Луч фонаря скользнул по обугленным остовам домов и опустился на мостовую. По привычке капитан бросил луч сначала направо, а затем налево и замер. Он увидел лежащего мужчину. Пьянства капитан не терпел. Не понимая, как можно так низко пасть, он сердито зашагал к мужчине. Абулава почувствовал что-то недоброе в позе человека. Тот лежал на спине, раскинув руки и ноги. Капитан побежал и за две секунды оказался рядом с мужчиной. У него перехватило дыхание. Он сразу узнал директора консервного завода — единственного в городе промышленного предприятия — Котэ Долидзе. Капитан схватил беспомощно откинутую на мостовую руку. Пульс не прощупывался. Абулава подсунул под голову Долидзе свою фуражку и вздрогнул, коснувшись чего-то жидкого и холодного. Кровь, остывшая кровь, подумал капитан и осветил запачканную руку фонарем. На ней действительно была кровь. Капитан приник ухом к груди Долидзе. Он не услышал сердцебиения.

Он подавил первый порыв — бежать к телефону и разбудить прокурора города Заридзе. За десять лет службы в милиции капитану ни разу не приходилось расследовать дело об убийстве. Пятьдесят тысяч жителей города с нежным названием Натли, расположенного в полутора часах езды от Тбилиси, отличались пылким нравом, но ни один из них не доводил дела до убийства.

Он не мог сосредоточиться. Кто осмелился поднять руку на Долидзе? Почему, с какой целью? Он лихорадочно ощупал одежду на убитом и обнаружил в кармане пиджака бумажник. Бумажник был пуст…

Капитал побежал к гостинице. Ему сразу открыли дверь. Он подскочил к телефону и позвонил в горотдел. Казалось, прошла вечность, прежде чем он услышал знакомый голос.

— Вы что там, спите, черт вас возьми?! Немедленно на выезд! Улица Кецховели. Убит Котэ Долидзе.

Капитан набрал номер Заридзе. Он снова ждал ответа, но в этот раз испытывал неловкость. Прокурор, видимо, крепко спал. В горле пересохло, и капитан, дотянувшись до графина на столе, налил воды в стакан. Он сделал глоток, когда услышал голос прокурора.

— Извините, что разбудил. Докладывает Абулава. Убит Котэ Долидзе.

— Наш Котэ Долидзе?! Не может быть!

— Я сам обнаружил труп на улице Кецховели. Смертельный удар нанесен по темени тупым предметом. Бумажник Долидзе пуст.

— Убийство с целью ограбления?

— Но кто из жителей Натли поднял бы руку на Долидзе?!

— Чужого в городе не было? Не исключено, что это чужой. Перекрой все выезды из города. Я скоро буду.

Мне снилась мама. Она сидела напротив меня и уговаривала не оставлять ее одну. Я знал, что она еще жива, и знал, что она умрет, когда я уже буду в Москве, но не уступал ей. Я не мог жить в Тбилиси после гибели Нины. Мать понимала это, но не хотела мириться с ожидавшим ее одиночеством. Она заплакала. Я молчал.

— Серго, съездим в Натли, — сказала мама.

— Зачем? — спросил я, задыхаясь во сне от своей жестокости. Я знал, что в Натли прошло ее детство.

Я отказал ей, не понимая, почему это делаю. Но так было тогда. Я не съездил с мамой в Натли. И вот какой раз я видел тот же сон, страдая от знания будущего и от своего бессилия что-то изменить.

Я заставил себя открыть глаза. Сердце учащенно билось.

Я лежал в гостиничном номере. За окном был город детства моей матери. Несколько лет назад я привез ее сюда в пасмурный осенний день, чтобы предать земле, о которой она грезила в каждом письме. Так я попытался хоть в какой-то мере искупить перед ней вину.

Я лежал в темноте с открытыми глазами и знал, что больше не засну. Я закурил, хотя никогда не позволяю себе этого в постели, потом зажег свет и попытался читать. Глаза механически пробегали строки. Мозг их не воспринимал. Отложив книгу, я принял душ, побрился и оделся.

В пять я не выдержал, взял портфель и вышел из номера. До отхода рейсового автобуса было два с половиной часа, но я решил, что лучше посидеть на станции, чем оставаться в четырех стенах со своими мыслями. В Тбилиси я не собирался задерживаться и к обеду надеялся быть уже дома, в Москве. Меня ждала работа.

