Изменить стиль страницы

– И я не верил, пока личина не открыла правду. Наш истинный быт смешался с теми, которые принадлежат народам, нас окружающим или окружавшим. Поверь, если осмелишься. Мы потеряли себя. Но не безвозвратно. Я не позволю.

Ладонь ласково прошлась по маске.

– Как же погибли эти Предтечи?

– Долгое время они процветали. Причин их последующей гибели много. Они потонули в искусстве и науке, больше занимались изучением мира и познанием себя самих. Понемногу забывались требования естества вроде сношений и так далее. Они тоже долго жили и по виду напоминали нас.

У них тысячелетиями не было врагов, но число их сокращалось. Если раньше в руках они держали оружие, отстаивали свои дома и завоёвывали новые земли, то позднее – ничего тяжелее кисти или миски. Большинство из них.

Война обеспечивает развитие и процветание многих народов по сей день. Страх перед ней ожесточает. Готовность к кровопролитию – держит в напряжении. Борьба видов – это данность природы.

Предтечи отвергли это. Поэтому приход обозлённых кочевников-зверолюдов стал для них роковым. Город, на который я наткнулся, пал одним из последних. Заклинание действует до сих пор и оберегает развалины от чужой крови. А жители, если не умерли от голода, то выродились и исчезли.

Видения, подаренные маской, вновь проникли в разум, высекая пламя скорби.

– Печально, когда более дикие создания одерживают верх над теми, кто развивал ум и духовность, тонкий вкус и мироощущение. А ведь они не соблазнились ничем, что продвигали предтечи! Зверолюды просто отняли земли – и точка.

Грубая сила побеждает – такова правда жизни. Урок, который трудно усвоить, ведь так мы возвращаемся на одну ступень с животными. Хоть и превосходим их всех в жестокости. Ничего не поделаешь.

Переселенцы, в ужасе убежавшие от верной гибели и основавшие Мэйнан, – это щепки, отлетевшие от срубленного дерева. Проросшее семя, давшее начало совершенно иному. И всё. Но именно они усвоили ошибки прошлого, пусть и отвергли его. Потому-то мы не канули в лету и продолжаем жить.

– Удивительно, почему эта личина пережила наших предков оттуда…

Наблюдательный. Уловил же мысль.

– Вообще-то нет. Это не просто произведение искусства. Она имеет божественное происхождение. В каком-то смысле. Её создал один из священников. Перед смертью от изнеможения он заключил в неё частицы всех богов, каким поклонялись Предтечи, – то немногое, что осталось от них.

Здесь таится вся или почти вся их остаточная мощь. Она и вправду творит чудеса. Сила старых богов заставила Ивентар встать на мою сторону. С помощью неё я поднял Брабора со дна моря.

Проповедник надеялся, что однажды кто-то вернётся в вотчину и обретёт это наследие. Получит послание. Примет дар с почтением. Даст богам переродиться.

– И на него наткнулся именно ты.

– Такова моя судьба. Быть может, я был рожден для этого. Овладеть Наследием Первородных. Принести свет истины в Мэйнан. Освободить страну от прежних пут, низвергнуть бакуфу Коногава. Вернуть народ обратно к корням.

Я надел маску. Она вновь стала частью меня, как продолжение лица.

– Боги живы, а потому смертны, – заговорил я, но алмазными челюстями.

Из легких Урагами Хидео вырвался резкий вдох. Увиденное пугало его.

– Их придумывают люди и тем самым вдыхают в них жизнь. Они вечны, пока в них верят. В противном случае, чахнут и гибнут. К тому времени люди забыли и перестали опираться на тех, кого сами же создали. В некотором роде их погубило и это.

Боги и их противоположности на островах существуют только потому, что наши люди от землепашца до тэнно по-прежнему поклоняются и верят в них. Но я положу конец заблуждениям. Они достались нам от Древней Минолии и великанов. Они не наши, как и многое, ставшее обыденным.

Ладонь опустилась на одно из манго. Гладкое на ощупь, оно почти скрылось под пальцами. Я вдохнул его дурманящий запах и принялся жевать чёрными кристаллическими зубами, ощущая медовый вкус, приправленный терпкостью кожицы.

Отец наблюдал в ужасе, но молчал. У него на лбу выступил пот.

