Изменить стиль страницы

Его слова, все они, навалились на мою грудь. Я не могла вдохнуть.

– Это слишком много для одного человека, не говоря уже о шестнадцатилетнем мальчишке, на которого это выпало, – я поднялась на локте, моя грудь упиралась в грудь Шейна, когда я посмотрела ему в глаза. – Как ты пережил это, Шейн?

Скажи мне. Научи меня. Потому что я все еще борюсь.

Его рука приподнялась, прислонившись к моей щеке, большой палец скользнул по моей нижней губе.

– Выживание – это легкая часть. Все, что требовалось, это не умереть, остальное зависело от удачи.

Я дрожала.

– Что самое сложное?

– Отпустить свой гнев. Не тратить каждую минуту на отстранение себя от всего. Жить, по-настоящему жить.

Воздух между нами был наэлектризован. Каким-то образом мы вышли за пределы аварии. Вот как работает горе. Ты можешь валяться в нем безумно долго, но при этом смеяться, или танцевать, или кричать.

– Что еще? – спросила, нуждаясь в том, чтобы Шейн признал эту связь между нами.

Он сделал это, его лицо сжалось от напряжения.

– Это то, что происходит между нами. Заботиться о тебе. Открыться тебе. Я не хочу, Делэни. Когда ты уйдешь, я потеряюсь. Снова.

Я моргнула от бушующей в его глазах бури.

– Я никуда не собираюсь, Шейн.

По крайней мере, не сегодня.

Шейн набросился на меня с сомнением.

– Ты уверена? Теперь ты знаешь правду, мою правду. Я не тот парень, которым ты меня считала.

Я быстро вдохнула, мне был необходим кислород. Шейн доверил мне свои секреты, а я до сих пор не могу выдать свои.

– Нет. Это не так. Ты намного лучше.

Он остановил пьяного водителя, прежде чем я набралась смелости позвонить «9-1-1». Он полетел повидаться с братом, а я все еще пряталась от отца. Шейн был храбрым, а я нет.

Хриплый хохот разорвал воздух.

– Почему?

На мгновение мне захотелось все ему рассказать. Мою историю. Мою боль. Мою ложь.

Я открыла рот, исповедь вертелась на кончике языка. Пока я не посмотрела в глаза Шейну и не затолкала ее обратно. Она закрутилась у меня в животе, там, где ей самое место.

В отличие от последнего раза, когда у меня было искушение сказать Шейну правду, когда мне не приходилось сдерживаться, потому что я не доверяла ему.

Но это был момент Шейна. Он был достаточно храбр, чтобы поделиться со мной своей уродливой историей. Вывалив свое собственное дерьмо, я бы уменьшила ее значимость.

Для человека, который жил в центре внимания, Шейн держал очень много в темноте. Сегодня он зажег свечу. Только для меня.

Я хотела отдать этому должное.

Или, может быть, я просто искала предлог, чтобы задержаться в своей тьме.

Потому что, если бы он узнал, что я сделала, то смотрел бы на меня так же?

Проведя ладонями по сильной челюсти Шейна, я накрыла его лицо ладонями, желая стереть скептицизм, уставившийся на меня.

– Потому что ты настоящий. И сегодня ты честен, – я поцеловала его в поджатые губы. Поцелуй не вернулся. Мое сердце екнуло, и я откинулась назад. – Давай жить дальше, Шейн. Только мы, только сегодня. Оживай со мной.

Золотые искры в его глазах заполыхали. Его рука изогнулась вокруг моей головы, впиваясь в мои волосы.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты неотразима?

– Нет, – простонала я, пока Шейн сдерживал дыхание от своих губ.

– Только я?

Моя грудь вздымалась от торжественного хрипа в его голосе.

– Да. Только ты, Шейн. Только ты.

Чувственная улыбка растянула его полные губы, зрелище более прекрасное для меня, чем даже восход солнца.

– Все верно, – прошептал Шейн. – Моя девочка.

Шейн

Когда кайф от выступлений начинал пропадать, появлялся соблазн сохранить это ощущение любыми средствами, которые были под рукой. Выпивка, таблетки, девочки. Все они были частью жизни в дороге, и из-за них было больше, чем парочка туров, которые я едва помнил.

Секс, наркотики и рок-н-ролл.

