Когда пришла ночь, непередаваемый звук вырвался из пасти зверя. Он не был похож на рев, скорее это был жуткий стон, наполненный ужасом смерти. И тогда тоска охватила всех, кто его слышал. Из этой тоски родился холод в душе, а внутри сердца завелся червь смертельной болезни.

До самого утра не прекращались эти стоны. Лишь с восходом солнца чудовище умолкло, и Диадавы, всю ночь не смыкавшие глаз, полетели посмотреть на Левиафана. Большая часть его тела находилась на суше, лишь хвост чудовища, наполовину скрытый под водой, качали несущиеся к берегу волны. Голова его вздымалась выше пальм, растущих на берегу.

В молчании Драконы кружили над мертвым зверем. Внезапно раздался оглушительный треск, и брюхо чудовища лопнуло. В потоке зеленоватой жижи на берег выплеснулись тысячи маленьких мертвых левиафанчиков, размером с человеческую руку. Невыносимый смрад наполнил воздух.

Конечно я не могу с уверенностью утверждать, что же на самом деле явилось причиной болезни, постепенно убившей всех Диадавов до одного человека. Возможно, она гнездилась в разлагающемся теле Левиафана. Но мне представляется странным, что зараза не коснулась ни меня ни тебя. Мне кажется, что продолжавшиеся всю ночь стоны чудовища, сотрясавшие воздух над островом, оказались для Диадавов не менее губительными, чем сама болезнь, гнездившаяся в смрадных внутренностях зверя. Сердца Драконов сковал холод смерти. И в отличие от меня, чужеродца и тебя, ребенка и наполовину чужеродца, они не смогли пережить того потустороннего ужаса, который вошел в их души вместе со стонами Левиафана.

Всю свою почти бесконечную жизнь они провели, ожидая голоса, который призовет их на Последнюю Битву. Но голос чудовища, прозвучавший над островом, оказался вестником их смерти. Вероятно в их телах существовал некий скрытый механизм, откликнувшийся на этот зов. Они приняли грядущее бестрепетно и не пытались бороться с неизбежным.

Вначале болезнь проявилась в постепенно нарастающей апатии. Сами Драконы словно бы ничего не замечали, продолжая заниматься своими повседневными делами, однако их жизненная сила постепенно угасала. По утрам они стали позже просыпаться. Занятия и развлечения потеряли для них прежний интерес. Они меньше общались между собой и почти перестали улыбаться. Когда я попробовал заговорить об этом с Авинат, она не понимала о чем я толкую. Ей казалось, что все идет так же, как и обычно.

Тогда впервые мысль о том, что Диадавы умирают, сами того не ведая, посетила меня. Тайно, из обломков моего разбившегося корабля, я сделал небольшую лодку. Я поместил в нее боченок с пресной водой. Я закоптил мясо и рыбу в количестве достаточном, чтобы три человека могли питаться этим в течении трех месяцев. Возможно, рассуждал я, очутившись за пределами острова, Авинат сможет справиться с болезнью. Конечно, это была призрачная надежда. Но сидеть сложа руки и наблюдать, как она умирает, было выше моих сил. Кроме того, я опасался, что отравленный болезнью воздух острова в конце концов погубит и тебя.

К тому времени, когда все приготовления были завершены, Диадавы уже почти не покидали своих домов. Их тела потеряли силу, они больше не могли превращаться в драконов. Авинат часами посиживала в спальне, разглядывая в зеркало свое побледневшее, постаревшее лицо. Она проводила кончиками пальцев по морщинам на лбу и слабо улыбалась как безумная. Она перестала обращать на тебя внимание. Я кормил вас по-очереди с ложечки, ибо она стала беспомощной как ребенок.

Мы отправились в путь ранним утром. Город был безлюден и тих. И никто кроме птиц не видел, как поднялась в небо моя лодка. Твоя мать держала в руках Рагантранор, а я, черпая через нее силу камня, управлял судном. Я привязал тебя веревкой к скамье, что бы ты не вырвался и не улетел. Ибо ты не утратил ни своей обычной резвости, ни возможности превращаться в дракона. Но на протяжении всего путешествия ты не сделал ни одной такой попытки. Ветер был попутным почти во все дни нашего странствования, и лодка быстро летела на север.