Я разбудил дежурного. Он открыл дверь. Я шагнул в темноту.

Я достаточно хорошо ориентировался в этом двухэтажном городе и легко добрался до автобусной станции. Она находилась на выезде из Натли. Станция — низкое деревянное строение на площади, покрытой асфальтом, — еще не работала. На дверях домика висел замок. Я поставил портфель на скамейку и расстегнул куртку.

Небо посерело. Наметились контуры гор, окружавших город. Минута за минутой они становились все отчетливее, словно на фотографии, только что опущенной в проявитель. Где-то проснулась иволга…

Донесся шум машины. Для автобуса было рановато. «Москвич», определил я по нарастающему шуму. Машина приближалась на большой скорости. Милицейский «Москвич» ворвался на площадь и с визгом затормозил в двух шагах от меня. Из машины вышли капитан и сержант, большеголовый коротышка.

— Здравия желаю, товарищ майор, — сказал капитан и откозырял: — Капитан Абулава, замначальника горотдела.

— Здравствуйте. — Я с интересом смотрел на него. — Откуда вам известно, что я майор?

— Здесь каждый приезжий на виду. Товарищ майор, автобус будет задержан. Очень сожалею. Но ничего поделать не могу. Распоряжение прокурора города — Роберта Георгиевича Заридзе.

Я понял, что в городе совершено серьезное преступление.

— Что, убийство?

— Убийство, товарищ майор. Извините. — Он еще раз козырнул и позвал сержанта: — Гегечкори!

Я был растерян. Как же я доберусь до Тбилиси? А капитан и не думал предлагать помощи.

— Пока побудешь один. Через полчаса подошлю кого-нибудь, — сказал он сержанту и собрался сесть в машину.

— Капитан, — обратился я к нему, — вы не могли бы помочь мне?

— С удовольствием, товарищ майор. В другой ситуации я бы сам отвез вас в Тбилиси. Но сегодня… У нас, как вы догадываетесь, и с людьми, и с техникой туговато. — Он провел рукой по небритому подбородку. — Может, прокурор… Садитесь в машину. Что-нибудь придумаем.

Мы подъехали к двухэтажному зданию, в котором, судя по вывескам, на первом этаже располагался горотдел, а на втором — прокуратура.

Коридор второго этажа был устлан плотной оберточной бумагой. Стены блестели свежей масляной краской.

Капитан осторожно, чтобы не запачкаться, толкнул дверь с табличкой «Прокурор». В кабинете стояли вымазанные белилами козлы и ведра.

— У нас, наверно, сидит, — сказал капитан.

Мы спустились на первый этаж и прошли по коридору мимо дежурной части, откуда молоденький лейтенант таращил на меня глаза. Открыв обитую дерматином дверь с табличкой «Начальник», капитан неуверенно вошел в кабинет. Я последовал за ним.

За письменным столом восседал крупный мужчина в форме прокурора. Он весил, наверное, килограммов сто двадцать, но его нельзя было назвать толстым. Скорее, он был плотным, с тугим жирком. Строгое лицо с агрессивным подбородком выдавало в нем человека, привыкшего повелевать.

— Здравия желаю, — сказал я.

— Роберт Георгиевич, разрешите… — начал Абулава, но тот жестом остановил его.

Полным доброжелательства голосом прокурор сказал мне:

— Дальше. Фамилия, имя, отчество…

Абулава смущенно захлопал длинными ресницами.

— Бакурадзе Серго Михайлович, — ответил я и не удержался. — Место рождения — Тбилиси, пол — мужской, член КПСС, постоянное место жительства — Москва, место работы — Московский уголовный розыск, должность — старший инспектор. — Я предъявил прокурору удостоверение.

— Очень приятно с вами познакомиться, товарищ майор. — Он протянул руку: — Прокурор города Заридзе. Садитесь, прошу вас. Что вас привело в Натли? Командировка?

— Личные дела, — ответил я.

— Роберт Георгиевич, товарища майора надо отправить в Тбилиси, — сказал Абулава. — Затем и пришли.

— Понятно, понятно. Значит, нужна машина. — Заридзе улыбнулся мне: — А я вас принял за задержанного. Не обессудьте. Вы, наверно, в курсе наших событий.