Но мой страх произошел из-за большого количества желаний. Боязнь разочарования. Ужас утраты. Снова.

У меня вообще был инстинкт самосохранения? Очевидно, нет.

Потому что все мои инстинкты взбрыкнули и накинулись на Шейна.

Кто конкретно он такой?

Каждый раз, когда я думала, что выяснила это, он показывал мне другую сторону, представлял новую часть, о которой я даже не догадывалась.

Шейн был как пазл из тысячи кусочков, купленный на гаражной распродаже. Шансы на то, что все части находятся в коробке были невелики, и даже если я медленно и кропотливо буду собирать головоломку, то не уверена, сформируют ли кусочки целую картину с обложки или будут просто кучей несогласованных сегментов, как бы сильно я старалась. И все же сдаваться было немыслимо.

Как ни странно, многое из того, что я обнаружила, напомнило мне... меня.

Я не могла сказать, что от этого я стала больше понимать Шейна.

Или себя меньше.

Я приехала в Лос-Анджелес не для того, чтобы найти себя, за чем - это делали многие другие. Что это значит «найти себя»? Я знала, кто я такая. По крайней мере, три года назад.

Нет. Я приехала в Лос-Анджелес, чтобы потерять себя. Забыть, кем была, чего хотела, во что верила.

В этом сумасшедшем городе я была еще одной официанткой. Это была идеальная работа. Потому что была в ожидании начала новой жизни.

А потом Пайпер узнала меня, познакомила с Тревисом, и я встретила Шейна Хоторна.

Вчера вечером не было ничего найдено.

Речь шла о поиске.

Не себя. Не даже Шейна. Но поиске чего-то, чтобы снова начать верить.

И это было приятное чувство. Действительно приятное.

Шейн

Опустив бейсбольную кепку на лицо, я притаился в элегантном вестибюле жилого дома в верхнем Ист-Сайде. Я подкупил швейцара, который не был особо взволнован присутствием татуированного незнакомца в рваных джинсах и кожаной мотоциклетной куртке, брошенной на диван. Униформа пожилого мужчины была идеально выглажена, туфли блестели, седые волосы на голове пострижены. Определенно не фанат «NothingbutTrouble».

Спустя почти два часа я, наконец, заметил лицо, которое было мне также знакомо, как и мое собственное, несмотря на то, что я не видел его более десяти лет.

– Гевин, – выкрикнул имя брата, слоги прокатились через мою стиснутую челюсть.

Он резко остановился на отполированном мраморном полу и повернулся ко мне, узнавание распространилось по его лицу.

Вырвавшись из неудобной обивки, я встал.

– Наверное, надо было сначала позвонить.

– Не знал, что у тебя есть мой номер телефона, Шон, – его голос был ровным.

Я проглотил комок в горле. Никто не называл меня так годами.

– В наши дни довольно легко найти кого-то. Если приложить хоть каплю усилий.

Гевин проигнорировал не очень тонкую колкость.

– Хочешь зайти? – он говорил медленно, держа руки по сторонам, как будто боялся, что громкий шум или внезапное движение отпугнут меня.

Я заколебался, затем покачал головой.

– Нет.

– Итак... – Гевин выдавил слово, выжидательно глядя на меня, – ...что я могу для тебя сделать?

Намек на непокорного младшего брата, которым я когда-то был определил мое отношение – смесь робости и упрямства.

– С чего ты решил, что я здесь, потому что чего-то от тебя хочу?

Он показал на лифты, ресепшн.

– Если все, что тебе нужно, это воссоединение, то публика ни к чему.

Мои нервы были словно рваные джинсы, в которых я пришел. Просто скажи это.

– Я хочу нанять тебя.

Гевин моргнул несколько раз подряд, как будто пытался понять мое объяснение.

– Ты мог бы позвонить для этого. Или зайти ко мне в офис.

Я ухмыльнулся моему брату.

– Пресса была бы в восторге. Шейн Хоторн нанимает лучшего адвоката по уголовным делам, – быстрая вспышка гордости проскользнула по лицу Гевина. Отлично. Он должен гордиться. Гевин всегда был самым умным в нашей семье. Много лет назад я поставил на его имя оповещение в «Google», и на мой ящик регулярно приходили ссылки на статьи о делах, которые он выиграл, награды, которые он получил. Он сделал все это, не убежав, не солгав о себе. Гевин, может, и отказался от меня, но я никогда не переставал наблюдать за старшим братом.

