И царь Чулани отвечал:

"Отдам сейчас тебе я деву безупречной красоты

В златом наряде и со свитою рабынь".

Но, повторяя:

"Вот я пошлю её к тебе! Нынче же пошлю", — он лгал и только оттягивал время, а сам дал знать ста одному царю:

"Готовьтесь к битве и выступайте с восемнадцатью полками. Наконец-то мы отрубим головы обоим врагам нашим и отпразднуем победу!"

Он оставил во дворце царицу Талату, свою мать, царицу Нанду, свою главную супругу, сына своего Панчалачанду и дочь Панчалачанди со всею женской свитой, а сам выступил в поход. Той порою бодхисаттва с почестями встречал войско, что пришло с царём Ведехой. Воины вволю выпили вина, поели рыбы и мяса, а некоторые сразу легли отдыхать, утомлённые долгой дорогой. Царь же Ведеха с Сенакой и другими пандитами восседал тем временем в кругу придворных на разукрашенной террасе дворца. Вот тогда-то царь Чулани и осадил город. Озарив окрестность сотнями тысяч факелов, его войска стали вокруг того города четырьмя кольцами, ожидая лишь зари, чтобы идти на приступ. Когда Великий узнал об этом, он вызвал триста своих воинов и приказал им:

"Ступайте малым ходом под землёю и захватите в плен мать царя, его главную супругу, сына и дочь. Проведите их в большой подземный ход, но из его дверей не выпускайте и сторожите там их до нашего прихода. Когда же мы придём, выведите их оттуда в большой зал у входа".

Повинуясь приказу, воины пошли малым подземным ходом, подняли настил под лестницей дворца Чулани, схватили его стражей, стоявших и у лестницы, и наверху, и на террасе, и всех их вместе с горбунами и прочей царской челядью связали по рукам и по ногам и, заткнув им рты, попрятали в укромных местах. Потом они наелись царских яств, а что осталось, выбросили, после чего поднялись в верхние покои. А между тем царица Талата, зная, что всякое может случиться, позвала к себе царицу Нанду и царевича с царевной, и все они собрались в одной опочивальне. Воины мудреца подошли к дверям и окликнули их. Царица Талата вышла из своих покоев:

"Что вам надобно, любезные?" –

"Государыня, наш царь покончил с Ведехой и Махосадхой. Теперь он стал владыкой всей Джамбудвипы и пирует с превеликой пышностью со ста одним царём, а нас послал сюда за вами четверыми". Они спустились вниз по лестнице, и воины провели цариц, царевича и царевну в подземный ход.

"Сколько мы живём здесь, — удивились те, — а никогда ещё этой дорогой не ходили". –

"Этой дорогой в обычные дни не ходят, — отвечали им, — она только для праздников. Сегодня — торжество, потому царь и приказал провести вас этой дорогой". Они поверили.

Часть воинов их сопровождала дальше, другие же вернулись во дворец, взломали вход в сокровищницу и забрали оттуда царских драгоценностей, кто сколько хотел. А четверо тем временем вошли в большой подземный ход и, видя великолепие его, достойное божественных чертогов, уверились в том, что он и впрямь построен для их царя. Затем их вывели в тот конец хода, что был ближе к Гангу, и поместили там в роскошном покое. Часть воинов осталась сторожить их, другие пошли известить бодхисаттву. Услышав, что привели царскую семью, Махосадха подумал: "Исполнились мои заветные желания!" Радостный, он предстал перед своим царём. А тот, томимый страстью, только об одном и помышлял: "Сейчас он пришлёт ко мне свою дочь! Сейчас пришлёт!" Поднявшись с ложа, он подошёл к окну и тут увидел, что вся окрестность озарена тысячами факелов и город окружён неисчислимым войском. "Что это? — воскликнул он, устрашённый, и, обратившись к пандитам, произнёс:

— Слоны кругом и кони, колесницы и вооружённая пехота,

Пылают факелы, окрестность озаряя, — что это значит, мудрецы?"

