— В общих чертах.

Зазвонил телефон.

— Прокурор Заридзе, — сказал он в трубку. — Ну что? Узнал? Так узнай! Не могу говорить с тобой. У меня народ. — Заридзе повесил трубку. — Машин, к сожалению, нет сейчас. Блокируют выезды из города. Придется подождать, товарищ майор.

Я хотел спросить, а зачем надо блокировать выезды из города, задерживать рейсовый автобус, но передумал. Это меня не касалось.

— Да-а! — произнес я. — Похоже, что в Москве я буду вместо утра вечером. Можно связаться с Петровкой? Предупрежу начальство…

Заказав телефонный разговор, я решил выйти в коридор, чтобы не мешать прокурору работать.

Капитан хотел последовать за мной, но Заридзе сказал:

— Абулава, останься.

В коридоре ко мне подошел сутулый мужчина.

— Следователь прокуратуры Бадридзе, — представился он и пригладил пышные рыжие усы. — Чаю хотите, товарищ майор?

— А вам откуда известно, что я майор?

— Видел вас вчера в гостинице и полюбопытствовал у дежурной, кто вы. Так хотите чаю? Лейтенант заваривает отменный чай.

Лейтенант, сидевший за столом в дежурной части, отделенной от коридора барьером, приветливо улыбался.

— Заварить? — спросил он.

— Нет, спасибо.

— У нас чепе, товарищ майор, — сказал Бадридзе. — В двух шагах от гостиницы сегодня ночью между часом и двумя ударом по темени убили директора местного консервного завода Котэ Долидзе. Пожалуй, самого известного человека в городе.

— Знаю. Вы тоже считаете, что с целью ограбления?

— Похоже, с целью ограбления. Бумажник Долидзе оказался пустым.

Раздался телефонный звонок.

— Бондо, тебя, — позвал лейтенант.

— Извините, — сказал Бадридзе и, подойдя к барьеру, взял трубку. — Соответствует. Тебе нечего беспокоиться. Твоим детям ничего не грозит. Принимаем меры. Хорошо, хорошо. — Повесив трубку, он вернулся ко мне. — Директор школы. Спрашивает, правда ли, что в городе объявился убийца. Здесь слухи распространяются быстрее звука.

— Такси поедет отсюда в Тбилиси? — спросил я.

— Не поедет.

Из кабинета вышел капитан Абулава.

— Бондо, начальник тебя зовет, — сказал он Бадридзе и обратился к дежурному: — Я поехал за семьей Котэ Долидзе.

Снова зазвонил телефон, и лейтенант схватил трубку.

— Дежурный лейтенант Киладзе слушает. Здравствуйте, товарищ Элиава. У нас. В прокуратуре ремонт. Сейчас соединю. — Лейтенант нажал на кнопку селектора. — Товарищ Заридзе, на проводе первый секретарь горкома партии товарищ Элиава. — Лейтенант повесил трубку. — Ну и переполох! Даже первый секретарь всполошился. В общем-то понятно…

Я читал взятый у лейтенанта журнал «Человек и закон», стараясь не слышать ни телефонных звонков, ни разговоров, когда капитан Абулава привез жену и сына Котэ Долидзе. Женщина едва держалась на ногах, и ее вел под руку высокий юноша в джинсах и кожаной куртке. Не очень гуманно было привозить ее в горотдел. Женщина успела обрядиться в черное платье. От нее пахло нафталином и валерьянкой. Внезапно она побледнела и покачнулась.

— Воду и нашатырь! — крикнул я.

Через несколько секунд капитан Абулава стоял около меня со стаканом и пузырьком.

Женщина пришла в себя довольно быстро.

— Спасибо, большое спасибо, — сказала она.

— Не стоит благодарностей, — ответил я. — Вам нужно лежать.

— Слышите, что доктор говорит?! — обратился юноша к капитану Абулаве. — Мне вы не поверили!

— Он не доктор, — сказал Абулава и ушел в кабинет к Заридзе.

— Вы тоже милиционер? — спросил юноша.

— Тоже, — ответил я, раскрывая журнал.

— Что у вас за порядки?! Где это слыхано, чтобы людей в таком состоянии таскали на допросы?! Сердца у вас нет!

— Перестань, сынок, — взмолилась женщина.

— Пусть один раз услышат правду о себе! — не унимался юноша.

— Ты понял, что мать сказала?! — Лейтенант Киладзе прикрыл телефонную трубку рукой. Он отвечал на чьи-то расспросы.

