Изменить стиль страницы

Видно, что он слегка нервничает, и это мило. Его щеки порозовели, а в перерывах, пока пережевывает бутерброд, он беспрестанно теребит свои светлые волосы или вертит на руке часы.

– А чем ты увлекаешься? – спрашиваю я после затянувшегося молчания.

– Баскетболом, игрой на гитаре, скейтбордингом, готовкой – хотя в ней я ужасен, – коллекционированием бейсбольных карточек и монет, рыбалкой, парусным спортом, починкой машин – особенно классических моделей, – еще люблю концерты и фильмы.

– Ничего себе, – со смехом отвечаю я. – У тебя много хобби.

Коннор кивает.

– Да, наверное. Мне нравится занимать себя чем-то... и многое вызывает интерес, поэтому я решил, почему бы и нет? Ненавижу, когда люди просто болтают, но ничего не делают, понимаешь?

– Да, точно. А мне нравится бег. Будь моя воля, я бы бегала все время. Я занимаюсь кросс-кантри и бегом по треку.

– Это круто, – подхватывает он. – Какое-то время я занимался баскетболом. Приятно общаться с таким же увлеченным человеком.

– Согласна.

Между нами снова затягивается молчание, и мне хочется его нарушить.

– У тебя есть братья или сестры?

Он мотает головой.

– Нет. Я один. Слава богу.

Я смеюсь, но затем понимаю, что это не шутка.

– Почему «слава богу»?

Коннор пожимает плечами.

– Потому что мой отец... мой отец алкоголик, – произносит он.

Так просто. Так лаконично. И все же я вижу, с каким трудом ему далось это признание.

– Ох.

Он отрешенно передергивает плечами.

– Не знаю, зачем тебе это рассказал. Обычно такое не обсуждают на первом свидании. Поэтому… давай сменим тему.

Водопад все так же поет, омывая нас редкими каплями воды. Все кажется таким... эфемерным. Наше свидание похоже на сон, словно мои всевозможные фантазии претворились в реальность.

– Ты красивая, – говорит Коннор.

Ого. Это и есть смена темы? Я улыбаюсь и опускаю взгляд на руки. Это точно сон.

– Даже когда краснеешь.

От этих слов я еще больше заливаюсь краской. У меня горит все лицо.

– Наверное, такая девушка, как ты, привыкла получать комплименты.

М-да, ничего подобного. На меня мало кто обращает внимание и уж тем более делает комплименты.

Но каким-то чудом Коннор сидит напротив и по-настоящему видит меня.

Думаю, я смогу к этому привыкнуть.

30 августа

Один год

Когда я просыпаюсь, в комнате уже темно. Буря несколько поутихла, и сквозь струящиеся капли дождя на окне можно разглядеть уличные фонари. Я долго лежу в ожидании, но молнии все нет.

Вернется ли Коннор?

Существует ли еще мир за пределами этой комнаты? Есть ли люди, которые не разучились смеяться? Моя улыбка истерлась. И уже давным-давно.

Когда это случилось? После его первого грубого слова? Злой усмешки или первого раза, когда он меня толкнул?

Закрываю глаза и выкидываю эти мысли из головы. Все кончено. Что сделано, то сделано, и почему или когда это случилось – уже неважно.

Даже если я найду ответы на эти вопросы, ничего не изменится. Коннор есть Коннор, и под каким углом ни посмотри, он все равно причинил мне боль.

Это не любовь. Это нечто испорченное и уродливое. Я так хотела любви, что не обращала внимания на то, как она выглядит.

Коннор сделал это со мной. Это только его выбор. Может, он сломлен и ему нужна была отдушина, но у него все еще был выбор. Он знал, на что идет, когда впервые меня ударил.

Он знал, как обидит меня, когда бросался этими ужасными словами.

И я ненавижу себя за надежду, что он все еще на парковке, за желание открыть дверь и впустить его.

Я никогда не стану той, кем была до него. Но это и не нужно.

Левой рукой – той, что не разрывается от боли – я залезаю в карман и достаю телефон. Когда открываю его, свет экрана ослепляет меня своей яркостью, и мне приходится проморгаться, чтобы привыкнуть.