– Справедливое замечание. Хорошо, считай, что я нанят. Почему бы тебе не подняться ко мне домой? Мы можем обсудить твое дело...

– Нет. Это не только для меня. Это для одного моего друга. Отца одного моего друга. Ты все еще возьмешься за него?

Между бровями Гевина собралась глубокая борозда.

– Ты никак не связан?

Кто-то вошел через вращающуюся дверь, поток прохладного воздуха подтолкнул мои волосы к моим глазам. Я убрал их.

– С делом – нет. Только с девушкой.

Гевин опустил портфель, его глаза смотрели на мои.

– Она важна для тебя?

– Да. Очень, – мой ответ был мгновенным, автоматическим.

Я не дышал, пока он не ответил.

– Окей. Напишите мне детали, и я сделаю это дело приоритетом, – вручил мне свою визитку.

То, как Гевин произнес эти слова, с уверенной искренностью, подтвердило мое решение приехать сюда.

– Спасибо, Гев.

Выражение его лица смягчилось, когда я так инстинктивно произнес прозвище.

– Как думаешь, мы смогли бы наверстать упущенное в один прекрасный день? Давненько не виделись.

– Конечно, могли бы.

Тишина колебалась между нами, смешиваясь с невысказанными обвинениями и неудовлетворенными ожиданиями. Мой брат скептически кивнул.

– Как насчет сейчас?

Сейчас? Нет. Слишком рано.

– У меня завтра шоу в Лос-Анджелесе. Мне надо вернуться в аэропорт.

– О, конечно, – Гевин наклонился, чтобы поднять портфель, но прежде я увидел складку разочарования на лбу.

Я сделал шаг к двери, но передумал.

– На самом деле, самолет зафрахтован, так что я могу остаться на некоторое время. Ну, знаешь, если ты свободен, – прижимая руки к карманам темных джинсов, я покачивался на каблуках, задержав дыхание.

Знакомая улыбка Гевина согрела меня изнутри. Он махнул рукой в направлении лифта.

– После вас.

Через несколько минут я рухнул в ближайшее кресло в просторной гостиной Гевина и оглядел его квартиру.

– Хорошее место. Ты проделал долгий путь, да?

Он приподнял свою бровь.

– Не такой длинный, как ты.

Победой в этом конкурсе был холодный комфорт. Наедине с ним спустя много лет, я решил не терять время.

– Ты бросил меня, – мой голос был разбит волнением и болью.

Гевин поморщился, как будто мое обвинение ударило его как удар по почкам.

– Мне пришлось. Я не мог там оставаться, даже ради тебя. Не все из нас рождаются с талантом, как у тебя. Я знал, что это только вопрос времени, прежде чем ты многого достигнешь. Если я хотел чего-то добиться в жизни, мне нужно было уйти из дома.

Я фыркнул. Мой успех был далеко не гарантирован. Я мог с таким же успехом петь за мелочь в переходе, а не собирать стадионы.

– Так вот как ты успокаивал себя все эти годы?

Гевин недоверчиво откинулся назад.

– Боже, Шейн. Ты был почти подростком, когда я ушел. К тому времени отец редко был рядом, и даже когда был, ты отлично знал, как его избегать.

Челюсть отвисла.

– Думаешь, меня волнует наш дерьмовый отец? Что меня беспокоит, так это то, что ты знал об аварии. Ты был моим ближайшим родственником, я дал больнице твой номер, прежде чем меня отпустили. А ты так и не появился.

– Мне сказали, что ты в порядке. И я вернулся домой в следующие выходные.

Я взорвался.

– Да, со мной все было прекрасно. Да я долбаный счастливчик! Но они сказали тебе, что я убил кого-то той ночью? Они сказали тебе, что моему лучшему другу повезло меньше, чем мне? – мне стало плохо. – Калеб умер, Гев. Он, мать твою, умер, а ты даже не вернулся домой. Где тебя черти носили?

Гевин сглотнул.

– Я учился в юридической школе, работал на трех работах, чтобы оплатить обучение. Я едва мог позволить себе аренду, не говоря уже о билете на самолет домой и выходных. И нет, они мне не сказали. Сообщили только, что ты попал в аварию, но все в порядке. Тебя не пригласили к телефону, поэтому я не мог с тобой поговорить. Ничего не знал о случившемся, пока не приехал через несколько дней, но к тому времени ты уже свалил.