– Из-за сёгуна Мэйнан переживает невообразимый упадок. Кого в пример ни возьми, все страдают. Отобе тоже на совести Коногава. Мы, Урагами, намереваемся положить конец их преступлениям перед нашим народом. Но об этом потом.

Рю провел по лицу ладонью.

– Тебе нет до того дела. Я прекрасно тебя понимаю. И всё же, ты нам понадобишься, как и остальная семья. Даймё Фурано готов простить былые обиды. Ты сможешь вернуться в отчий дом и вновь увидеть сестру. Мы накажем твоих обидчиков – что здесь, что в Оме. Я обещаю. Главное, послужи стране катаной. И вместе мы заживём в новом прекрасном мире…

Предчувствие побега оказалось верным. Но когда мне назвали цену, я замешкался. Слушая старшего брата, я взвешивал за и против.

Меня ничто не держало в Отобе. Монастырь вообще нужно предать огню.

Мой голод по Юки рос и рос. Если соглашусь, он потонет в изобилии замен. Позор в глазах отца смоется кровью. Так я снова буду зваться Урагами.

Царь Мертвых натравил на меня Ацурами, чтобы присвоить себе желанную, ценную душу Опального Тэнно. Но старший брат обещал избавить меня от них. Его слова вселяли доверие.

Всего-ничего – нужно только согласиться.

– После всего я… поверил в судьбу. Сколько бы ни сомневался в том, я всё-таки рождён разрушить бакуфу. Опыт подводил меня к этим стремлениям больше двух тысяч лет. Я принял их окончательно. Таково моё предназначение. Твоё мало отличается. Вспомни, что связывает тебя с Осаму…

– Я с тобой, – решительно бросил я.

Рю довольно улыбнулся мне.

– Хорошо. Очень хорошо. Ты и вправду мой брат, – пространно сказал он. – А теперь давай вернёмся к твоему Малиновому Оскалу...

– Да будет так.

Мы подошли к посланнику Ёми.

– Как ты вверишь себя Фудо?

– Он должен приказать мне стать его тенью, – покорно объяснила тварь. – И я буду его спутником, пока смерть Фудо не сблизит нас.

Я нахмурился от такого проявления искренности.

– Ты его слышал.

Рю отошёл в сторону, предоставив нас друг другу. Я взглянул на брата в поисках поддержки. И он дал мне её, улыбаясь и кивая.

– До конца ли он говорит правду?

– Целиком и полностью. Печати работают равносильно. Он хочет солгать, но не может. Знак не позволяет.

– Что ж… Ацурами, стань моей тенью…

– Для того меня и создали. Я в твоей власти, – ответил Малиновый Оскал. Он вздохнул, после чего бросил Рю: – Теперь отпустишь, а, желтоглазый? Затекло всё…

– Можно, – ответил заклинатель холодно. – Только не делай глупостей, иначе махом взлетишь на воздух.

Он всплеснул руками. Оцепенение, кукла и искренность исчезли, а сам Ацурами опустился всеми лапами на татами.

– А всё так хорошо начиналось, – горестно проронил он. Малиновый Оскал повернул морду ко мне и принялся клацать зубами. – Надеюсь, теперь ты доволен, Фу-у-у-у-удо-сама.

За происходящим мы не уследили, что по проходу между комнатами кто-то шёл. Дверь приотворилась, являя Гаку. На него теперь устремились три пары глаз.

– Фудо, все приготовления закончены. Служба уже начинается. Пойдём ско…

Он всё-таки увидел огромное обезьяноподобное чудище. Я только подумал о его смерти – Ацурами принялся исполнять.

Исчадие преисподней схватило его лапой за лицо, подавляя вырвавшийся крик. Мой кровожадный спутник поднял монаха над полом. Гаку задёргал ногами и выпал из гэта[1], не находя твёрдой поверхности.

Глумливо хихикая, Ацурами запустил когти другой в чрево старейшины, нащупал позвоночник и разорвал тело пополам. Вместе с отсечённой половиной насильника на татами рухнул кишечник.

Руки Гаку опустились: он умер. Но Малиновый Оскал не остановился и раздавил его голову, как дыню. Верхняя половина туловища упала следом.

Смотреть было… приятно.

Ничего нового я для себя не открыл. Столько раз умирал, и всегда – по-разному. Вряд ли существует смерть, способная меня поразить.

