«Ты постоянно, о людей владыка, так говоришь, как будто радости, что в сердце у тебя, даёшь исход. От этих слов твоих моё все сердце любопытством полно.
И если мне возможно то услышать, скажи, что значит это восклицанье, государь? О тайне ты не стал бы говорить открыто, и потому я обращаю свой вопрос к тебе».
Царь бросил на царицу взгляд, полный нежной любви, и с лицом, расцвётшим от улыбки, сказал ей так:
«Услышав восклицание моё, значения его не понимая, не только лишь твоё от любопытства взволновалось сердце.
Министров всех моих, весь город и гарем, всех тех, кто так волнуется и мучится от любопытства, сейчас я успокою тем, что расскажу.
Я, словно после сна проснувшись, припоминаю жизнь свою в рожденье прежнем, когда я был вот в этом самом городе простым слугой. Хоть отличался я прекрасным поведеньем, однако свой насущный хлеб я зарабатывал трудом тяжёлым, я нанимался на работу к тем, кто был возвышен лишь своим богатством.
Однажды я готов был приступить к своей работе подневольной, что доставляла столько унижений, труда тяжёлого и горестей; стремленье поддержать [свою семью], боязнь лишиться средств к существованью меня к ней гнали; вдруг увидел я просящих милостыню четырёх монахов, свои все страсти обуздавших, словно сопровождаемых святою благодатью.
И с сердцем, верою смягчённым, я поклонился им; в свой дом их пригласил и угостил комочком только каши. Росток [даянья этого] поднялся так высоко, что всех других царей короны находятся у ног моих, в пыли.
Вот почему, об этом размышляя, так, о царица, говорю. И удовлетворенье нахожу я в совершенье добрых дел и в лицезрении архатов».
Глаза царицы широко раскрылись от удивленья и высокой радости, и, с глубочайшим почтением подняв свой взор к царю, она промолвила: «О как прекрасна, сколь высока награда эта за добрые дела! Вот почему великий государь, являясь свидетелем того, как награждаются подобные заслуги, всем сердцем стремится к добрым делам. По этой-то причине ты отвращаешься от зла и стремишься править своим народом справедливо, как отец; ты направил свои все помыслы на свершенье множества добрых дел.
Сияешь блеском дивной славы ты, что милосердием твоим взлелеяна, и враги твои, почтительно склонившись, ждут приказаний. Храни же много лет своим правленьем справедливым ты землю всю до берегов далёких океана, вздымаемого ветром!».
Царь сказал: «Почему бы этому не быть, о царица? Я сам стремиться буду впредь идти тропой спасенья, которая прекрасными путеводительными знаками отмечена. И мир, узнав награду за даяния благие, дары захочет расточать. "Зачем я буду все давать?"— никто тогда не скажет!» Тут царь, с любовью глядя на царицу, сиявшую красою, как богиня, почувствовал в своей душе желанье узнать причину столь дивной красоты и снова обратился к ней:
«Как серп луны средь звёзд, ты блещешь среди женщин; какой же подвиг совершила ты, прекрасная? За что дана тебе столь дивная награда?».
Царица сказала: «Да, государь, я также вспоминаю кое-что из прежнего моего рожденья».— «О, расскажи об этом!» — теперь почтительно обратился к ней царь, и она в ответ на эту просьбу сказала:
«Как будто в детстве то пережила я, вспоминаю, что я была рабыней и однажды с почтением глубоким отдала остаток пищи муни, изгнавшему свои все страсти; и словно там уснула я, а пробудившись, оказалась здесь.
Так вспоминаю я, о государь, то счастье, которое меня, со всей землёю вместе, под покровительство твоё смогло привесть. Ты говорил нам: "Что бы мы ни сделали для тех, кто одолел свои все страсти, ничто не может быть ничтожным". И так же говорил тот муни».
Тут царь, увидев, как в силу этого свидетельства высокой награды за добродетели все собрание, глубоко умилённое, прониклось великим изумленьем и глубочайшим почтением к заслугам, приобретаемым добрыми делами, стал учить закону правды и молвил примерно такие слова:
«Кто, видя блеск такой, величие награды за незначительные даже, но прекрасные дела, не стал бы сам стремиться к подвигам благим хорошим поведением и щедрости делами? И взгляда не достоин человек, даже богатство приобретший, чей ум окутан тьмою жадности печальной, кто не достигнет славы милосердия делами!
