Только в наступившем 1893 году Шура Домонтович стала «мадам Коллонтай». Через год родился сын, Михаил.

Александра Михайловна рассказала о своем приезде в Тифлис после свадьбы к матери Владимира Прасковье Ильиничне.

Прасковья Ильинична с дочерью и внуками жила в двух небольших комнатах и примыкавшей к ним веранде. Жили бедно на крошечную пенсию и жалкое учительское жалованье. Педагог по образованию, Прасковья Ильинична мечтала в юности отдать свои силы народному просвещению, но судьба не очень миловала ее, а вечная нужда отнимала последние силы.

Прасковья Ильинична, смущенно разводя руками, показала Александре крохотную комнатку, сказала:

— Вот тут и будете жить.

Было нестерпимо жарко, душно и пыльно.

Наступил вечер. Рядом в комнате на полу улеглись ребятишки. Прасковья Ильинична с дочерью устроились вместе. Александра ушла в отведенную ей комнату, молча улеглась в кровать. Владимир смущенно топтался на месте, тронул Александру за плечо:

— Ты спишь?

Шура промолчала. Владимир не знал, как и о чем с ней говорить, потом сказал:

— Вот так и живем, Шурочка… но ты не волнуйся. Я скоро начну хорошо зарабатывать и у нас будет полный достаток.

Шура ничего не ответила. Что было делать. Она сама противилась воле матери и стремилась к замужеству с Коллонтаем. До этого Шура знала только безбедную жизнь. Она привыкла жить собственными страстями и желаньями. Променяв генерала Тутолмина на Владимира, к которому влекла ее страсть, она только сейчас поняла, что никакая любовь не возместит утерянного комфорта и привычной светской жизни.

Мать была права, когда противилась этому браку. Мать знала жизнь, а Шура просто не представляла, на что шла.

Но теперь все — поздно. Шура была беременна (поэтому родители и разрешили этот брак). Страшно болела голова, тошнило. Она вечерами плакала, уткнувшись в подушку, и, наконец, забывалась в тяжелом полусне.

Мама была далеко. Она не могла помочь. Да и как она могла помочь, если дочь игнорировала все советы матери.

На новом месте жительства Александра ежедневно просыпалась от шума и грохота. Кто-то громко кричал на незнакомом языке, на улице орали ишаки, разносчики дикими голосами расхваливали свои товары.

К мужу пришли друзья с бурдюком вина. Сели пить, играть в карты. Александра не могла понять, что происходит и где она находится.

Для беременной мадам Коллонтай дни в Тифлисе тянулись мучительно медленно. Муж с утра уходил в проектную, мастерскую. Александра скучала, не знала куда девать себя, решила написать давно задуманную повесть.

Но следует быть честным: Шура получила прекрасное образование, была грамотна, знала языки, но литературного таланта у нее не было. Ведь истинный талант — дар Божий.

Если мы обратимся теперь к решению вопроса — в чем именно состоит физиологическое отличие гениального человека от обыкновенного, то, на основании автобиографий и наблюдений, найдем, что по большей части вся разница между ними заключается в утонченной и почти болезненной Впечатлительности первого. Дикарь или идиот мало чувствительны к физическим страданиям, страсти их немногочисленны, иг ощущений же воспринимаются ими лишь те, которые непосредственно касаются их в смысле удовлетворения жизненных потребностей. По мере развития умственных способностей, впечатлительность растет и достигает наибольшей силы в гениальных личностях, являясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношении, чем простые смертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиною, долго остаются в памяти и комбинируются различным образом. Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячу ладов, чтобы воспроизвести то, что обыкновенно называют творчеством.

И Шура Коллонтай начала писать повесть от скуки и безысходности, поэтому из этой затеи ничего не вышло, и она отложила замысел до возвращения в Петербург.

Каждую неделю свекровь Прасковья Ильинична и ее дочь Ольга устраивали уборку квартиры, переворачивали всю мебель. Это был для ребятишек радостный день. Они взбирались на столы и кровати, играли в баррикады.