Старейшина получил своё. Его убил Малиновый Оскал, но ощущение было, будто это сделал я. Пользоваться Ацурами оказалось проще простого. И… очень задорно.

На очереди остальные старейшины Отобе.

– Непередаваемые чувства! – восторженно воскликнул спутник. – Но не так весело, как заниматься тобой, Фудо-сама.

– Если это должно было мне польстить, получилось не очень.

– Тебе ведь понравилось, как я его, верно? – приторно спросил он.

– Не отрицаю, – хмыкнул я, скрестив руки на груди.

– Р-р-рад служить.

– Это только начало, – вставил в разговор свои пять мон[2] Рю. – Пора в молельню…

Он вышел из клетушки первым. Следом – я, чтобы никогда больше не вернуться сюда. Нас замыкал мой спутник…

[1] Гэта – японские деревянные сандалии в форме скамеечек.

[2] Мон – наименее ценная японская денежная единица, имевшая хождение с середины XII века по 1870-ый год.

Часть четвертая. Опальный Император (4-4)

Глава шестнадцатая. Солнечный Клинок

Поздним утром того же дня

Голоса сливались в один громогласный, звенящий и твердый, как горная порода. Рю с точностью определил, где молельня, и продолжал идти первым.

Босиком по полу ноги несли на место. Подбородок прижался к груди. Я размышлял, как лучше расправиться с обидчиками.

Предстоящий суд должен был стать равноценным. Чтобы монахи поняли, как страшно ошибались. Месть грядет.

Но мысли путались. Внутренние перепалки закончились только в молельне, когда перед нами предстали поголовно все обитатели монастыря. Дверь выходила на середину зала – нас легко заметили.

Крайний ряд уловил шевеление по правую руку. Он замолчал, уставившись на нас, потом – все остальные. Песнь совсем стихла.

Монахи недоумённо переглядывались, но ртов не открывали. Они не сразу поняли, что я появился вместе с вооружённым чужаком и огромной костяной тварью, которая сверлила их взглядом из-за моего плеча, насмехаясь.

Я заметил страх на их лицах. Скоро глотки затрепещут в вопле.

В толпе послушников глаза искали старейшин. Я считал их по головам, как овец. Что порадовало меня, все были здесь.

Малиновому Оскалу суждено было оборвать пятьдесят три жизни. Не все из них посещали меня вечерами, но каждый провинился одинаково.

Мне хотелось бы уделить всякому старейшине отдельное внимание. Но я один, а сколько их. Если бы Ацурами уничтожал монахов по одному, другие бы спаслись бегством, либо попали на клинки Рю. Но это был мой суд.

Я должен был убить всех в раз. Посланник Ёми мог это позволить. Его истинная сила – более адская, чем просто рвать и метать.

– Это же Фудо! – послышался возглас юноши из толпы.

– Кто это с ним?.. У него мечи!

– Вы тоже видите чудовище? Боги, что это? Как оно пробралось на священную землю? – выли послушники, понемногу пятясь назад.

– Малиновый Оскал, – позвал я чудовище.

– Да? – Его горячее, смрадное дыхание обдало половину моего лица от затылка.

– Ты отличаешь старейшин от послушников? Не тронешь мальчишек?

– Разумеется, Фудо-сама-а-а, – сладострастно промурлыкал Ацурами и захихикал, как малолетний негодник. – Наши умы тесно связаны. Просто подумай, с кем нужно покончить. Остальное – за мной.

Его острый язык облизал пилообразные зубы. До чего противно!

– Надеюсь, быстро?

– Да. Да! – буйствовал тот, подергиваясь от нетерпения и напоминая умалишенного. – Ну же, отдай приказ.

Если верить Ацурами, что он – средоточие всего богомерзкого, низкого и дурного в Опальном Тэнно, кем же я был? И стану ли таким опять?..

Тварь из преисподней услышала мои сомнения и лишь рассмеялась.

Да свершится правосудие.

– Они твои, – бросил я ей и отошёл к брату.

Больше Малиновый Оскал не смеялся. Он припал к полу и изверг грозовой рёв. Воздух вокруг его пасти задрожал. Несравнимый вой был оглушителен.

Послушники и старейшины визжали и толкались. Нечленораздельные крики потонули в рокоте Ацурами.