Вернувшись на корабль, Александр провел ночь, предаваясь размышлениям. Лишь перед рассветом он задремал, прикорнув на капитанском мостике. Александру приснился сон, который замечательным образом стал продолжением видения, пережитого им под воздействием препарата Удивительного Енота: Он снова был маленьким мальчиком и стоял на берегу океана, где теплые волны ласкали песок, и пальмы сонно шевелили своими огромными листьями в дрожащем от жары воздухе.
— Ты никогда не видел китов, мой драконыш? — сказала мать, — Тогда летим, посмотрим.
Она легко подняла его на руки и подбросила вверх, как подбрасывают младенца. Но ловить его она не собиралась. Его тело почти мгновенно изменилось, удлинившись, за спиной выросли крылья. Лишь лицо и голова не утратив прежней формы, остались головою и лицом человеческого ребенка. Он неуклюже взмахнул крыльями и медленно стал подниматься в небо. Мимо него пронеслось огромное серебристое тело матери. Потоком воздуха его швырнуло в сторону, он перекувырнулся и засмеялся.
Они поднимались все выше над морем, и мать, поджидая, кружила над ним и улыбалась своей таинственной улыбкой, глядя на его неловкие попытки удержать равновесие.
Но когда они приблизились к темному предмету, с берега принятому ими за кита, с лица матери вдруг исчезла улыбка. Невообразимых размеров туша, похожая на обрывок кишки, но в тысячу раз больше, плавала на поверхности моря. Чудовище слабо шевелило тремя параллельными рядами рядами плавников идущих по обеим сторонам его тела. И каждый такой плавник был размером с крыло взрослого дракона.
Рот чудовища, похожий на гигантский пупок, конвульсивно сокращался, и темная жидкость сочилась из него в океан, почти не смешиваясь с морской водой. Темный след, оставленный животным уходил далеко в открытый океан и терялся среди волн у самого горизонта.
Бугристая кожа Левиафана была облеплена водорослями. На ее темной поверхности светлыми пятнами выделялись колоний ракушек. Сотни больших и маленьких рыб роились вокруг его тела. Еще до своей смерти чудовище стало для них пищей.
Туловище зверя, широкое в передней части, слегка сужалось к хвосту, огромному и мощному, имевшему четыре плавника вместо двух, как это бывает у китов. У чудовища отсутствовали глаза, и само оно из всех живущих на земле созданий больше напоминало гигантскую многоножку.
Александр парил над Левиафаном и не мог оторвать глаз от жуткого, отталкивающего и вместе с тем притягательного зрелища. Внезапно вздох, похожий на шум далекой лавины, вырвался из пасти чудовища, и нестерпимая вонь распространилась в воздухе.
— Летим домой! Скорее, — крикнула его мать. Плавники зверя вдруг пришли в движение и забили по воде, издавая странный шуршащий звук…
Александр открыл глаза. Солнце уже поднялось над морем. Он проспал совсем недолго. Несколько секунд он приходил в себя, ибо его сон был настолько отчетлив и правдоподобен, что казался реальностью. Однако последний слышанный им во сне звук не исчез. Пугая утреннюю тишину, соседствуя с пением птиц в прохладном утреннем воздухе, раздавался ритмичный шуршащий звук.
Александр прислушался, шуршание раздавалось из-за угла улицы выходящей на площадь. Кто-то невидимый скреб метлой кристаллическую мостовую города, и звук этот медленно приближался. Александр спустился с корабля. Обогнув угол дома он внезапно оказался лицом к лицу с высоким сгорбленным стариком. Незнакомец был одет в серый плащ с накинутым на лицо капюшоном. В руках он держал метлу и, поднимая пыль, сметал к краю улицы немногие опавшие листья. Кроме этих листьев на мостовой не было никакого другого мусора.
Увидев перед собой Александра он замер в изумлении. В течении нескольких секунд они стояли один напротив другого. Внезапно заметив на пальце Александра перстень с треугольным камнем, старик опустился на колени. Его лицо просияло. Улыбка разгладила морщины на лбу. Он коснулся головой земли и застыл так, в глубоком поклоне. Всего чего угодно ожидал Александр, только не этого.
