Изменить стиль страницы

На конверте было указано: заказ № 386, поезд № 149, вагон 5, места 7 и 8, время отправления 2/I 22 час. 07 мин.

— Почему вы оставили деньги Игнатову, а не дома? Вы ему больше доверяли, чем жене?

— Ему я доверял как самому себе. Порядочный был человек. Таких мало. А мою бывшую жену нельзя назвать порядочной. Она ушла к другому, когда сыну не исполнилось пяти лет, и не вспоминает о нем. Сейчас ему восемь. Я его воспитываю один. Поэтому я взял отпуск в такое время, чтобы провести с ним каникулы.

В справке ничего не было о том, что Спивак разведен.

— Простите, — сказал я.

— Ничего. Дома оставить такие деньги я не рискнул. Мало ли что.

— Вы же могли положить их на сберкнижку.

— Да?! Стоять в очереди с пенсионерами час, чтобы положить, и час, чтобы снять? Спасибо, не надо. Деньги могли мне понадобиться в любой момент. Я почти договорился с одним человеком, что куплю у него машину. «Жигуленка». Машина новая. — Спивак стал мять новую сигарету. — Лучше было потерять десять часов в сберкассе, чем десять тысяч.

— У вас есть расписка?

— Да что вы?! Какая расписка?! К Игнатову я относился с уважением. Не мог же я его так оскорбить.

— Ну а какой-нибудь другой документ? Например, документ, подтверждающий, что вами заработаны эти десять тысяч.

— Я сейчас расскажу, как я заработал эти деньги. Числа пятого-шестого сентября мне на работу позвонил Игнатов. Дома у меня телефона нет. А, я уже говорил… Я обрадовался. Мы не виделись года полтора. Вечером встретились, пошли в «Арарат». То да се, и вдруг он говорит: «Хочешь заработать десять тысяч?» Я испугался. Я вообще по своей натуре трус. Улицу боюсь перейти там, где не положено. Игнатов засмеялся и сказал, что ничего противозаконного он в жизни не делал и делать не собирается. «А как мы можем заработать десять тысяч?» — спросил я. «Двадцать — десять тебе, десять мне», — поправил он. У него все было подсчитано до копейки. Если честно, я чуть не прослезился. Другой на его месте предложил бы двадцать процентов, ну двадцать пять, а Игнатов собирался поровну поделить заработок… В Калужской области есть два бесхозных яблоневых сада. Один двадцать шесть гектаров, другой — восемнадцать. Знаете, неперспективные деревни и все такое. Когда-то сады принадлежали колхозу. Три года никто не собирал урожая. Яблоки гнили там, что называется, на корню. Оказывается, по телевизору показывали сады. В Тульской области тоже есть бесхозные сады, кажется, в Одоевском районе. А еще показывали, как садоводы-любители сваливали тоннами яблоки на берегу реки и как свиньи воротили рыла от яблок. Переели. Хозяева личных садов жаловались, что им девать яблоки некуда, себя, детей, знакомых — всех обеспечили. На рынок везти? Не все же поедут на рынок. Да и транспорт негде взять. Сельпо яблок не принимает. Коопторг то принимает, то не принимает, а если принимает, то условия ставит такие, что не захочешь яблоки везти. И опять проблема транспорта. Где садоводы его возьмут? А очереди? Сколько времени люди потеряют?! Игнатов показал мне газету, не помню какую, где было написано, что один Одоевский район Тульской области когда-то снабжал яблоками пол-России, а яблочная пастила из соседнего Белевского района еще и на экспорт шла.

Впору было перебить Спивака и взять инициативу в свои руки. Неожиданно он сам прервал себя.

— Вот так нерадивые хозяйственники мешают реализации Продовольственной программы. — Спивак закурил. — Игнатов от нечего делать включил однажды телевизор и заинтересовался передачей. Он страшно возмущался… Извините, я длинно говорю.