– Безумие. Это какое-то безумие! – шептал он.

– Явь, – сказал я, как отрезал. Косточка опустилась в чашечку из-под лапши. – Ты все ещё намерен содействовать?

– Я с трудом верю в то, что ты рассказываешь мне. Не могу. Даже больше скажу, мне не хочется верить. Тем не менее…

– Тем не менее, что?

– Мне нет причин сомневаться в сказанном тобой. Правда на твоей стороне, судя по всему. Даже эта личина… она… двигается. И это не привиделось. Невероятно. Просто невероятно…

Урагами Хидео не мог подобрать нужных слов. Мэйнанский язык сковывал его.

– Ты со мной, отец, или нет? – прямо спросил я.

– Да, Рю, по-прежнему. – Он выдохнул. – Я просто… должен обдумать всё это. Если те боги, о которых ты говоришь и как ты о них говоришь, действительно есть, пускай. Меня больше заботит мой народ. Будущее Мэйнана…

Его речь прервал звон гонга на улице. Я вскочил, попутно снял маску, положил её обратно и приблизился к окну.

– Что такое, сын?

– Иди да посмотри, – подозвал его я, поманив рукой. Он подошёл.

– Кто это там?

– Суда Её величества царицы Деборы. Таки прибыли, – объяснил я.

К бухте Лангао приближались фрегаты, шлюпы, корветы и клиперы. Десятки кораблей. Они должны были транспортировать доверенную армию ивентарцев на Мэйнан. Тысячи людей, готовых ликвидировать всякого несогласного с моей правдой.

– Как же их много!.. Куда это они?

– Война уже началась, – напомнил я, не отводя взгляд от флагов с четырёхглавыми драконами. – Им суждено отправиться в Ому через месяц. И тебе тоже, отец, но раньше.

– То есть?

– Я хочу, чтобы ты созвал Собрание Даймё в ставке сёгуна…

[1] Прообраз Фавии – Греция.

[2] Антикой на Агилате зовется территория Древних Квалона и Фавии, самых развитых государств того времени в Кельвинтии.

Часть четвертая. Опальный Император (4-1)

Глава тринадцатая. Малиновый Оскал

99-ый день весны, 1868-ой год правления тэнно Иошинори

Я, Фудо

Гасли монастырские огни. Был дан отбой. Поблагодарив Богов за очередной мирный день, священнослужители разбрелись по комнатушкам, отходя ко сну. Я – в том числе. Но засыпать не имело смысла.

Разница между ночами давно была стёрта. Не помню, когда всё началось. Хотя… уже неважно. Каждый раз я утопаю в объятиях сумасшествия только больше. И не знаю, когда страданиям придёт конец.

Отныне происходящее не пугает и не отвращает. Трудно поверить, но я даже начал относиться к нему спокойно. Вот, что значит привычка.

Я задвинул за собой дверь и прошёл внутрь покоев. Пять шагов от угла до угла наискось – вот и вся спальня. Зажёг фонарь – его яркое свечение рассеяло царивший тут мрак. Сел на пятки и, сложив кисти рук в замок, склонил к ним голову.

Сначала нужно было прочесть несколько молитв. Но сколько ни молись, никто не поможет. Лишь смерть станет избавлением. Смерть, которую выберешь сам.

Я закончил. Спальник разложен. Свет потушен. Тьма вернулась на круги своя. Лег в постель, не укутываясь. Все равно бы из неё достали волоком.

По жилым помещениям гуляла прохлада. Она проникала сквозь лёгкие шелковые одежды и облепляла кожу. Но я наслаждался этими мгновениями. Очень скоро в комнате станет невыносимо душно. А уж от грядущей жары никак не спастись.

Веки оставались широко распахнутыми, изредка соприкасаясь при вынужденном моргании, когда сохли глаза. Взгляд упёрся в низкий потолок. Темнота прояснялась.

Блёклые очертания голой клетушки, приютившей меня почти пятьдесят лет назад. Она вот-вот загорится потусторонним пламенем – тогда и жди беды.

Дыхание то скакало, то проседало. Воздух со свистом проникал внутрь тела. Заполнял легкие по капле. Вырывался наружу в раз. Выходил через нос, подражая клубящемуся дыму. Третьего не дано. Затишье перед пламенной бурей всегда угнетает.