— Ты можешь спросить меня, почему из всех стран я выбрал именно Македонию? — продолжал свой рассказ старик. — Действительно, на первый взгляд это может показаться странным. Но для такого решения были особые причины.

Как я уже говорил, в тот тяжелый для меня период пребывания на острове, когда твоя мать ушла к другому, я большую часть времени предавался чтению книг, найденных на корабле. В книге пророчеств я прочитал рассказ о человеке, который завоюет весь мир. Он должен был в скором времени воцариться в Македонии.

Проведя довольно долгое время среди Диадавов, я очень серьезно отнесся к той миссии ради которой они совершенствовали свое искусство войны. Я подумал: «Возможно этот великий завоеватель и есть тот враг с которым придется сразиться Драконам в Последней Битве.»

Когда они стали умирать, я в отчаянии решил, что все это было лишь легендой, искренним самообманом прекрасного но бесполезного племени. Однако скоро отчаяние уступило место необходимости действовать, что бы спасти тебя и твою мать, и я стал думать иначе. «Может быть», рассуждал я, «Вся их цель состояла лишь в одном, что бы дожить до того времени когда родиться Великий Завоеватель, и одно единственное их семя проросшее на чужой земле, выполнит ту миссию, ради которой Диадавы веками совершенствовали свое смертельное искусство. Их наследие может воплотиться в моем сыне, и он исполнит великое предназначение Диадавов.»

Конечно, стоило мне лишь подумать об этом, и мой родительский эгоизм тут же превратил гипотезу в символ веры. Таким образом, после долгого путешествия, ты оказался в Македонии и вырос в захолустном городке, который был выбран случайно. Дело в том что ветер, который был попутным все время нашего путешествия, в небе над Македонией вдруг прекратился, наступил полный штиль, и я подумал: «Должно быть, это знак свыше. Должно быть, место это предназначено для того, чтобы заменить тебе родину.» Таким образом вместо того, чтобы стать одним из народа Хастры ты стал Македонянином. Ведь, несмотря на то, что у тебя нет панциря, ты все равно наполовину Хастра.

Никто не заметил моей лодки, во всяком случае, так мне казалось. Ибо когда мы достигли обитаемых земель, то совершали полет лишь по ночам, днем же опускались на землю и отдыхали в укромных местах.

Благодаря долгому пребыванию на Острове Драконов, я неплохо выучил Общий язык и говорил на нем почти без акцента. Спрятав лодку в лесу, я посетил ближайшую деревню, купил там подходящую одежду и расспросил крестьян. После этого я вместе с тобой отправился в ближайший город, где отдал тебя на воспитание бездетной женщине, которую мне присоветовали добрые люди. Я договорился с местным учителем о том, что он, по достижении тобой шести лет, возьмется обучать тебя в школе. Плату он получил вперед.

Устроив твою жизнь на много лет вперед, мы вместе с твоей матерью пустились в обратный путь. Она была уже совсем слаба, но именно в этом состоянии к ней на некоторое время вернулась ясность ума, и она наконец осознала, что больна. Она пыталась справиться с болезнью, и во время остановок я рыскал по полям и лесам в поисках различных лечебных трав, которые она мне описывала. Однако большинство из них не произрастали в местах, над которыми мы пролетали. Тогда я приносил ей понемногу от всех встреченных мной растений. Она прикасалась к ним и грустно вздыхала.

Теперь, по прошествии лет, я сомневаюсь, было ли вообще в природе какое нибудь лекарство с помощью которого можно было победить эту болезнь. Ибо скорее всего недуг этот был моровым поветрием, которое посылает сама судьба для истребления племен и народов. От подобных болезней не спасает ни лекарство, ни заклинание. И как ни быстро летела на юг моя лодка, смерть была быстрее.

По дороге домой Авинат совсем ослабла и уже не могла держать в руках камень Рагантранор. Она умерла на одном из небольших скалистых островков недалеко отсюда. Я поддерживал ее голову, и смотрел как она угасает. Последнюю часть пути я проделал по морю, спеша похоронить тело твоей матери здесь на острове. Таково было ее последнее желание. На мое счастье, ни один Левиафан не прельстился моей маленькой лодкой, и мне удалось невредимым добраться до берега.