- Ладно, - говорит, - я нарву ей дремы.

Дремой у нас называют такое съедобное степное растение. Стебель у него четырёхгранный, без листьев. А едят дрему, когда она ещё молодая. Кожицу счищают (она хорошо, ленточкой отделяется с каждой грани), и зелёный, сочный стебелёк - хруп, хруп, хруп… А дремой её прозвали за то, что верх стебля с семенами у неё всегда клонится к земле, как у подсолнуха шляпка, будто она задремала.

Мама говорит, что весной, когда к столу нет никакой зелени, крестьяне издавна пользуются дарами природы: рвут в степи чеснок, щавель и эту самую дрему.

В долу дрема - на каждом шагу попадалась, но мы выбирали самую толстую и молодую, которая ещё не начинала цвести.

Я так старательно рвал дрему, что и про Эмму позабыл. Но Генка не забывал про неё. Рвёт дрему, а сам всё на дорогу поглядывает.

- Вон она, появилась души моей царица! Катит гордость нашей школы! - обрадовался он.

Когда Генка начинает говорить вот такие красивые слова, я слушаю не наслушаюсь, смотрю не насмотрюсь на него и ещё больше люблю своего друга.

- Ты чего на меня уставился? Вон куда гляди! - махнул он рукой.

Я посмотрел на дорогу: по бугру Эмма катила коляску со своим братиком.

- Пошли, - кивнул мне головой Генка.

Когда мы спустились в лог, Эмма уже подошла к роще и почти поравнялась с нами. По обеим сторонам лога рос густой кустарник.

Я остался в логу за кустом, а Генка вышел к Эмме навстречу.

Она увидала в руках у Генки дрему и сразу спрашивает:

- Гена, где это ты такой крупной дремы нарвал?

- В долу. Там её уйма!

- Гена, ты побудь, пожалуйста, немного с Эдиком, а я сбегаю в дол и тоже нарву себе дремы, - попросила Эмма и так ласково посмотрела на Генку, что тот, наверно, от волнения подёргал себя за чёлку.

- А он реветь не будет?

- Не-е-ет, Эдик у нас такой спокойный!…

- Ну, если спокойный, тогда дуй быстрей, я побуду с ним.

Эмма тут же со всех ног так припустилась в дол, что только пятки засверкали.

Я не знал, что же мне теперь надо было делать: выходить к Генке или оставаться за кустом? Кончилось у них свидание или ещё не начиналось?

Генка в это время начал забавлять Эдика разговором:

- Как дела, как поживаешь, брат? Тпруце? Это что же по-вашему значит? Хорошо или плохо? Ты говорить-то умеешь хоть немного? Да или нет? Ну вот - опять «тпруце»… Скажи: «Я буду космонавтом». Не умеешь? Ладно, это полбеды… Скоро научишься и будешь трещать как сорока! Хочешь, я тебе сказку расскажу? Ты какие любишь сказки: смешные или страшные? «Как мужик барина проучил» тебе ещё не рассказывали? Умора! Со смеху надорвёшься… Да что тебе далось это «тпруце»? Сказку, спрашиваю, рассказать? Заладил, как попугай, «тпруце» да «тпруце»! Петя, иди сюда, - позвал меня.

Я вышел из кустов и подошёл к Генке.

- У тебя ведь есть такой же карапуз - двоюродный братишка, ты кое-когда играл с ним… Скажи, что на пацанском языке означает «тпруце»? Я с ним и так и эдак, и про то ему, и про другое, а от только твердит «тпруце» да «тпруце»!

- Это он пить так просит, - догадался я.

Генка присвистнул:

- Вот это но-о-омер!… Что же нам теперь делать?

- Надо его напоить.

- Че-е-ем?

- Водой.

- И я знаю, что не землёй, - огрызнулся Генка. - Где ты её возьмёшь, воду-то?

Это верно, воды поблизости нигде нет. А маленьких ребятишек полагается поить только кипячёной водой.