Я должна это сделать. Должна позвонить.

Дрожащей рукой набираю ее номер, но останавливаюсь на последней цифре, мой палец зависает над «пятеркой». Не знаю, смогу ли это сделать. Не знаю, хочу ли с ней связываться, слышать ее «я же тебе говорила» и как она ненавидит Коннора.

С ней иметь дело сложнее, чем с ним, даже когда черты его лица искажены маской гнева. Она – доказательство каждого моего неправильного выбора. Когда я смотрю на нее, мне хочется заползти под одеяло и забыть обо всех ошибках.

Но отступать нельзя. Я набираю номер до конца. Знаю, что она не притянет меня в свои объятия и не скажет, что все наладится, но не перестаю этого желать.

В глубине души мне все еще двенадцать, и я в ней нуждаюсь.

Я знаю, что она спит и телефон будет громко трезвонить рядом с кроватью.

– Алло? – после второго гудка отвечает она сиплым голосом.

– Мам? – Я не осознаю, что плачу, пока не произношу это слово. Звук выходит слабым и с надрывом, словно принадлежит ребенку.

– Энн? Это ты? – Она уже проснулась. Ее голос четок, полон беспокойства и, возможно, надежды.

Мама хочет, чтобы это был звонок от меня. Скучает ли она по мне так же, как я по ней? Чувствует ли она некую дистанцию между нами, которая образовалась не из-за года ссор, а из-за нескольких лет молчания?

Слезы струятся по моим щекам и капают на пол. И остановить их я не в силах.

– Забери меня, – прошу я дрожащими губами, и меня неожиданно захлестывает волна облегчения. Я уступаю маме контроль.

Спаси меня. Пожалуйста, сделай так, чтобы все закончилось.

Долгую секунду она ничего не отвечает. Меня оглушает гудение в телефоне. На мгновение внутри все переворачивается. Неужели я совершила ошибку? И за последний год она накопила обиду?

– Энн?

– Да? – с трудом спрашиваю я, мешает комок в горле. Он душит меня.

– Я люблю тебя.

Я не могу произнести то же в ответ, потому что после этих слов рыдания накатывают на меня с новой силой.

Со мной все будет в порядке.

Сложно представить, что меня ждет впереди, но, несмотря на то что мне пришлось пережить за этот год, со мной все будет в порядке.

30 августа

Первый день

Моя машина не заводится. Отстой.

Как же не вовремя. Телефон я посадила, болтая с Эбби во время обеденного перерыва, а закусочную уже поставила на сигнализацию. Если вернусь туда, чтобы позвонить, со мной свяжется охранная служба и мне придется им объяснять, почему я вернулась, а на следующий день все повторить начальнику.

Ужасный день. В «Сабвэе» я работаю только летом, но по какой-то причине в это время все хотят перекусить именно здесь. За шесть часов я ни разу не присела, наша печь для выпечки булочек работала без перерыва и в какой-то момент раскалилась так сильно, что температура воздуха в помещении достигла тридцати семи градусов.

Кошмар. Я вся вспотела, устала и просто хочу домой, но нет, мне надо было забыть выключит фары. Теперь приходится сидеть и прикидывать, что же делать дальше. У меня даже нет аккумуляторного провода, которым можно было бы воспользоваться, проезжай здесь машина.

Итак... план «Б». У меня механика. Дорога на парковке вполне ровная. Может, у меня получится подтолкнуть ее и быстренько завести? Раскачу ее, потом прыгну за руль, включу зажигание и отпущу сцепление. Попытка не пытка, раз уж особого выбора у меня нет. Тут не нужно набирать большую скорость. Надеюсь.

Выхожу из машины и начинаю налегать на распахнутую дверь, но толку ноль. Под колеса словно подложили кирпичи. Я упираюсь еще какое-то время, вкладывая в это все силы, но «мазда» не сдвигается ни на сантиметр.

Ничего не выйдет. Я слишком устала для таких манипуляций. Может, попробовать включить телефон, чтобы позвонить Эбби и попросить меня забрать? С аккумуляторными проводами она не разберется, но сможет подбросить меня домой, а со всем остальным я разберусь, когда хоть немного отдохну.