— Примерно от двадцати до пятидесяти миллионов долларов. Многие из этих вещей точно не оценишь на глазок, для большинства из них понадобится узкий специалист, экспертиза, и все такое. Цена, опять же, аукционная, нестандартная. В общем, тридцать миллионов туда, тридцать сюда — так ли уж это сейчас важно, Тань, а? — смеясь, сказал, Андрей. — Просто гора денег. Гора великих возможностей.

Андрей примолк, нахмурился и продолжил.

— Я когда-то, в девяностые годы, проработал пять лет без единого отпуска, да еще и учился одновременно. Вкалывал месяцами подряд по двенадцать часов в сутки без выходных. И все только для того, чтобы просто иметь стабильную работу, чтобы заработать на крохотную квартирку в спальном районе. У меня в голове было несколько десятков сценариев фильмов, а я сидел на офисных галерах или с надомной компьютерной поденщиной с девяти до девяти. Я мечтал даже не о роллс-ройсах и яхтах, а хотя бы просто проводить по трое суток напролет с любимой девушкой, ходить в свое удовольствие по выставкам и красивым горам и рисовать пейзажики маслом. Но жизнь предлагала мне только нелюбимую работу и возможность выкроить из нее несколько часов в неделю для какого-нибудь выхода в загаженный свинолюдьми пригородный парк, в кино или, максимум, на однодневную поездку в другой город. Я стал зарабатывать больше других, и мне некогда стало тратить деньги. Разве что копить, чтобы после сорока лет растратить эти запасы на лекарства от нажитых трудоголизмом болезней. Время — деньги. Деньги — время. Если есть одно из этих двух вещей, то его можно конвертировать в другое из них. Универсальная единица достатка и счастья, единая в двух агрегатных состояниях. Временьги. Во как! Временьги! Но только гений или большой злодей может в нашей стране превратить свое время в по-настоящему большие деньги. И только очень большие и, при этом, ни у кого из современников не украденные, ни у кого не одолженные деньги могут сделать человека по-настоящему свободным. Гора денег дает гору времени. Вот она! Целая гора! Целая пирамида времени!.. Ой! Тань, — его лицо вдруг сделалось чуть-чуть виноватым, — ты ж не подумала, что я решил все себе захапать? — Половина горы принадлежит тебе, не забывай! Половина твоя, по праву. Делай с ней все, что хочешь. Ты теперь миллионерша. Мультимиллионерша.

— Ага. Я теперь Вандербильдиха. Куплю себе котиковое манто и поеду на круизном теплоходе смотреть на гренландские ледники и на исландские вулканы. И на котиков, конечно, морских.

— Я с тобой! Давай заедем еще в Антарктиду, там пингвины императорские. Важные такие ребята, как во фраках. Представительные!

— А я еще слышала, что где-то в Африке есть такой поезд для туристов, идет через саванну несколько дней, через национальный парк, и из окон видно, как жирафы гуляют, зебры, львы там, страусы, обезьяны. Представляешь, как здорово? Там еще водопад где-то в Африке громадный, круче Ниагары.

— Виктория. Водопад Виктория. Всю жизнь хотел посмотреть. От Ниагары тоже не откажусь.

— Да и я не побрезгую. А от Ниагары в Нью-Йорк завернем, да?

— Заметано! На западное побережье Штатов после Нью-Йорка слетаем?

— В Калифорнию? Конечно!!

— А из Калифорнии на Камчатку через Тихий океан. С посадкой в Токио. Давай навестим улиток на склоне Фудзи? Ну, а после Камчатки можно передохнуть где-нибудь в комфортных краях и махнуть в Тибет. А начать я все эти кругосветки, знаешь, с чего хочу? С Италии. Вот даже не с Парижа, а именно с Италии.

— И я всегда жутко в Италию хотела. Из всех стран больше всего в Италию. Сегодня вот, как увидела эти древнеримские скульптурки, так только гляну на них, ну это же невозможно поверить, как классно сделано. Я та-а-ак хочу в Италию!!

— А еще я хочу дом! С кипарисами и черепичной крышей. И с библиотекой.

— В Италии! И с хорошими, настоящими картинами, и со студией. Я тоже люблю рисовать!

— Да. И чтобы из дома, из верхнего этажа было видно море и горы, как из башни Волошина. И чтобы можно было сидеть на тенистой террасе и работать с книгами. Или пить вино с любимой девушкой. Или принимать кучу гостей, а ночью чтобы они укладывались в гостевых комнатах и флигелях, в нормальных условиях, и пусть хоть неделю живут. Я бы для хорошего собеседника отпуск взял у его работодателя, за свой счет. Иногда так хочется поговорить с человеком о литературе, о философии, о жизни, а тут такой облом: ему утром на работу, и мне утром на работу! Я буду отыскивать талантливых, честных молодых людей, еще не испорченных гнилой системой, и давать им личные гранты, мощные стипендии на научные исследования, на дипломные киноработы, на юридическое, экономическое и художественное образование. Я буду знакомить их между собой, хорошие люди должны держаться друг друга, и тогда, может быть, их не затопчут агрессивные кланы тупых скотов-потребителей, не раздавят своими розовыми лимузинами. Я буду ездить на конференции, и сам организовывать конференции. А главное, я хочу, чтобы моя женщина работала только тогда и так, как ей этого хочется. Но чтобы она не была обязана этим исключительно мне, чтобы она не была купленной вешью, а была равной. И мы были бы вместе в любое время, не оглядываясь на офисные и прочие дэдлайны. И мы бы ездили на уик-енд не в Каменец, а в Рим. И мы бы забыли, что такое уик-енд, потому что у выходных не будет конца, потому что будней не станет вовсе. Я бы рисовал свою женщину. Рассказывал бы ей сто тысяч вычитанных когда-то и придуманных только что интересностей, когда мы ездили бы по миру и видели бы все это своими глазами.

Андрей задумался. Таня протянула руку и запустила пальцы в его шевелюру:

— Я люблю тебя, Андрей.

Он обернулся и посмотрел ей в глаза.

— Когда я говорил о своей мечте, я думал о тебе, Таня.