Генка подёргал себя за чёлку. Первый раз он был такой растерянный, не знал, что ему теперь делать.

- Ну-ка посмотрим в коляске, может, Эмма с собой водички прихватила?

Генка начал рыться в коляске: пошарил по углам, посмотрел под матрацем.

- Нашёл?

- Ничего нет, - развёл руками Генка и огорчённо вздохнул: - Не догадалась Эмма взять с собой воды в бутылочке… Не могла сообразить, что мальчишка в такую жару пить запросит, а ещё отличница!

Эдик сидел в коляске с крытым верхом и смотрел на нас, ждал, когда же мы его напоим.

Генка опять в раздумье подёргал себя за чёлку:

- Как же нам теперь быть?

Пока мы так разговаривали с Генкой, к Эдику в коляску успела заползти божья коровка. Таких букашек ни одна птица не клюёт, поэтому их везде много развелось.

Эдику надоело ждать, и он, наверно, решил так: «Раз вы мне не даёте воды, то я хоть букашку съем!» Сцапал её ручонкой и хотел себе в рот сунуть.

Генка вовремя увидел, да ка-а-ак заорёт на него:

- Не на-а-ада-а-а! Бяка!… Тьфу!… Брось её!

Эдик испугался такого окрика и заплакал. Я ещё никогда не слыхал, чтобы маленькие ребятишки так плакали. Другие малыши плачут звонко, тонюсенькими голосками, а Эдик гудел как в трубу:

- У-у-у… У-у-у-у…

Генка тоже удивился:

- Эге-е-е, вот это басо-о-ок!… Вот даё-о-от!

Эдик, наверно, понял, что над ним смеются, ещё громче начал от обиды реветь:

- У-у-у!… У-у-у-у!…

- Как же его теперь унимать? - спрашивает Генка.

- Поплачет, поплачет да перестанет.

- Так не годится, - упрекнул меня Генка, - получится расстройство нервной системы, и останется он на всю жизнь нервнобольным. Твоя бабушка как своего внучка унимает, когда он расплачется сильно?

- По-разному унимает: и песенки поёт, и прибаутки говорит, пальцами прищёлкивает, погремушками гремит и даже приплясывает…

- Погремушек в коляске тоже нет, - с досадой махнул рукой Генка. - И о чём только эта Эмма думала, когда собиралась с мальчишкой на прогулку!… А какие прибаутки бабушка говорила, помнишь?

- Помню.

- Ну-ка, скажи их Эдику, может, он от них перестанет плакать.

- Прибаутки хорошо у бабушки выходят, а у меня они не получатся.

- Да ты хоть попробуй! - настаивал Генка.

- И пробовать нечего, не сумею я по-бабушкиному… У меня нет опыта.

- Но ты же слыхал, как она говорила! - напирал на меня Генка.

- Слыхал, но сам не говорил - это ведь большая разница.

Генка начал сердиться.

- Какой же ты друг после этого, если не хочешь меня из беды выручить?! - кричит на всю рощу. - Это, если хочешь знать, предательство!

Тогда я решил выручить его из беды. Так и быть, попробую уговорить Эдика по-бабушкиному.

Эдик сидел в коляске и трубил во всю ивановскую. Подхожу к коляске и наклоняюсь над ним.

От моих прибауток Эдик реветь не перестал, не подействовали они на него.

- А песни какие бабушка поёт? - не унимался Генка.

- Какие ей на ум взбредут, такие и поёт, но чтобы весёлые были, а не грустные или протяжные, - говорю ему.

- Ты хоть одну назови для примера, - требовал Генка.

- Ну, например, вот такую:

- Про барыню и я знаю! - обрадовался Генка. - По радио передавали пьесу Максима Горького «Васса Железнова». Там брат Вассы пел:

Давай и мы споём ему, тогда он, может, перестанет, - предложил Генка.

- Я не умею, - стал отнекиваться.

- А я, по-твоему, умею? Пой! - грозно приказал мне.