждому свое! Алекс устало улыбнулся и поехал домой, прекрасно понимая, что усталость после операции, проведенной мысленно, не идет ни в какое сравнение с тем, как он будет себя чувствовать завтра вечером, когда больному закроют брюшную полость, поставят дренажи и отвезут в послеоперационный зал.

Наталья позвонила ему, когда он был за рулем. Долгожданный звонок, на который он давно уже не смел надеяться. Она хочет его видеть. Почему? Так… соскучилась, устала, имеют же они право перед завтрашним днем расслабится. Сколько раз Алекс мечтал об этом, но сейчас у него было смешанное чувство: радость, почти эйфория, и вместе с тем тревога, смешанная с раздражением… встреча с Натальей не даст ему как следует отдохнуть, он будет не в форме, слишком устанет и начнет делать ошибки… почему именно сегодня вечером, когда он через пару часов пообещал себе пойти спать… почему не потом, когда все было бы сзади. Неужели Наталья не понимает, чего ему завтрашняя операция будет стоить? Понимает, да только ей, как обычно, все равно. Она хочет его, Люка наверное еще больше хочет, но Люку сейчас не до нее, а он… всегда готов и она это знает. Ей-то хорошо говорить, не она завтра простоит за столом в лучшем случае 12 часов… Что ей сказать? Отказаться? Объяснить, что он был бы счастлив, но только не сегодня…? Эти мысли пронеслись в голове Алекса за долю секунды. «Да, Наталья, конечно. Где? У тебя? Сейчас?» — другого ответа она и не ждала. «Позвонить что ли Мегги, сказать, чтобы не ждала к ужину?… Да ну ее… обойдется» — Алекс на первом же перекрестке развернулся и направился к Натальиному дому.

Наталья открыла ему и было видно, что она сама только что откуда-то вернулась. Оживленная, веселая, шумная:

— Ну что, ты готов?

— Да, что мне готовиться? Сама знаешь, сколько я таких операций провел.

Вот зачем он хвастается, пытается скрыть свое напряжение? Он ведь на самом деле готовился, просматривал слайды, мысленно проходился по всем этапам операции, мучился, стараясь увидеть все возможные риски, терзался вполне обоснованными страхами. Наталья бы его, как никто поняла, ей ли не знать, где могут быть проколы… вдруг это случится… вдруг то… Но, нет, хорохорится, показывает, что ему все нипочем, что он… «одной левой»… Многолетняя привычка скрывать перед операцией свои страхи, опасения, что что-то пойдет не так, и он не сможет все выправить, совершит ошибку, которая станет началом конца. Нельзя никому этого показывать. Никому? Перед Натальей-то зачем выпендриваться, она же «своя». Пристрастился играть «героя». Это неистребимо.