— У вас какое звание? — спросил меня юноша.

— Майор.

— Тогда объясните, почему капитан придает такое важное значение пустому бумажнику? Отец в бумажнике денег не носил!

— Я не занимаюсь этим делом. Поговорите с прокурором.

Женщина заплакала.

— Мама, мамочка, успокойся, прошу тебя! — Юноша гладил своей огромной рукой маленькую голову женщины. — Клянусь душой отца, если они не арестуют Саркиса Багиряна, я сам рассчитаюсь с ним. Я-то знаю, что он убийца!

— Что ты там болтаешь? Откуда ты можешь знать, кто убийца? — сказал лейтенант. — И почему ты решил, что твой отец убит? Может, это несчастный случай.

— Люди слышали, как этот ублюдок Саркис грозился убить отца!

— Ну и что? Мало ли кто грозится?! По-твоему, все исполняют свои угрозы?

— За всех я не отвечаю. Все не сидели в тюрьме, а Саркис сидел!

— Ростом ты пошел в отца, а вот рассудительностью…

Дверь, обитая дерматином, распахнулась, и капитан Абулава пригласил в кабинет мать с сыном.

…Лейтенант Киладзе убрал чашку, фарфоровый чайник, коробки с чаем и сахаром в ящик стола. Он заканчивал дежурство.

— Кто такой Саркис Багирян? — спросил я.

— Грузчик. Грузчик на заводе, — ответил лейтенант.

В коридоре стало шумно и тесно. Хлопали двери, раздавались голоса и шаги.

Я сидел на скамейке с раскрытым журналом.

Ко мне подсел Бадридзе.

Капитан Абулава обнаружил мертвого Котэ Долидзе лежащим на спине — в странной позе для человека, которого ударили сзади по голове. От такого удара человек обычно падает лицом вниз. Долидзе был без ботинок. А ботинки не нашли. Случается, что ботинки с человека слетают, когда на него наезжает автомобиль. Но ведь при этом они остаются, не исчезают же.

На месте происшествия заметили следы автомобильных шин на мостовой. Тормозной путь длиной метров шестнадцать заканчивался в разрытой поперек улицы — от тротуара до тротуара — траншее. Но автомобиля на месте происшествия не оказалось. Какая скорость должна была быть у автомобиля на темной улице, если он отбросил Долидзе так, что с него слетели ботинки? Долидзе был крупный мужчина — при росте сто восемьдесят пять сантиметров весил сто сорок килограммов.

Бадридзе еще что-то пытался мне растолковать, но я жестом остановил его. Я не хотел думать обо всем этом. Я сказал себе, что это меня не касается, и углубился в чтение журнала.

Когда я вошел в кабинет, прокурор уже говорил по телефону с начальником МУРа генерал-майором милиции Самариным.

— …Этот вид преступления у нас искоренен ровно двадцать девять лет назад, товарищ генерал, — сказал он в трубку. — Здесь, рядом со мной, товарищ генерал. Передаю трубку. Благодарю, товарищ генерал. Всего вам хорошего. — Заридзе протянул мне трубку, как священную реликвию.

— Здравия желаю, Владимир Иванович, — сказал я Самарину.

— Спасибо, тебе тоже, — ответил он. — Что стряслось?

— Задерживаюсь.

— Хочешь помочь землякам?

— Да нет, выехать не могу. Блокированы выезды из города.

— Ясно. Слушай, Серго, может, им помочь надо? Они там двадцать девять лет не расследовали убийств.

— Они здесь сами с усами, товарищ генерал. Не только в прямом, но и переносном смысле.

— Ну смотри. Нужна помощь — помоги. Я договорюсь, с кем положено. Не нужна — возвращайся. Дел полно.

— Возвращусь к вечеру, Владимир Иванович.

Закончив разговор с Самариным, я поблагодарил Заридзе и вышел из кабинета. В коридоре ко мне подошел Абулава.

— Машина будет через две минуты, — сказал он.

— Ну как? Блокировка что-нибудь дала? — спросил я.

— Ничего. Сняли блокировку.

— Тогда, может, я поеду на автобусе?

— Ни в коем случае. — Он помялся, словно чего-то стыдясь, провел рукой по небритым щекам. — Извините за такой прием, за задержку…

Я крепко пожал ему руку.

— Удачи вам, капитан.

На улице было ослепительно светло. Лучи солнца пронзали воздух, замешенный на ароматах осени. Где-то жгли костер, и ветерок доносил запах дыма. Я с наслаждением вдыхал этот воздух детства…