Невестка не принимала участия в уборке. Ведь в ее родном доме этим делом занимались слуги.

В дни, когда в квартире Коллонтаев шла уборка, Александра старалась уйти из дома.

Она шла; куда глаза глядят, главное прочь из ненавистной квартиры. Один раз по узкой тропинке, карабкаясь и оступаясь, добралась до могилы Грибоедова под горой Давида. С горы Тифлис казался огромной зеленой чашей. Отчетливо просматривалась старая, азиатская часть города с кривыми улицами, плоскими крышами лачуг, а дальше — утопающий в зелени парков дворец царского наместника и богатые виллы.

Лето в тот год было особенно жарким. От нечего делать Александра часто уходила в парк, гуляла по аллеям, присаживалась отдохнуть. В какой уж раз перечитывала она книгу Бокля «История цивилизации в Англии» — единственную, что взяла с собой из Петербурга.

Шура не могла жить без чтения. Она часто спрашивала Владимира, почему он не интересуется литературой. Еще в Петербурге старалась пристрастить его к книгам, заставила прочитать своего любимого Добролюбова. Он вернул его, ничего не сказав. Скорее всего, так и не прочитал.

В доме Прасковьи Ильиничны книг было мало, да и к тем, что были, Владимир относился равнодушно.

Только по воскресеньям, когда за обедом собиралась вся семья, он читал местную тифлисскую газету.

Однажды вечером Александра начала читать вслух отрывок из книги Бокля, осуждавшего писателей, которые посвящали за большое вознаграждение свои произведения сиятельным невеждам. «Чем наглее была лесть, — писал Бокль, — тем больше была сумма вознаграждения писателю».

Муж, склонившись над чертежной доской, не слушал ее. Потом он стал насвистывать свою любимую арию.

Александра обиделась, замолчала, захлопнула книгу. В тот вечер Генри Бокль стал причиной первой размолвки молодых супругов.

В конце августа 1893 года Александра и Владимир Коллонтай возвратились в Санкт-Петербург.

Когда Александра Михайловна закончила свой рассказ о поездке в Тифлис, близкий друг спросил у нее:

— Это был для вас первый урок познания реальной жизни?

— Да, такой урок я получила впервые, — ответила Коллонтай.

Она признавалась: «Мое недовольство браком началось очень рано. Я бунтовала против «тирана», как я называла моего красивого и любимого мужа… мне все казалось, что это «счастье» меня как-то связывало, я хотела быть свободной».

В записях, которые спустя много лет Александра Михайловна посвятит своему прошлому, есть немало строк о ее муже.

Через призму времени их отношения казались идеальными. Может так оно и было. Ведь в будущем Александре Коллонтай придется пожинать все побочные плоды теории «свободной любви» — измены молодых любовников, горечь одиночества, сплетни и насмешки.

Время смягчило тона. В записях больше восторженности и тоски по ушедшей первой любви.

12 марта 1939 года в письме к Эми Лоренсон она вспоминает прошлое: «…нет ничего прекраснее в жизни, чем быть самим собой с другим человеком. Не считаться с условностями. Всегда верить, что другой поймет».

Она считала, что Владимир Коллонтай не сумел ее понять. Шура порывает с ним, забирает сына и переезжает на другую квартиру. О тех днях Александра писала подруге Эльне в Гельсингфорс: «Дорогой друг, наконец-то я выбрала свободную минуту, чтобы черкнуть тебе несколько строк. Я перешла на новую квартиру и вот уже две недели занята ее устройством. Теперь, слава богу, я все более или менее привела в порядок и могу заняться обычными делами, которые забросила.

Мой новый адрес: Знаменская, дом 39. Будь добра, дорогая Эльна, сообщить этот адрес господину Хьельту. Мне очень важно получить его совет относительно будущей работы (книги или статьи)…

Моя новая квартира светлая и уютная. Мы здесь будем жить вдвоем с Мишей. Мой маленький сын становится совсем взрослым. Мы с ним большие друзья и нежно любим друг друга. Большое счастье, что у меня есть сын, особенно сейчас, когда я так одинока…»