Куат направился к султану, но юноша встал на его пути:

— Я вижу, честь тебе дороже жизни. Побереги себя. Остынь немного.

Заметив промедление Куата, султан пришел в себя. Он снова замахал камчой, закричал, все больше распаляясь:

— Он не посмеет, Зулейха! Презренный раб, жалкий раб. Я, если не сгною его в земле, сам вырою себе могилу!

— Я не ослышался? Он Зулейхой назвал тебя? — Забыв султана, Куат во все глаза смотрел на ту, которую считал джигитом.

— Да, мой батыр, я — Зулейха. Просишь у неба счастья, а взамен получаешь горе. На девушек, как на птиц, ставят разные силки, а поймав, уже не отпускают… — Ее горящие глаза, казалось, вмиг погасли. Сняв шлем, она склонила голову в знак уважения, и по плечам рассыпались ее густые волосы.

— Я виноват лишь пред тобою, Зулейха! Прости мне глупые слова. — Куат погладил гриву ее коня.

— Правда только с истиной дружна, скажите и о себе, батыр. — Зулейха снова поклонилась.

— Сестрица, я был наслышан о твоей красе. Жаль, что мы встретились в таком неподходящем месте, но знай, что твой Куат-ага отныне всегда с тобой, — он приложил к груди свои ладони.

Услышав его имя, девушка внезапно покраснела.

— Куат-ага, я тоже слышала о вас… Я не забуду нашей встречи, пока живу, пока дышу… — В ее глазах блеснули слезы. С грустью она смотрела на Куата, потом пришпорила коня.

Куат тоже вскочил в седло, но с места не двинулся, все смотрел вслед удаляющимся всадникам.

4

Жомарт-батыр вернулся от Тауке-хана в плохом настроении. Дурное расположение духа делает замкнутого человека еще более угрюмым. Придя в приготовленную ему юрту, он рывком снял пояс, скинул с плеч шелковый чапан и тут же лег. Так и лежал на подушке, отвернувшись к стене.

Дожидавшийся его Куат, когда вошел батыр, низко поклонился, но, видя состояние Жомарта, не сел, продолжал стоять. Наблюдая, как тот ворочается на лежанке и горестно вздыхает, Куат не решался заговорить с ним.

Наконец, чтобы развеять его тягостные думы, Куат спросил:

— Жаке{33}, не пора ли нам собраться в обратную дорогу? В Ташкент заедем?

Жомарт посмотрел на Куата, вздохнул и отвернулся.

— Зачем ты танцуешь в пасти льва? — Жомарт задал свой вопрос спокойно, но гнев плескался в его голосе.

— Что я сделал, Жаке?

— Да куда уж больше! Такую кашу заварил! — Жомарт недовольно посмотрел на него.

— Я не знаю за собой вины. Разве я чем-то огорчил вас?

— Пойми, ты погубил себя. Поэтому я так расстроен. Что это за стычка с Булат-султаном?

— Если считать стычкой защиту собственной чести, то где же справедливость? — Куат сел на кошму. Все кипело в нем. Вчера он не придал значения происшествию на охоте.

— Что ты знаешь о справедливости? Она оружие в руках сильных, а для слабых в ней плохое прибежище. Если ты этого не понимаешь, как будешь жить на свете? — с грустью спросил Жомарт.

— Грош цена такой справедливости, если она, как дырявый щит, не может отразить удары насильников. Я не сверну со своего пути. — Куат встал.

— Перестань! Садись. Не мели вздор! Если ты идешь напролом, то считай — свое уже получил. Поедешь в Тобольск. Завтра же.

— Для чего?

— Не к родичам жены, не на гулянку, разумеется. По повеленью хана ты едешь как палач. Чтобы доставить связанным героя нашего, Суртая, любимого народом человеку. Вот на какое дело ты идешь!

— А если я откажусь? Пусть лучше испытают мою отвагу на поле брани, — взволнованно сказал Куат.

Жомарт привстал, поджал колени под себя.

