— А может это не его душа вовсе? Вдруг ты ошибся, и я ему не родственница? Так, седьмая вода на льсе.

В Миру прицельно прилетает подушка. Безумец отрывисто хохочет.

— Поверь мне, это он, — ухмыляется Маячник.

— Да ёж морской! — Мира запускает подушку обратно, по касательной попадает в Реету. Та мрачно глядит на бывшую ученицу Маячника. Глаза ее темнеют, лампы маяка мигают. Даже Рат прекращает смеяться.

— Гражданка Раудо, у вас последнее предупреждение, — сурово говорит Реета, копируя манеру драконоборцев.

Мира скрещивает руки на груди и отворачивается. Потревоженная Пухтить спрыгивает с ее коленей и уходит к Оливеру. Под взглядом старшей кошки Марципан быстро сбегает к остальным котам и хозяину.

— А чего ты хочешь, девочка? — продолжает Реета, задумчиво глядя на Безумного Рата. — Он сколько лет на две половины разделен был. Часть берега крушила, часть придонной тьмой была. Я ее даже с бусами не смогла дозваться, и в сети вашей я сомневалась. Даже если в тебе есть кровь Ратов, он-то тебя не знает и не помнит, с чего бы ему к тебе приплывать. Лохматый, ты его как дозвался?

Маячник насвистывает свой любимый мотивчик. Дракон вскидывает голову. Мира фыркает, а потом поворачивается ко всем. На лице ее растерянная усмешка. Реета качает головой и обращается уже к Рату:

— И что ты, милый, нашел в этой похабной песенке?

— Эй, это на минуточку неофициальный гимн великого дома, — отвечает за дракона Маячник. — С ним люди шли в бой и побеждали!

Реета закатывает глаза.

— Как можно идти в бой с песней про устрицу и рыбий хвост?

Маячник загадочно улыбается.

— Айй, вот какой призыв — такой дракон! — сжимает кулаки Мира.

— Дай ему время, — говорит Реета. — Пусть привыкнет. У него еще душа с телом не до конца связалась, а ты хочешь, чтобы он тут светские беседы вел.

— Ничего я от него уже не хочу, — ворчит Мира, поднимается с топчана и выходит из комнаты.

Олли провожает ее сочувственным взглядом.

— Вы правда задумали свергнуть драконоборцев? — спрашивает он Маячника.

— Кое что получше, — улыбается он. И, обращаясь к Рату, добавляет: — Я рад, что ты вернулся.

— А я нет, — отвечает дракон. И, косясь на Реету, говорит: — И тебе не рад. Не лезь мне в голову. Я не твой!

— Потерпи немного, — спокойно отвечает женщина. — Наведу там порядок и оставлю тебя в покое.

Рат вдруг вскидывается, частично меняя форму. Чешуя покрывает его полностью, пасть удлиняется, ядовитые клыки становятся больше. Олли с трудом подавляет желание сбежать вслед за Мирой.

— Не лезззь, — шипит Рат.

Зеленые крапчатые глаза дракона встречаются с темными синими глазами Рееты. Ни один не хочет уступать. Оливеру кажется, еще немного и случится непоправимое. Реета, похоже, управляет морскими тварями, но душа дракона ей неподвластна и сейчас Рат может навредить ей.

— Оставь его, — зевает Маячник. — Хочет быть безумным — пусть. Разумным он уже был, ничем хорошим это не кончилось.

— Когда мы договор с тобой заключили, ты просил вернуть как было, — не торопится отводить взгляд Реета.

— А теперь передумал.

Коты Маячника один за другим поворачивают головы к Реете, и та уступает под их золотистыми взглядами.

— Еще скажи, что он орет, путается под ногами, а значит он твой кот, — ворчит она, отворачиваясь.

Маячник смеется. Безумец с торжеством скалится и, не возвращаясь в человеческую форму, пересаживается от Рееты к Оливеру. На этом летописец все-таки не выдерживает и сбегает.

Терпеть дракона в человеческой и крылатой формах он еще может, но в промежуточной — это, пожалуй, слишком!

Глава 16. Та самая Реета

С того вечера Мирата избегала общества Безумного Рата, Маячника и даже Оливера, хотя летописец уж точно не был виноват в том, что ее разочаровал приморский дракон.

