– Запомните их лица, господа! Урагами намереваются погубить Мэйнан!

Он пустился в словесные нападки.

– Гонимый смутьян. Спустя столько лет опять мозолишь глаза. Я прекрасно помню тебя. Как такого самоуверенного хлыща-самохвала забудешь! Так и думал, что вернёшься, наглый поганец. Что ж ты не сдох-то на Большой Земле?.. – со старческим укором воззвал он к Рю, поглаживая усы-змейки. – Должен ведь был…

Сравнительно остальных старик отнёсся к нему нежно. Брату не понравилось, что его отчитали, как мальчишку. Но слова Дзунпея позабавили. Он надменно улыбнулся. Ему не терпелось выбить из сёгуна всю спесь.

Владыка бакуфу сосредоточил внимание на мне. Его привлёк мой горбатый спутник, который стоял по-обезьяньи рядом. Дзунпей вздрогнул и быстро упрятал страх за наигранным возбуждением.

– Вот так-так! Неужто ты, сопляк, – перевоплощение Осаму? Этот ручной зверёк говорит за тебя сам.

Он презрительно ткнул пальцем в Ацурами, раздражённо облизывающего зубы языком. Толпа охнула, поняв, о ком идёт речь.

Я чувствовал озлобленность Малинового Оскала. К прежнему хозяину он был привязан не меньше. Мы с трудом сдерживались не превратить сёгуна в кучку пепла.

– Тело Опального Тэнно давно пожрала земля. Но душа всё не может смириться. И вот ты здесь. Тоже сын Хидео? Никчёмный отпрыск никчёмного даймё. Мне жаль тебя. Твоя жизнь и твоё тело не принадлежат тебе полноправно. Ты лишь сосуд для мечущейся душонки. Жалкая пустышка.

Стало… досадно, в каком свете меня выставлял этот напыщенный индюк-самодержец. С другой стороны, я пришёл к выводу, что он уже признал своё поражение. Просто хотел защитить свою честь напоследок. Но я ошибся.

– По жилам Урагами течёт чрезмерно дурная кровь! Она проклята, осквернена идзинской! Ваши помыслы чужды нашим! Иначе как объяснить вашу тягу к иностранцам? Как объяснить существование этой богомерзкой образины из чужих сказаний?

Старик ссылался на Нагису.

– Сколько ни береги священную землю, грязь извне въелась всё равно! Эта тварь не знает жалости к нашему народу! Она сожрала моего сына, оставила сотню семей без родителей, детей и супругов!

Заплаканная, сестрёнка отлипла от меня и злобно поглядела на сёгуна. Опустив глаза, она вновь уткнулась носом мне в грудь и засопела. Нагиса прижалась ещё крепче и тихонько захныкала опять.

– Но и сам я хорош. Слишком добродушен! Пригрел змею на груди, называется. Взял под своё крыло выродка, который предал и меня, и государство. Что за сброд!..

Он всплеснул руками. Народ загудел, будто мясные мухи над трупом. Они подхватили смутные сомнения, навеянные Дзунпеем. Оглядывая толпу, я наталкивался на косые взгляды. В нас разглядели тех, кем мы не являлись полностью.

Мидори оставалась слаба и ответить не могла. Оно и к лучшему. Обвинения нужны были ей меньше всего.

– Это касается и тебя, отродье они. Я наслышан, теневой даймё Масуды. Полукровка, да ещё и якудза. Ты не просто позор Мэйнана, а жадная огромная пиявка на теле страны. Мусор, – окрестил кумитё сёгун, смеясь и залихватски проезжая по чувствам личности, свою кровь не выбиравшей.

Этими нападками Дзунпей хотел вынудить нас напасть в открытую, выставляя в невыгодном свете. У него могло получиться, но не за тем мы пришли.

Садара лишь усмехнулся, сверкнув продолговатым белоснежным клыком. Ничего нового и уничижительного ему не сказали.

Толпа с радостью подхватила настроение сёгуна, хуля нас с завидной живостью. В порицании белых ворон обыкновенные всегда едины. Но здесь умами чёрных правила самая белая относительно всех нас. Рю был призван доказать это.

– Все вы друг друга стоите. Сборище отбросов. Вы считаете, вам удастся присвоить себе эту славную страну? Да не той вы породы!

– Долой дурную кровь!

– Смерть Урагами!

– Катись обратно в Дзигоку, сын они!