Сенака на это отвечал:

"Не тревожься, махараджа. Почему так много факелов? Я думаю, это пришёл царь Брахмадатта отдать тебе свою дочь". И Пуккуса сказал:

"Он, верно, хочет воздать тебе должное. Это в твою честь он явился сюда с большой свитой и стражей". И другие пандиты сказали царю каждый, что ему вздумалось. Тут до царя донеслись слова команды:

"Отряду стоять здесь! Там поставьте стражу, бдите!" И, видя вооружённых воинов, перепуганный до смерти, он произнёс, желая услышать мнение Великого:

"Слоны кругом и кони, колесницы и вооружённая пехота,

Пылают факелы, окрестность озаряя, — что будет дальше, о мудрец?"

Махосадха подумал: "Надо сперва припугнуть немного этого глупца, а там уж я ему явлю свою силу и утешу его". И он сказал:

"Стережёт тебя Чулани, о махараджа, с великою ратью.

Брахмадатта тебя обманул. Он заутра тебя умертвит".

Услышав эти слова, все страшно испугались. У царя перехватило горло, во рту у него пересохло, он задрожал как в лихорадке.

Смертельно испуганный, он произнёс жалобно:

"Сердце упало, во рту у меня пересохло,

Как обожжённого зной, так палит меня страх.

В горне пылает огонь, а снаружи не видно –

Так моё сердце горит, но не видит никто!"

Слушая его сетования, Махосадха подумал: "В другое время этот глупец меня слушаться не станет, надо его ещё больше припугнуть". И он молвил:

"Был ты беспечен и не слушал ты советов;

Теперь советникам тебя спасать, о кшатрий.

Сластолюбивый царь, советом мудрых пренебрёгший,

Оленю, в западню попавшему, подобен…

Неблагородный человек, о царь,

Змее подобен, что на груди пригрета.

Не станет мудрый дружбу с ним водить –

Добра не жди от злого человека.

Но если ты такого человека встретишь,

Который добр, благовоспитан, его и мудрый другом назовёт –

Нужна с хорошим только человеком дружба".

Потом, чтобы царь понял, что нельзя так поступать с тем, кого он назвал своим сыном, мудрец напомнил слова, ранее им произнесённые:

"Был ты глуп, был, поистине, глух ты и нем,

Когда вздумал совета просить у меня.

Ну мне ли судить о высоких делах,

Возросшему у рукояти сохи?"

И Махосадха повторил слова царя:

"За шиворот его и из моих владений прочь того, кто счастью моему задумал помешать", после чего продолжал:

"Махараджа, где уж мне, сыну простолюдина, разобраться в делах, какие ведают Сенака и другие пандиты, это не моего ума дело, я разбираюсь разве что в низких ремёслах, а такое способны понять только Сенака и ему подобные. Вот эти мудрые господа пусть и спасают тебя теперь от восемнадцати полков, осадивших город. А меня прикажи взять за шиворот и вышвырнуть вон. Что меня спрашивать?" Так безжалостно корил он царя. Тот выслушал его и подумал:

"Мудрец напоминает мне о моём недомыслии, но сам-то он уже тогда предвидел грядущую опасность. Поэтому он так жестоко меня укоряет. Не может быть, однако, чтобы он всё это время бездействовал. Наверняка он уже позаботился о нашем спасении". И он молвил в ответ:

"Махосадха, помилосердствуй! Мудрые не попрекают прошлым.

Что колешь ты меня, словно стрекалом коня стреноженного?

Ты утешь меня. А попрекать что толку?"

Великий подумал: "Царь просто глуп и слеп, он не умеет ценить людей. Помучаю его ещё немного, прежде чем помочь", — и он произнёс:

"Трудно что-то сделать, кшатрий, время упустили.

Мне тебя уж не спасти, спасайся сам, как знаешь.

Есть слоны волшебные, что по небу летают, –

Кто найдёт такого, улететь, пожалуй, сможет.

Кони есть волшебные, что по небу летают, –

Кто найдёт такого, улететь, пожалуй, сможет.

Птицы есть волшебные, что по небу летают, –

Кто найдёт такую, улететь, пожалуй, сможет.

Яккхи есть, волшебники, что по небу летают, –

Кто найдёт такого, улететь, пожалуй, сможет.

Трудно что-то сделать, кшатрий, время упустили.

Мне тебя уж не спасти, я в небе не летаю".