Изменить стиль страницы

Четыре дня занял путь до столицы через степи и леса. Во дворец прибыл совсем иной человек, нежели тот, который всего несколько дней назад покидал ее на летающем корабле. Его щеки ввалились, в одежде застряли сухие соломинки и сосновые иголки, а глаза блестели нездоровым блеском. Лишь теперь, по прошествии некоторого времени, он в полной мере ощутил величину своей потери.

Однако, измотав себя одиноким путешествием и постом, он, достигнув, наконец, дна отчаяния, снова ощутил под ногами твердую почву и обрел опору, чтобы начать новый подъем. Вернувшись вечером в свои апартаменты усталым и изможденным, утром он пришел на верфи подтянутым и посвежевшим. Ибо таково было свойство его души, каждый раз, испытывая поражение, возрождаться вновь. И пока на горизонте оставалась хотя бы одна единственная цель, хотя бы призрачный отблеск надежды, нашему герою не грозило ни отчаяние, ни окончательное падение.

Александр провел на верфи весь день и лишь к вечеру возвратился во дворец, где отужинал вместе с Гидоном. В течении еще пятнадцати дней он оставался в Саррасе. Столько времени требовалось, чтобы постройка яхты, названой «Солнечный Ветер», была окончательно завершена, припасы в дорогу и необходимое снаряжение заняли свое место в трюме, мебель и личные вещи Александра разместились в капитанской каюте.

Яхта была около двадцати метров в длину, имела мачту с косым парусом, капитанский мостик и четыре каюты, предназначенные для экипажа и пассажиров. Летающим кораблем мог управлять всего лишь один человек, при условии, что он знал все ее секреты и был сведущ в воздухоплавании. С помощью хитроумных механизмов поднятие и опускание парусов, управление топкой и другие операции по обслуживанию судна были максимально упрощены. Сердцем корабля, его подъемной силой служил перстень, в свое время подаренный Александру Альдаоном. Это было удобно, так как во время остановок Александр снова надевал кольцо на палец. Таким образом, любая попытка угнать яхту становилась практически невозможной.

За то время, которое он провел во дворце, Александр успел обсудить с Гидоном множество текущих государственных вопросов. Особенно ощутимой была его помощь в составлении плана предстоящей компании на севере Восточного материка. Александр сопровождал Гидона в его поездке на северную границу, где в одной из крепостей Правитель встретился с двумя северными князьями и заключил с ними военный союз против Тирао.

Князья обязались послать сильные отряды морем в поддержку Македонским экспедиционным силам. Было назначено время и место сбора. Македоняне должны были высадиться на пустынном островке неподалеку от бывшего главного города Валешей и создать там базу для себя и для войск союзников, а также ко времени прибытия последних провести воздушную разведку.

После прихода союзников, если Тирао все еще будут находиться в Виоле, планировалось высадить десант на материке и внезапным ударом с моря, воздуха и суши истребить врагов, не давая им рассеяться по лесам. Предполагалось массовое использование метательных машин и Греческого огня на первом этапе боя, тяжеловооруженной пехоты в сочетании с легкой конницей варваров на втором.

Если же Тирао, после похищения их вождя, оставили город, предлагалось приступить к тщательной разведке и по получении результатов начать операции в лесах. Одновременно, второй флот Македонян должен был доставить на Восточный материк вспомогательные войска, и рабочих для строительства на побережье цепочки укрепленных фортов.

После безрезультатных попыток договориться с Ушей наилучшим вариантом представлялась демонстрация военной мощи людей. Лишь после этого планировалось предпринять новую попытку к переговорам.

В один из этих наполненных кипучей деятельностью дней, Гидон повел Александра в отреставрированную недавно часть дворца и с гордостью показал своему другу мозаику, занимавшую все четыре стены большого зала, предназначенного для торжественных пиршеств. На ней были запечатлены важнейшие события прошедшей войны.

Александр увидел изображение неравного боя в тоннелях, гибель Македонского флота, строительство кораблей в горах. Большая часть мозаики была посвящена завершающему сражению, получившему у историков название «Битвы На Клевере». Ибо на поле, выбранном Александром для сражения, в обилии произрастала эта медоносная трава.