Даймё и кугэ казались такими… легко ведомыми и бесхребетными. Податливыми, как деревья, – куда дует ветер, туда их и клонит. Вскоре они подтвердят моё мнение.

Рю лишь хихикал, любуясь, как знать резко уподобилась животным. Он называл это явление всеобщим бессознательным, тонко понимая человеческий разум.

Я призадумался, стоит ли вообще стараться, чтобы освободить этот забитый народ от гнёта Коногава. Ведь он жил по давно протянутой струнке и едва ли готов был открыться новому.

Старший брат ни за что бы не согласился со мной. Он готов был плюнуть на невежественную брань и идти до конца.

– Надеюсь, ты всё сказал, что хотел! – перекрикивая бездумную толпу, бросил Рю сёгуну, как равному. Холодность сменилась злорадством.

Дзунпея ошеломило поведение ссыльного ронина. Но чего-то другого ему от нас ждать не стоило. Сёгуну стало любопытно. Он призвал толпу притихнуть. Когда голоса смолкли, произнёс:

– Тебе и вправду есть, что сказать? Ну, так говори, не стесняйся! Пусть это будет твоим последним словом перед смертью…

Коногава качнул головой в сторону братской могилы предателей. Проигравшего ждала именно она.

– Думаю, нам всем хочется знать, какая муха тебя укусила, – продолжил сёгун, отшучиваясь. – Не просто же так ты вернулся, а твоя поганая семейка метит мне на замену. Помни только, что за всякую сволоту народ не пошевелит и пальцем.

В ответ Рю рассмеялся и отрицательно покачал головой. Коногава Дзунпей неправильно понял его замысел.

Брат сделал звучный шаг вперёд, повернулся к толпе и начал:

– Достопочтенная знать! Я здесь, чтобы рассказать вам правду…

***

Рю не лгал. Он представил на всеобщее обозрение свою жизнь в ссылке.

Мы с Садарой её уже слышали. Большее любопытство у нас вызывало отношение толпы. Поначалу люди потешались и оскорблялись, что он не помер там, а был остроухой мартышкой среди идзинов.

Но потом рассказ Рю зашёл о похождениях в старинном городе Предтечей. Он перечил летописям, пусть и дополнял их прекрасно, разъясняя правдоподобно.

Его правда расколола общественное мнение. Знать разделилась на три противоборствующих лагеря. Толпа если не отрицала Первородных и давно позабытое, то высказывалась за, либо придерживалась против.

–У меня есть кое-что. Вы можете сами убедиться в моей искренности.

Он достал священный предмет, дошедший до наших дней из глубокой древности.

Последний гвоздь в крышке гроба сомнений. Наследие Первородных. Поведав, какую кладезь мощи и знаний то собой представляет, он надел на себя личину.

– Быть того не может! Колдовство!

– Она не имеет и малейшего отношения к нам! В ней сила первобытной тьмы! – отрицал Дзунпей, но не отрывал глаз от мрачной красоты чёрного алмаза.

– Прошу, пусть никто не принизит достоинств этой находки и отнесётся с почтением к прошлому. Пусть каждый отдаст дань уважения предкам и нашим богам – Первородным богам, – спокойно отвечал им Рю возвышенным голосом, который вселял свет надежды даже в самое чёрное сердце.

Люди таяли под благодатным и пленительным влиянием Наследия Первородных. К Дзунпею, защищённому не только доспехами осязаемыми, но и духовными, это не имело отношения.

Сил у сёгуна не оставалось прикрываться напускным самообладанием, как и убеждать людей во лжи Урагами. Он посинел, понимая, что его судно идёт ко дну. Но ничего в сущности владыка бакуфу поделать не мог. Пока что.

Людям трудно было верить глазам и ушам, но… они уверовали. Поддержка знати укрепила Рю: было видно по выступившим на чёрном алмазе прожилкам золотого цвета.

Чувствуя прилив божественной мощи, он расправил плечи и продолжил менять погоду вокруг. Он никогда не скрывал, что личина определённым образом действует на людей в угоду носителю.

Подобные ходы казались мне бесчестными, но Рю лишь пожимал плечами. Брат говорил, что Мэйнану нужно чудо, чтобы воспрянуть духом. И правда, иного выхода не было. Я убедился лично, как забит народ, раболепно приспособившись.

Одной верой окончательно склонить мэйнанскую знать на свою сторону было недостаточно. Поэтому брат попросил всех и каждого поглядеть в сторону залива.