— Ничего, ничего. Дальше что? Как я понимаю, у Игнатова родилась идея…

— Да. Сейчас расскажу. Он съездил в Калужскую область, нашел бесхозные сады. Деревья, говорит, гнутся под тяжестью яблок. Мы, говорит, яблоки импортируем, а тут, говорит, под боком погибают тысячи тонн. Спросил он меня, могу я организовать транспорт — десять пятитонок. Могу, отвечаю, если яблоки будут предназначены для рабочих и инженерно-технического персонала завода. Конечно, говорит, для них, и только для них. А кто, спрашиваю, урожай собирать будет, где людей взять? На своем заводе, говорит, и возьмешь. Привлеки, говорит, завком и комитет комсомола. Пусть, говорит, выезжают мужья с женами, жены с мужьями, и все с детьми. Устроим, говорит, им праздник, праздник сбора урожая. У него голова была как две моих. Он все учел, даже психологию людей. Кто откажется от того, чтобы по дешевке, по пятьдесят копеек, купить килограммов десять — двадцать яблок на выбор? Срывай с дерева любое, которое на тебя смотрит, на здоровье. Игнатов велел организовать буфеты из райцентра, чтобы люди, натрудившись на свежем воздухе, могли выпить горячий кофе, съесть сосиску, сдобу. И ни грамма выпивки, даже пива. Все, что надо, он продиктовал и так вежливо, но твердо говорит: «Никакой самодеятельности». — Спивак сделал паузу.

— Что же, были буфеты? — спросил я.

— Были, — ответил Спивак. — Только не из райцентра, с завода. Завком организовал. — Он опять закурил. — Выехали на рассвете колонной из шестидесяти машин — десять пятитонок, остальные «Жигули», «Москвичи», «Запорожцы» и даже три «Волги». Я вам доложу, рабочие хорошо у нас стали жить. Выехали с семьями. Молодежи поехало человек триста. Музыка, песни, веселье, соревнование, какая бригада больше соберет. Получился настоящий праздник урожая. Собрали больше сорока тонн. Все равно на деревьях остались яблоки. К вечеру вернулись в Москву.

— Как взвешивали яблоки?

— Никак. Чего было жаться? Яблок-то полно. Не беда, если кому на кило больше перепало бы. За меру брали двадцатикилограммовые ящики. На заводе их изготовили.

— Деньги кто собирал?

— Профгрупорги. Те сдавали мне. Знаете, все были очень довольны. На заводе долго об этом говорили. А я до сих пор удивляюсь. Все получилось, как задумал Игнатов. Когда мы с ним подбили бабки, решили отметить это дело в «Арарате». Я на радостях стал его расспрашивать, как ему все-таки пришла в голову такая идея. Все смотрят телевизор, читают газеты, но никто же не бросается спасать народное добро. Он и говорит, что идей у него полно. Вот, например, терриконы на угольных шахтах. Из-за терриконов у руководителей шахт постоянные неприятности. Они бы рады не сваливать пустую породу рядом с шахтами. Но куда ее вывезти? Транспорта нет, рабочей силы нет. Вот, говорит, и пропадают миллионы тонн материала для строительства дорог. Игнатов нашел выход — колхозы. Сейчас много богатых колхозов, которые строят дороги на собственные средства. Деньги у них есть, а материалов, как всегда, не хватает. Только, говорит, некому такую идею колхозам подать. У Игнатова был ум государственного масштаба. Он многое мог сделать.

— А деньги класть в собственный карман.

— Он хотел оприходовать деньги, но на заводе его на смех подняли, сказали, чтобы он не морочил голову. Чего удивляться?! Вон «Литературка» писала, что ленинградский доцент завещал институту педиатрии четырнадцать тысяч рублей — все свои сбережения. Так его вдове три года морочили голову в Министерстве здравоохранения, в том числе в юридическом бюро министерства. В итоге бедная старушка не могла выполнить волю покойного мужа. Вмешалась газета. Вы думаете, министерство оприходовало эти четырнадцать тысяч и поблагодарило старушку? Нет же! Министерство отфутболивало старушку вместе с корреспондентом, пока главбух министерства в трехстрочном завещании не обнаружил, что деньги завещаны не вообще министерству, а институту педиатрии. В министерстве потирали руки от радости, потому что институт педиатрии подчиняется Академии медицинских наук.

— Идею с терриконами Игнатову удалось реализовать? — спросил я.

— Он и не брался за нее.

— А другие идеи?

— Не знаю. Мне он ничего не говорил.

— Вы знакомы с друзьями Игнатова?

— С Маркеловым и Стокроцким? Слышал о них, но не знаком. Видел их однажды. Издалека.

— Когда?

— В мае прошлого года в пивном баре на проспекте Калинина. Мы с товарищем собирались уже уходить. Увидел Игнатова. Бросился к нему. Позвал его за наш стол. Как раз два места было свободных. Он был не один, с хромым человеком по фамилии Фалин. Игнатов познакомил меня с ним. За наш стол они не сели. Игнатов сказал, что должны подойти Маркелов, Стокроцкий и Шталь. Когда мы с товарищем уходили, они уже сидели за столом впятером.