Вот только Оливер скучал по Мирате. Он даже не успел толком попрощаться. Мира очень быстро собралась и, стараясь избежать уговоров Маячника, все время была в компании Унара и Ульве, старшего и младшего внуков старого Улава. Оливер не решился при них расспрашивать ни куда она уезжает, ни когда вернется.

Маячник, когда не работал по дому, разговаривал с Безумным Ратом. Однажды Оливер случайно подслушал их непонятные короткие беседы.

— Эй, лохматый обманщик, бескрылого-то еще не сожрали?

— Кто его сожрет, он теперь летает.

— А тень твоя где?

Молчание.

— Опять потерял? — смеется Безумец.

— А ты думаешь, зачем я построил маяк? — отвечает вопросом на вопрос Маячник. И голос у него совсем не веселый.

Однажды Оливер услышал совсем странное.

— Больше не пускай ее в дом! — почти рычит безумный Рат.

— Почему же? — улыбается Маячник.

— Она — чудовище.

— Кто из нас не чудовище.

— Она — Реета! Если она придет — я уйду.

— Твой выбор. А у нас с ней уговор, она придет, когда захочет.

Безумец тихо ворчит, но Маячник больше не отвечает.

***

Когда наступает ночь и Рат, приняв крылатую форму, уходит в море охотиться, Оливер спрашивает Маячника:

— А кто такая Реета, почему Рат ее боится?

— Подслушивал? — улыбается Маячник, доставая из залежей жестяных чайных банок маленькую красную коробочку.

На полу у одного из топчанов уже расположился чайный домик, совсем как в рассказе о Башне. Черная керамическая башенка с золотым чайничком на верхушке стоит на шероховатом «поле».

— Случайно получилось, — отвечает Оливер, наблюдая за приготовлениями Маячника. — Но это и так было заметно. Так почему?

Маячник пожимает плечами и закладывает заварку. Тут Оливер понимает, что остатками кипятка он только что сполоснул засохший кофе в давно немытой турке и быстро ставит на огонь новый чайник. Маячник качает головой. Офелия, Чернокрыжик и Марципан смотрят на Олли с укоризной. Только Корентайн лениво дует по полу самым обычным сквозняком.

— Нао думает, что она хочет заставить его служить ей, — пожимает плечами Маячник.

— А она может? — удивляется Оливер. — Реета, похоже, сильная колдунья, но кажется разумные существа ей неподвластны.

Маячник проводит пальцами по стенке домика, одну за другой доставая из ниш крохотные, с полтора наперстка, чаши. Каждая кроме цвета отличается еще и рельефным узором.

— Дело не в этом, — отвечает Маячник. — Рат считает, что она та самая Реета.

— В каком смысле?

— Есть старая легенда, — Маячник успевает снять чайник до того, как вода начинает кипеть, и ставит его рядом с домиком. — Разделишь со мной чай, летописец?

Оливер кивает, берет наугад чашу и ставит ее на «поле». Маячник наливает горячую воду в чайничек, наклоняет его, словно качель, и сливает первую воду. Она растекается по едва заметным бороздкам поля, проявляя совсем не восточный узор. Трехрогая гора и что-то еще — не разобрать из-за башенки.

— Так вот, — говорит Маячник. — В начале времен три морские девы: Тала, Уна и Реета выбрали себе в мужья драконов…

Три морские девы: Уна, Тала и Реета выбрали себе в мужья драконов.

Уна вышла замуж за дракона Атрея и принесла в приданом своем рыб больших и малых, морских гадов, моллюсков, кораллы и раковины. С тех пор ни муж ее, ни его люди не ведали нужды в пище и украшениях. Так начался род Атреидов.

Тала вышла замуж за дракона Сейде и принесла в приданом своем ветра большие и малые и течения морские. Отныне крылья её мужа не знали усталости, а корабли его людей плавали по морю дальше и быстрее прочих. Так начался род Сейденцев.

Реета же вышла за дракона Рата и принесла в приданом своем смерть. Она научила мужа и людей его делать снасти для ловли гигантских рыб, готовить их несъедобное мясо, делать из костей клинки, а из яда снадобья. С тех пор ни муж ее, ни его люди никого и ничего не боялись. Так начался род Ратов.