Александр разглядел себя, стоящего на вершине холма в окружении офицеров. Во главе конницы Гидон устремлялся в атаку, предотвратившую охват Македонских войск с флангов. Над сражением, происходившем на земле, художник изобразил бой летающих кораблей и подвиг экипажей брандеров, которые своей успешной атакой лишили врагов мужества. И Александр вспомнил, как впервые он вступил в этот дворец, как с восхищением рассматривал, следуя сквозь череду залов, запечатленную на их стенах историю Македонии. Теперь он и сам стал неотъемлемой ее частью. Сознавать это было радостно и грустно одновременно. Уже в который раз он снова покидал свое прошлое, сжигая за собой мосты, отправляясь навстречу непредсказуемому будущему.

В четвертый день последнего летнего месяца Тран яхта Александра покинула гостеприимную Македонскую столицу и устремилась на юго-восток.

Гидон со смешанными чувствами прощался со своим другом. С одной стороны, он лишался поддержки и советов Александра, и это его печалило. Кроме того, власть его облекавшая, не смогла убить в нем сентиментальности, которая отличает многих военных. Ему было жаль расставаться с другом, ибо дружба эта была самой настоящей, скрепленной кровью войны. С другой стороны, он уже привык к роли главы Македонского государства, и расставание с троном Правителя стало бы для него серьезным ударом. Поэтому когда этот Дамоклов меч, висевший над его головой, исчез окончательно и бесповоротно, он ощущал радость и облегчение. За что мы ни в коей мере не будем его осуждать.

Эта крепкая смесь чувств вызвала щекотку в его носу. И в тот момент когда корабль оторвался от поля аэродрома, Гидон всхлипнул и утер пальцем слезинку, пробежавшую по его пористому обветренному носу.

За день до этого Гидон приказал наполнить трюмы яхты лучшей едой, годной к длительному хранению. Он подарил Александру свою коллекцию вин, которую начал собирать, еще служа капитаном на северной границе. И тому, кто знал его в достаточно близкой степени, становилась понятна вся глубина этой жертвы, ибо Правитель являлся одним из самых тонких ценителей вин во всей Македонской державе.

Кроме всего прочего, Гидон распорядился погрузить в трюм сундучок, набитый золотыми монетами, и два комплекта тяжелого защитного вооружения, принятые в Македонской кавалерии, а так же несколько луков, мечей, три щита, большой запас стрел и последнее слово военной техники — небольшие керамические сосуды шарообразной формы, наполненные горючей смесью, взрывавшейся от удара.

Стоя на каменной площадке, смотря как корабль исчезает в дымке, висевшей над морем, чувствуя как первые капли дождя из затянувших небо облаков капают ему на лицо и руки, Гидон страстно желал удачи своему самому близкому другу. Он вспоминал их совместную службу и ощущал себя изрядной свиньей за то облегчение, которое испытал в момент, когда Александр заверил его, что ни при каких обстоятельствах уже не станет претендовать на власть в Македонии.

Бывший капитан совсем размяк и размок от слез и дождя. Сказавшись больным, он отменил все запланированные на сегодняшний день встречи и совещания. Остаток дня Гидон провел в своей спальне, диктуя секретарю примирительное письмо к Анис. И расхаживая по комнате, подбирая мучительные слова извинения, он вдруг остановился посередине фразы, пораженный совершено новой для него мыслью. Внезапно он понял то, что Александр узнал на полмесяца раньше. Сегодня с ним попрощалась его молодость, с этого дня начиналось для Правителя медленное, но неотвратимое увядание.

Спустя два месяца после отбытия из Саррасы «Солнечный ветер» достиг большого пустынного острова, омываемого водами теплого океана. Путь, который пришлось пройти кораблю, был огромен. Стартовав из Македонии, Александр пересек весь Восточный материк, держа курс на юго-восток. Пустыни, реки, обширные степи и тропические леса сменяли друг друга, проплывая под днищем его корабля, и лишь небо оставалось все тем-же безбрежным и неуловимо далеким.