— Это самонадеянность говорит в тебе. Эх, молодость! Нет чтоб рассудить разумно. Ясно, поручение неблагодарное, но что поделаешь? Кругом враги. Можем ли мы сейчас тратить время на раздоры и скандалы? Порой я думаю о Тауке, и волком выть хочется. Но понимаю, что в этой обстановке я должен поддержать его. Он ведь тоже ищет выход. Наши бедствия не дают ему прийти в себя. Как управлять таким раздробленным народом? То одно, то другое, бесконечные распри… — Помолчав немного, он продолжал: — Ты видел русских послов. Они говорят о своих обидах, и не только говорят, ставят определенные условия. Но так ли они не правы? Русские устали от набегов наших же джигитов. Но и тех понять можно. Бунтует обиженная гордость, отсюда и набеги, и грабежи. Их согнали с земли отцов, заставили скитаться. Что им осталось? Ведь это вопль отчаянья. Все эти сложные причины сдерживают хана, мешают нам договориться. Однако только русский царь поможет остановить зарвавшихся ойротов, готовых завтра же напасть на нас. Вот почему Тауке посылает тебя к Суртаю с наказом обуздать его или покончить с ним. Ох как нелегок дальний путь. Непроходимые топи, да только ли это? Я верю в твой характер, но твои поступки настораживают. Хватит ли у тебя ума распутать сложный узел? Об одном прошу — не набрасывайся на Суртая. Как и нас, его заботит судьба народа. Не распаляй его гнев и отчаянье, разговаривай мирно. Он прославился как отменный воин и еще больше как поэт, да не будут одиноки его дни! Узнай, что у него на уме, загляни к нему в душу. Почему к Суртаю отправляют именно тебя? Из-за стычки с Булат-султаном. Кто поручится, что с тобой он не посылает и свой кинжал, который вонзится тебе в спину? Будь осторожен. — Жомарт умолк и снова лег на бок, вспоминая то, что произошло в диване. Сегодня, в отличие от других дней, Тауке явился в диван рассеянный и вялый. Тяжбы он разрешал предвзято, давя на всех своею властью. Жомарт недоуменно смотрел на Тауке, в душе батыра вскипало недовольство.

Это Булат-султан вывел Тауке из равновесия. Вчера он прискакал на взмыленном коне и сразу прошел в покои хана, когда тот был один. Возмущенно он рассказывал об унижении, которому подверг его в степи Куат.

— Отец, сколько мы можем прощать безродным псам лишь для того, чтоб сохранить в стране порядок? Неужто мы их не обуздаем ханской властью? Доколь терпеть нам наглость простолюдинов? Живешь с оглядкой, честь и ту не можешь отстоять. Вы не пресекаете их выходки. Так покарайте их, отец, иначе я не ручаюсь за себя. Прикончу всех до одного! — яростно выкрикнул Булат.

Хан взглянул на сына из-под насупленных бровей. Зря он кипятится, но самодовольство многих биев и батыров претило и ему. Сын посыпал солью ноющую рану. Если не призвать к порядку этих забияк, никто не будет принимать всерьез ханские приказы. Время трудное, что и говорить, без повиновения народа ему никак нельзя. Кривого выпрямляет плетка, надо вбить им послушание. Паршивая овца испортит стадо. Но он их обуздает! Вот и прекратятся нарекания на сына.

…Сейчас, окинув взором весь диван, Тауке спросил:

— Как вы считаете, народ мы или стадо?

Собравшиеся изумились вопросу хана. Никто не помнил его таким разгневанным. Обычно во дворце впрямую ничего не говорилось — хан прибегал к иносказанью. Все растерянно молчали.

— Мы — народ.

— А как же!

— Нет! Не народ мы. Народ не может быть вором и разбойником. Таким нет доверия. По вине Суртай-батыра постоянно происходят набеги и грабежи. Он вредит нам, учит людей дурному. Он не оправдал наших надежд, его наглое поведение срывает переговоры с русскими как раз тогда, когда мы почти договорились. Нам ли сейчас считать обиды? Я бы перерезал ему горло его же саблей! Позор Суртаю! Я повелеваю привезти его во дворец. — Тауке окинул горящим взором зал. — Ну-ка, батыры, кто поедет за ним?

Но никто не поднял глаз. Не робость, не страх перед ханом сковывали собравшихся; их тревожила судьба его жертвы, славного Суртай-батыра, жившего в приграничном районе с русскими переселенцами.

Тауке подался вперед, заговорил громко, запальчиво.

— Почему вы молчите? Видно, ему на роду было написано это. Совершил преступление — умей расплатиться за него. Я не отменю своего решения. Жомарт, кажется, в твоей свите есть молодой батыр по имени Куат? Он и привезет Суртая. Повелеваю приготовить ему коня и снаряженье.