С богатством ведь помимо нашей воли, расстаться должен каждый безо всякой пользы, а если, расставаясь с ним достойным образом, тем самым можно добродетелей достичь, то кто, познавши сладость их, путь себялюбия избрать способен? Ведь добродетели, основанные на даянии, несут нам радость, и их сопровождает слава.
Даяние ведь есть великое сокровище, которое сопровождает нас, и в то же время недоступно для воров и прочих; даяние есть очищение души от тьмы пороков себялюбия и жадности; даяние прекрасная есть колесница, которая избавит нас от тягости пути перерождений вечных; даяние есть самый близкий добрый друг, что нам стремится уготовить многие услады.
Великие богатства, блеск высокой царской власти и жительство во граде богов и тела красота чудесная — все, чего ни пожелай, всего достигнуть можешь при помощи даяний. Кто, поразмыслив так, не станет подаянья расточать?
Даяние, как говорят, есть извлеченье пользы из богатств: даяние — величия основа; даяние есть подвиг благородства и, если простодушный горсть песку подаст, и то есть дар благой!» .
Тогда присутствующие, радостно приветствовав эту с большим почтением прослушанную, захватывающую речь царя, преисполнились стремленья к проявлению щедрости.
Таким-то образом «никакое даяние, поданное от чистого сердца высокодостойному лицу, не может быть малым, ибо велики его результаты».
[И тот, кто с чистым сердцем даёт дар духовной общине, наиболее благоприятствующей накоплению святых заслуг, тот будет преисполнен радостью при мысли: «И от меня уж недалеко подобное и даже более высокое блаженство!».]
Джатака о жертве
Чистых сердцем не склонить к дурным деяньям; помня об этом, следует стремиться к душевной чистоте. Вот как об этом назидательно повествуется.
Некогда Бодхисаттва был, как рассказывают, царём и правил страной, которая, в силу великих заслуг его, досталась ему по наследству; он безраздельно управлял ею в безмятежном спокойствии, так как все подчинённые ему княжья были ему покорны; не было у него ни внешних врагов, ни соперников, и все беспорядки внутри царства прекратились.
Опора царства: он преодолел все страсти, как врагов своих, был равнодушен к наслажденьям, которые постылыми становятся, когда вкусишь их; все помыслы направил он на благо подданных своих; и, к добродетели стремятся постоянно, словно аскет суровый жил.
Он знал главнейшую черту характера людей — стремленье подражать в своих поступках высшим, и потому, стремясь принести спасенье подданным своим, он был особенно пристрастен к выполненью долга.
Он раздавал имущество и в поведении своём всегда был благонравным; терпеньем был проникнут и заботился о пользе мира; и, выражая милостивым видом своё стремленье к благу всех людей, блистал он, словно праведности воплощенье.
Но вот однажды его страну, хотя и охранявшуюся его рукою, за беззаконные деяния населения и по небрежению божеств, ниспосылающих дожди, в разных местах постигло страшное бедствие — сильная засуха. Тогда царь решил в своём сердце: «Ясно, что это несчастие обрушилось на нас вследствие нерадения к святому закону или с моей стороны, или со стороны моего народа». И, с ещё большим напряжением стремясь к благу народа, не забывая ни на мгновенье о его несчастье, он созвал лучших среди знатоков святого закона — старейших брахманов во главе со своим домашним жрецом, а также своих министров и обратился к ним с вопросом о том, какими средствами можно было бы устранить бедствие. Тогда они, считая, по указанию Вед. причиною хороших дождей совершенье жертвы, к которой страшно и приступить, так как она требует лишения жизни нескольких сотен живых существ, сообщили ему об этом. Но царь, когда ему были названы требуемые для жертвы действия — лишение жизни живых существ — по своему состраданию не мог в своём сердце одобрить это предложение. Однако вследствие своей благовоспитанности он не огорчил советников грубым словом отказа и перевёл разговор на другой предмет. Они же, напротив, воспользовались представившейся возможностью поговорить с царём о религиозном долге и, не зная его скрытого в глубине души образа мыслей, стали наставлять его в том, как надлежит совершить жертвоприношение: