— Почему ты хочешь знать?

— Потому что ты украл меня, — ее голос не звучал зло, когда сказала это. Если бы она рассердилась, он, возможно, ответил бы тем же или вообще игнорировал этот вопрос.

Он укутал их одеялом плотнее:

— Он был чертовым злым пьяницей.

— Нет! Только не это. Это невозможно.

— Почему нет?

— Потому что, — она легла рядом с ним, уютно расположившись в изгибе его руки. Он мог чувствовать ее дыхание на своей оголенной коже. — Потому что мой отец был чертовым злым пьяницей, но также он был хорошим человеком. Так что твой отец должен быть кем-то больше, чем только это.

Он мог бы поспорить с этим, но какой в этом смысл. Райли был плохим, особенно когда что-то шло не по его плану. И ему нравился ликер, по крайней мере, до тех пор, пока он не начал химиотерапию. Это было не то же самое, но он понял, о чем она говорит.

— Хорошо. Он родился в бедной семье и думал, что армия — единственное место для него. По крайней мере, он так говорил. Также у него была привычка лгать о своем происхождении, но это то, о чем он говорил больше всего, так что думаю, это правда.

— Так он служил?

— Думаю, что так. Он очень умело стрелял. И ему нравилось стрелять по вещам. Он часто брал меня на охоту. Он говорил, что очень важно научиться охотиться. Не могу сказать почему, но это казалось чертовски важным для него.

— Да?

Он слышал колебания в ее голосе. Она задавала вопросы очень мягко, как будто не хотела знать ответы, но не могла перестать спрашивать об этом.

Он перевернулся и поднял плечо. Юлий не мог видеть этого, но знал, что он там — длинный шрам в форме зубчатого полумесяца. Он почувствовал легкое ощущение ее пальцев, касавшихся старой рубцовой ткани.

— Что произошло?

— Я промахнулся.

Он собирался откинуться на спину, но почувствовал, как ее гладкое тело прильнуло сзади. Ее рука обернулась вокруг его живота, а подушечка большого пальца поглаживала его вверх и вниз. Она сдвинулась немного, и он обернулся к ней. Было комфортно чувствовать ее так близко. Он продолжил объяснять.

— Это была пума. Видела ее когда-нибудь?

— Не близко.

— Они прекрасны. Их шкура похожа на твои волосы.

— На мои волосы? — она переместилась позади него. Он мог только предположить, что она поворачивается, чтобы посмотреть на свои локоны.

— Золото, каждый его оттенок. Она просто лежала, растянувшись на этой большой скале. Скорее всего, она поела недавно. Вокруг ее рта было немного крови. Это должно было быть жутко, но нет. На человеке это было бы жутко, но ей это свойственно. Папа привел меня туда и положил пистолет в мои руки. Я не ожидал, что буду стрелять в тот день, совсем нет. Я раньше не был достаточно тих, чтобы подкрасться к кому-нибудь.

— Ты? Шумный? — подразнила она. Ее губы касались его кожи, когда она говорила.

— И неуклюжий, — он взял ее за руку. — Но да, я ненавидел саму идею стрельбы по ней. В смысле, мы не собирались ее потом есть, как делали с оленями.

— Ты можешь есть пуму, — сказала она. — Просто по вкусу это не очень.

— Ты ела пуму? — спросил он, наклоняя голову, чтобы он мог видеть ее лицо через плечо. Она ухмылялась ему.

— Нет. Но я могу сказать, что почти всех животных можно съесть. Мы просто этого не делаем.

— Почему? — спросил он заинтересованно. — Из-за вкуса?

— Частично, — она сжала свою руку вокруг его живота, касаясь пальцами его кожи. — Но есть еще кое-что. Мы едим тех животных, которых можно одомашнить и откармливать. Пуму же очень сложно посадить в клетку.

— Дерьмо, — он подтянул ноги и перевернулся на спину. Она осталась рядом с ним, свернувшись калачиком. Он почувствовал горячую кожу рядом со своей ногой. Юлий собирался что-то сделать с этим, когда собака переместила свой груз между ногами Юлия, связывая их обоих. — Короче говоря, я не мог ее застрелить. Не мог. Не знаю почему, но это было неправильно. Мы просто собирались убить ее. Я не хотел этого. Папе это не понравилось.

— Он порезал тебя, потому что ты не смог убить кого-то? — шокировано спросила она.

— Не совсем, он бросал в меня камни. Я был неуклюжим, но и быстрым, так что получил только два удара. Один из них оставил это.

Келли обняла его настолько, насколько позволяла их нынешняя поза, и он позволил ей. Это было странно. Юлий не говорил о себе так. У нее был способ избавить его от этого. Что-то было в нежных поцелуях, которые она оставила на его коже. Лучше, чем типичное «о, бедняжка».

Он повернулся, и она поцеловала его. Все началось легко, почти дружелюбно, как девушка могла поцеловать любого, у кого был плохой день. Затем ее язык проскользнул между его губ. Она пошевелилась, собака двинулась, и она переползла ему на колени.

— Хорошо, — сказала она мягко, потянув за подол футболки. — Отложим пока вопросы об отце?

— Хорошо, — он облизнул губы, обнажая ее грудь, — если ты настаиваешь.

Это был, пожалуй, лучший марафон.

— Чувак, ты сумасшедший, — Майкл наклонился над открытым капотом «Кадиллака» клиента. На его румяном лице было масляное пятно. Сегодня было полно работы, и большинство парней метались между рабочими местами.

— О чем ты говоришь?

— Об этом, — сказал Майкл с динамометрическим ключом в направлении офиса магазина.

Через жалюзи они могли видеть, как Келли и Беверли болтали и улыбались клиентам. Они были хороши в бизнесе.

— Что насчет этого?

— Хорошо, ты не просто сумасшедший, так еще и тупой, — Майкл продолжил свою работу.

Юлий фыркнул:

— Мужик, ты собираешься объяснить мне или так и будешь оскорблять?

— Когда все началось, ты сказал, что это все для ее безопасности.

Юлий пожал плечами и отвернулся:

— Да, и?

— Запасть на нее безопасно?

— Мужик, я не запал. Она просто... не знаю.

Майкл закатил глаза:

— Без разницы.

— Тебе есть что сказать?

Майкл встал:

— Мне есть что сказать. Ты собираешься выслушать?

— Говори начистоту.

— Эта девушка была влюблена в тебя с пятнадцати лет. Я ожидал, что она покончила с тобой, черт возьми, она заслужила это. Я надеялся, что она сделает это, когда ей исполнится шестнадцать или семнадцать лет, чтобы она могла вытащить тебя из своей головы и продолжить свою проклятую жизнь.

Юлий наблюдал за ней через жалюзи. Она хорошо выглядела сегодня, даже стоя рядом с кем-то наряженным, как Беверли. Были девушки, которые тратили часы, чтобы выглядеть так хорошо, как это делала Келли, завязав волосы в хвостик и надев джинсы. Ему это нравилось.

— Ты сердишься из-за этого?

— Да, мужик.

В его тоне было что-то, что заставило Юлия оглянуться:

— Ты ревнуешь, Майк?

Майкл покачал головой и сменил инструменты, вытащил из автомобиля старую свечу зажигания и посмотрел на нее. Увидев верхушки, почти изношенные и покрытые грязью, оба знали, что они перегорели:

— Не так, как ты думаешь. Не знаю, в школе мог бы. Я пошел тогда с ней на выпускной не потому, что она была моим другом. Но сейчас Келли другая. Умная, хотя многие люди умны, но здесь нечто другое. Самые умные люди? Они измотаны тем, что слишком много знают обо всем дерьме.

— Не Келли, — Юлий понял, что защищает ее. Он протянул новую блестящую свечу.

— Не Келли, — согласился Майкл, толкая новую свечу на место. — У нее такое огромное сердце и так много любви. Да, она прячет это все под видом умной девочки, но ты можешь видеть это каждый раз, когда она гладил таких страшненьких собак, как твоя, или когда она смеется с Беверли, чтобы то ни было. Она — тот яркий луч солнца и доброй воли… ну, черт тебя возьми, Юлий, ты не такой.

— Черт, — Юлий наклонился над двигателем с Майклом. Он хотел бы разозлиться, и какая-то часть внутри него сделала это, но факт в том, что Майкл был прав. — Я не могу просто бросить ее.

— Мне смешно от того, что ты думаешь, что бросив ее, лишишься своих чувств.