Все это время Мира проводила, руководя ремонтом маяка. Олли порой казалось, что она винит себя в том, что позволила дракону разрушить башню. Хотя, что девушка могла сделать, чтобы помешать безумному ящеру, летописец представить не мог. Не покусать же его, в самом-то деле. Вот была бы она сама драконом…

Реета покинула остров с маяком на следующий вечер после отплытия драконоборцев. Олли так и не узнал, кто она такая. Каждый раз, когда он думал расспросить Реету о семье, родине, профессии, он отвлекался, а то и просто не мог начать разговор. Быть может, здесь работала магия того же рода, что охраняла Праменскую башню. Туристы, готовые залезть куда угодно, обходили стороной и само здание и мост с древними статуями. Попасть в башню мог только городничий, да пара старожилов, что пользовались благосклонностью города.

Маячник, Оливер и Сквозняк Корентайн проводили Реету до пирса, где уже ждал маленький красный буксир.

— Все-таки прижился твой сквозняк на маяке, — улыбается Реета летописцу. Ее темные глаза сейчас совсем не давят, наоборот, Оливер чувствует себя очень легким, почти невесомым. А еще ему отчего-то кажется, что увидятся они не скоро. Может и вовсе никогда…

— Будь осторожен, Олли.

Она легко обнимает его, словно сама всего лишь ветер и быстро поворачивается к Маячнику.

— И ты будь осторожен. Опять у тебя все идет наперекосяк. Сначала вернули дракона бездушного, теперь получили безумного.

— Так получилось, — улыбается Маячник.

— У тебя всегда все само получается, — ворчит Реета. — Научись уже отвечать за содеянное.

— Я пытаюсь, — тихо отвечает Маячник.

Они обнимаются на прощание и долго стоят, не расцепляя рук, пока капитан буксира не просит поторопиться.

***

Всю ночь Олли не может заснуть. И дело даже не в Сильвестре, Сильвии и Корентайне, которые устроили скачки по его топчану. Летописцу кажется, что он что-то упускает. Конечно, он давно не записывал истории ушедших драконов, но времени у него было много. А писать пока совершенно некогда.

Быть может, причина его тревоги в отъезде Рееты? Без нее на маяке стало пусто, несмотря на толпу веселых громкоголосых внуков старого Улава, имена которых Оливер, к своему стыду, никак не мог запомнить. Эти парни казались такими одинаковыми, словно были одним и тем же человеком в разные годы его жизни. И звали их всех похоже. Да котов Маячника было проще запомнить!

Снаружи начинает светать, и Оливер решает пройтись. Но не успевает он выйти, как слышит громкий голос Миры, и спокойный голос Маячника, доносящиеся снаружи.

— Мира, это опасно.

— Да ладно! А у нас тут жизнь офигеть безопасная! Мне еще на собрание явиться надо. Что если они меня посадят под домашний арест, или на задание отправят, а? Или под домашний арест посадят для профилактики. Знаю я этого Ахолу, он если закусится — не останет.

— Тогда тем более не рискуй. Если, конечно, собираешься возвращаться.

— Что, думаешь, сбегу из страны, раз с Безумцем не вышло? Перебьешься! Я только туда и обратно.

— И что ты скажешь нашим драконоборцам, если они спросят, какого ветрогона тебя понесло в земли восточных драконов? Хочешь рискнуть своим маяком?

— Да если бы ты отправил письмо этому своему косоглазому другу и попросил прислать его хваленые препараты…

— Я ему не доверяю. И тебе не советую.

— Аррр! Да пойми ты, я знаю, что я дракон! Это все мерзкие профилактики. Нас воспитатели чуть не по три раза в день отравой пичкали: кто сдох — тот драконий отпрыск. Если бы не это, я бы давно превратилась… Да у меня однажды почти получилось! Не хочешь помочь — сиди на своем маяке, а меня не отговаривай…

Оливер осторожно отходит от двери и возвращается в постель. Похоже, теперь он знает достаточно, чтобы бояться встречи с драконоборцами. Мира — дракон? Знала бы она, что Оливер все слышал — точно убила бы…

***

В тот же день внуки Улава закончили ремонтировать башню, шумно попрощались и вернулись в город. Мира уплыла вместе с ними, Маячник так и не смог отговорить ее. На острове остались только он, летописец и дракон. Жизнь постепенно возвращалась к прежнему распорядку. Накормить котов, приготовить ужин, что-то починить, что-то настроить, сварить кофе…