После того, как я открылся Делэни, следующие несколько шоу прошли в тумане, но не потому что я все время был в хлам. Если я не был на саундчеке, на сцене или в спящем состоянии, то каждую минуту тратил на пожирание Делэни. К моменту, как я выходил из-за кулис и обнимал ее, у меня не было интереса ни к чему другому. Я стал избегать тусовок после шоу, но сегодня был день рождения Лэндона.

Неохотно я выпутал себя из рук Делэни, отодвинулся от ее сладких-сладких губ.

– Пошли, пора поднять тост за именинника.

Зеркало висело над ее головой, и, увидев отражение своего лица, я был поражен выражением на нем. В силу необходимости я усовершенствовал свой образ рок-звезды хищным взглядом, который использовал во время съемок в журналах, или польщенным, но не заинтересованным, когда встречался с фанатами. Но на данный момент я не носил ни одного из них. Я выглядел... счастливым.

Я отвернулся, потер лицо ладонью. Должно быть, игра света.

Все еще потный после шоу, я быстро принял душ, прежде чем отправиться с Делэни в помещение для встреч, где проходила вечеринка после шоу по случаю дня рождения уже была в полном разгаре.

Как только мы вошли в комнату, я понял, что это было ошибкой. Едкие нотки кокаина витали в уже пьянящем от восторга и смеха воздухе. Девушки, носящие больше губной помады, чем одежды, лакали шампанское, парни зажимали бутылки пива или тумблеры, наполненные лучшим «Джеком Дэниелсом». Моим любимым. Лэндона и ребят было легко заметить. Они были посреди комнаты, окруженные нетерпеливой, шумной толпой. Три цыпочки висели на Лэндоне, их позиция собственническая и высокомерная, победительницы из рядов группиз требовали свой приз. Я зацепил флюте с вином для Делэни и бутылку пива для себя, сражаясь с тягой к «Джеку». Может быть, я и мог бы сделать несколько глотков, но понимал, что отказаться потом от дорожки кокса станет намного сложнее. Одно приведет к другому, и еще куче всего после этого. В конце концов, все закончится таблетками.

Осознавая, что вся эта троица были в пределах досягаемости, я почувствовал покалывание в задней части шеи. Горло пересохло, ладони зачесались.

– За самого уродливого ублюдка, который когда-либо садился за барабаны, – сказал я, звякнув пивом со множеством бутылок и стаканов. – На твой день рождения я подарю тебя огромную установку, чтобы скрыть твою морду от наших поклонников, пока они не перестали приходить на наши концерты.

Голова Лэндона откинулась назад, и из него вырвался смех.

– У меня есть кое-что побольше, придурок, – нетерпеливая блондинка схватилась пальцами за его джинсы, Лэндон не сделал ничего, чтобы остановить ее.

Я притянул Делэни к себе, зная, что единственный комплект, который она увидит сегодня, это мой.

– Да, да. Валяй. Уверен, что никто здесь не будет фотографировать твой член или что-то еще.

Сделав свое фирменное подмигивание, Лэндон наклонил горлышко своей пивной бутылки на меня.

– Не беспокойся об этом, братишка. Я отправлю фотку твоей девушке лично. Убедись, что она ничего не упустит.

Если бы я не любил его, то вырвал бы яремную вену из его шеи.

– Сделай это, Лэнди, и я прослежу, чтобы ты подавился им, – в прошлом у нас были общие цыпочки, и он совершенно ясно выразил свой интерес к Делэни.

Я не виню Лэндона за его интерес, но Делэни под запретом.

Мои глаза скользнули к ней, чтобы посмотреть, как ее губы смыкаются вокруг тонкого стекла, делая маленький глоток.

– Давай выбираться отсюда, – прорычал я.

Делэни была полностью моей.

* * * 

Нас ждала машина, недалеко от небольшой орды фанаток, собравшейся за веревками. Я слышал их крики сквозь стены, пока мы шли по подземным туннелям, ведущим к выходу: «Я люблю тебя, Шейн! Ты перевернул мой мир, Шейн!». Отвращение скривило мои губы. Девушки, которые выкрикивали такие вещи, должно быть думали, что я хотел это услышать, обещали эмоции, которые вроде должны что-то значить, но они не знали меня. Они слушали мои песни, не вслушиваясь, смотрели на меня, не видя.