— Почему ты кланяешься мне? — изумленно спросил он, нарушив довольно долгое молчание.
Человек поднял голову. — Потому, что хотя я и прожил здесь много лет, но все же не забыл обычаев своего племени. — ответил тот и произнес несколько фраз на языке, который Александр узнал, благодаря долгому пребыванию на Артапраге, тем не менее не поняв из сказанного ни слова.
— Встань, — сказал Александр. — Ты ошибся, принимая меня за другого. Я не из народа Хастры. Мой друг подарил мне этот перстень.
— Пусть так, — сказал старик, поднимаясь на ноги, — Все равно, я рад снова разговаривать с живым человеком, ибо за последние двадцать лет я беседовал лишь с призраками своих воспоминаний и видел людей лишь в своих снах. Однако скажи мне, чужестранец, как очутился ты здесь, почти на самом краю света? Ведь ни один корабль по доброй воле не приближается к этим водам, ибо они обитаемы ужасными Левиафанами, или ты никогда о них не слышал? Может быть, тебя занесло сюда бурей? И где же твои спутники?
— У меня нет спутников, — сказал Александр, — И прибыл я сюда один. Мой корабль стоит на площади, ему не страшны морские волны и чудовища, потому что он не плавает по воде.
— Летающий корабль! Прости мне мое волнение, потому что это похоже на чудо. Но как? Неужели ты один можешь управлять таким кораблем?
— Да, — сказал Александр, — «Солнечный Ветер» был построен таким образом, чтобы им мог управлять один человек. Мое имя Александр. А как зовут тебя?
Услышав имя, старик словно окаменел на мгновенье, его взгляд сделался беспомощным как у ребенка, — Иштвар, — прошептал он чуть заметно шевеля губами, — Мое имя Иштвар.
Он поднял глаза и впился взглядом в лицо Александра. — Скажи мне, из какой страны ты прибыл, кто твои родители, и что привело тебя на этот остров?
— Я уже ответил на множество твоих вопросов. И сейчас хотел бы знать, почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Потому, что когда-то давно я знал одного мальчика по имени Александр. Он жил здесь, но потом судьбе было угодно, чтобы он покинул этот остров.
Александр побледнел, что не укрылось от цепкого взгляда старика. — Может ли быть так, что ты прибыл из страны, которая называется Македония?
— Да. — промолвил Александр.
— Ты мой сын, — сказал старик дрожащим голосом, — Подойди и обними меня!
Они были похожи на людей, и образ их жизни отчасти напоминал людской. Возможно, когда-то Диадавов ослепляли страсти, мучила неудовлетворенность, терзали властолюбие и жадность. Вероятно, когда-то они были самым обычным племенем людей, и так же, как все остальные народы, сражались и умирали за власть и золото. Но это было так давно, что никто из них уже не помнил этого времени. Диадавы веками жили в городе, который был создан не ими, но никто из них не знал каким образом они оказались здесь. Ни один из них не умер от старости, но так же ни один младенец не увидел света с тех пор как они поселились в этом городе, высеченном из драгоценного кристалла, имя которому было Изурион.
Они не умели любить в том эгоистическом смысле, который вкладывают в это понятие люди. Свободная от страха потерять, их любовь не знала испепеляющей ревности и иссушающей похоти. С веками прожитыми в Изурионе сгладились, потеряли остроту и почти исчезли из их жизни все страсти. Старость и болезни не имели над ними власти. Они научились жить в гармонии с тем, что их окружало, и не искали для себя большего. И хотя им была знакома боль, их раны заживали необыкновенно быстро.
И все же Диадавы могли умереть, погибнув в результате несчастного случая, или на войне, случись таковая. Они испытывали страх перед опасностью. Порою гнев владел их сердцем, но никогда не оставался там надолго.
Диадавы охотились в богатых животными и птицами лесах острова, но никогда не убивали больше, чем им было нужно для пропитания. А поскольку племя людей-драконов насчитывало немногим более трехсот человек, нужно им было немного.