Дети Атрея заняли земли юга. Солнце сделало их чешую бронзовой, а гребни их были красны, как кораллы. Рождались они людьми, когда приходила пора — оборачивались драконами морскими, а под конец жизни уходили в жемчужные гроты к своей матери Уне и не возвращались на землю. Люди их не знали не ни зерна, ни мяса, не владели плугом, рыба сама шла к ним в сети, а фрукты падали в корзины. Кожа их была смуглой, а волосы они красили в красный и рыжий в знак верности своим правителям.

Дети Талы заняли земли на скалистых берегах у извилистых морских заливов. Море сделало их чешую синей, а гребни их побелели от солнца и соли. Рождались они людьми, когда приходила пора — становились драконами крылатыми, а под конец жизни улетали на скалистый остров к своей матери Тале. Люди их не знали плодов и ягод, трудом добывали рыбу и мясо, а корабли их ходили по всему морю от юга до севера. Волосы их были светлыми, а в глазах отражалось тревожное небо.

Детям Рееты же досталась земля на севере моря между вечными льдами и топкими болотами. Холод сделал их чешую серебристо-серой, а гребни их стали темными, как камни у берегов. Рождались они людьми, когда приходила пора — становились драконами, которым подвластны и море и воздух, а под конец жизни уходили в холодные глубины к матери своей Реете. Люди их не знали тепла и изобилия, грели свои жилища торфом и без страха добывали морских чудовищ. Волосы и глаза их были темными, как морские глубины, а слова ядовитыми, как яд раттаны.

***

Но драконы смертны, а морские девы живут, пока живо море. Шло время, давно умерли мужья морских дев, а дети их заселили приморье. И все шло ладно до тех пор, пока один из детей Рееты не пожелал посвататься к морской деве Тале.

Упрямства ему было не занимать, а страха он не ведал. Он отыскал остров Талы, проследив за одним из старых сейденцев.

Ветра потопили корабль и команду, но дракон выжил, добрался до берега и пришел к морской деве, принеся ей в дар свой меч.

И говорил такие слова:

— Неужто хочешь ты отшельницей жить в холодных скалах, в окружении ветров и драконов, забывших человеческую речь, пока море не высохнет и не наступит конец времен. Выходи за меня и вспомнишь, каково быть живой и любимой.

Но отвечала ему синеокая Тала:

— Читаю я в твоем сердце: не любви, но власти хочешь ты, дитя Рееты. Говори всю правду или возвращайся ни с чем в свои земли.

Тогда посулил ей дракон, что выстроит замок лучше любого из тех, какими она владеет. И станет их род четвертым в приморье и возвысится над прочими, будут ратчане, сейденцы и атреиды служить им.

И отвечала ему Тала:

— Гордость слепит тебя, дитя болот и холода. Неужто думаешь ты, что буду я рада одних своих детей в услужение другим оставить? Не будь ты сыном Рееты, за такие речи я велела бы детям моим сбросить тебя в море. Покинь мой дом и забудь сюда дорогу.

— Тогда верни мне людей и корабль, и оставайся одна среди ветров и чаек, — ответил дракон.

Но отказала ему морская дева ибо не умела возвращать мертвое к жизни.

Вот только дракон решил, что Тала упрямится со зла или из гордости, взыграла его ядовитая кровь, набросился он на морскую деву. Но тут же кинулись к нему драконы, дети Талы, и разорвали на части. Бросили они ноги в южное течение, руки — в северное, тело — в глубокую морскую впадину, а голову оставили на берегу всем в назидание.

***

Ядовиты были дети Рееты и ядом наполнилось море. Первыми встревожились на юге. Не стало рыбы, а та, которую ловили, стала несъедобна. Воззвали дети Уны к матери, призвали ее из жемчужного грота. Как увидела Уна детей своих в болезни и голоде — поняла, что случилось. Один только яд раттаны, да кровь детей Рееты могли навредить морским драконам. И велела Уна детям своим до ее возвращения оставаться на берегу, а сама отправилась на север.

Меж тем на севере дракона так и не хватились. Не верили родичи, что доберется их брат до девы Талы, решили, что заплутал он в море и стыдно ему ни с чем возвращаться. Только самая младшая из его сестер дурными предчувствиями томилась. Воззвала она к Реете, спросила, не знает ли та, что стало с братом.