Алексей Петрович Шабрин

Павлунькино чудо

ЛЕНЬКА И ГЕТМАН

Хотя Гетман уже доживал свой век, а Лёнька только-только вступал в жизнь, они были одногодки, и Лёнька даже командовал своим другом.

Дело в том, что Гетман возил по штрекам вагонетки с рудой и породой, а Лёнька управлял этим маленьким, неимоверно грохочущим поездом.

По окончании смены Лёнька отводил Гетмана в подземное стойло, приносил и втискивал в ясли большую Охапку ароматного сена.

Гетман шумно обнюхивал сено, потом поворачивал морду к своему другу и, захватив мягкими губами край его каски, легонько тянул к себе.

Тогда Лёнька для поддержания порядка ворчливо покрикивал:

- Балуй, чёрт! Мало ещё наработался!

Гетман уже знал, что сейчас Лёнька полезет в карман своих широких брезентовых штанов и достанет оттуда кусок сахару или корку хлеба.

Кони, стоявшие рядом с Гетманом, как казалось Лёньке, при этом вздыхали: коногоны не баловали их.

А Гетман аппетитно грыз угощение и слушал, как Лёнька разглагольствовал:

- Не спеши, старый. Зубы сахаром испортишь, тогда что делать будем? Придётся коронки вставлять. Ну, да уж ладно, не бойся: так и быть, скажу кузнецам, чтобы из нержавейки заготовили. На золотые мы с тобой ещё не заработали, вагонеток мало перекатили. Так ведь? А?

Обычно, прибрав сбрую, вычистив конюшню, Лёнька пучком сена обтирал коня, осматривал его копыта, смазывал их салом и уходил, звонко шлёпнув друга по мягкому широкому крупу. Но бывали и такие дни, когда он задерживался, чтобы поведать о новостях.

- Выхожу я сегодня утром из столовой, а навстречу мне этот долговязый Дон-Кихот. Ну, старательский-то кудесник. Нет, ты не помнишь его, - степенно говорил Лёнька. - Иди к нему работать, да и только!.. Фарт, говорит, знатный иметь будешь. А на кой он нам, фарт, когда у нас получка два раза в месяц бывает!

Гетман в знак согласия кивал головой и фыркал, а Лёнька продолжал:

- Мастера Свиридова помнишь? Выучился Свиридов да сейчас в управлении заворачивает, директивы нам шлёт разные. А мы, брат, с тобой всё ещё вагонетками командуем да сено жуём.

Но однажды Лёнька спустился в шахту возбуждённый и радостный. Он с гиком гонял по штрекам своего Гетмана, а в рудном дворе с особенной лихостью на ходу отстегнул валёк от вагонетки и весело доложил стволовой Тасе:

- Принимай товар, не задерживай!

А когда кончилась смена и конь был поставлен в конюшню, Лёнька вытащил огромный кусок сахару, сунул его Гетману в мягкие, тёплые губы и сказал:

- Э-эх, ты! Наверное, и не догадываешься, что со студентом дело имеешь, а? На курсы, брат, меня записали. Скоро машинистом буду! Чуешь?

Конь мотал головой, звонко хрустя сахаром, а Лёнька продолжал:

- Ну и молодец этот Свиридов! Не забыл свой рудник. Реконструкцию шахты приказал произвести. И всех вас скоро заменят электровозами. Через три месяца не будет у нас в шахте коногона Лёньки, а появится машинист электровоза Леонид Иванович! Ловко?

Каждый день Лёнька рассказывал Гетману о своих успехах, а иногда и жаловался:

- Засыпался я вчера, брат, по физике. Что делать-то прикажешь? В клуб пореже заглядывать? Вот и я так думаю.

Незаметно пролетели три месяца.

Сдал Лёнька экзамены, в шахту спустили четыре новеньких электровоза. По штрекам подвесили контактные провода, возле стрелок поставили светофоры. Влажные гранитные стены шахты празднично засияли, отражая зелёные и красные лучи сигнальных огней.

Кони стали лишними, Первым покинул своё стойло Гетман - в верёвочной сетке поехал наверх.

Когда Гетмана освободили от пут, он встал, повёл чуткими ноздрями, тихонько заржал, а потом нерешительно шагнул и остановился, чуть не налетев на столб.

- Да он, братцы, слепой! - воскликнул кто-то из шахтёров.

- Пятнадцать лет в нашем подземном царстве - не шутка, - сказал десятник.

- Куда его теперь?

- Известно куда… на мясо.

- А жалко всё-таки, братцы… Нашего Лёньки ведь друг был настоящий, шахтёрский, - с грустью проговорил старый крепильщик.

И только тут Лёнька понял, какая судьба ждёт его друга.

Целый день сам не свой бродил Лёнька по руднику, почти, всю ночь проворочался в своей кровати, а рано утром пошёл к начальнику нового конного парка.

- Куда, интересно знать, вы теперь поставите моего конька? - притворно равнодушным тоном спросил Лёнька.

Начальник был не в духе и ответил, глядя на бумагу, лежащую на столе:

- Спишем его по балансовой стоимости, и крышка.

- Как это - спишем? Ведь это не вагонетка, не лопата, а лошадь, живое существо. С соображением!- возразил Лёнька.

- Не о чем нам с тобой разговаривать, парень! Мне работать надо, а ты с пустяками пристаёшь! - ответил начальник.

- Вы его хоть на лесозаготовки пошлите, а? - начал упрашивать Лёнька. - Конь-то совсем здоровый.

- Ничего из него не выйдет на лесозаготовках. Там по разным дорогам ездить надо, а он слепой. В первый же день ноги себе поломает.

Долго уговаривал Лёнька начальника конного парка, но ответ был один:

- Сказано - спишем, и не приставай!

Понурив голову, вышел Лёнька из кабинета начальника конного парка. Ну, где найти такую работу для коня, чтобы он мог всё время ходить по одной и той же дорожке? Как в шахте.

Зашёл Лёнька в конюшню, а Гетман словно ждал его: взглянул на товарища невидящими глазами и тихонько заржал. Проглотил Лёнька слёзы, сунул в мягкие губы Гетмана кусок сахару и с усилием проговорил:

- Беда-то какая, Гетман… Списывают нас… Что делать-то прикажешь, а?

Сказал это и поскорее вышел из конюшни.

Погружённый в свои невесёлые думы, Лёнька amp;apos; и не заметил, как оказался на таёжной дороге за рудником. Всё о судьбе Гетмана думал: неужели нельзя ему помочь? И вдруг Лёнька услышал чьё-то беспечное посвистывание. Он поднял голову и увидел, что навстречу ему идёт бригадир старателей Епанчинцев, прозванный Дон-Кихотом.

Неизвестно, кто и когда наградил его этим метким прозвищем, но оно цепко пристало к нему.

И действительно, бригадир старателей Епанчинцев был высокий, худой, блестящие резиновые сапоги хлопали по его тонким икрам. Внешнее сходство с Дон-Кихотом ещё больше подчёркивал крючковатый нос, нависающий над усами, острыми, как иглы.

Лёнька не любил Епанчинцева за его хвастовство: ведь если верить ему, то во всём мире нет такого знатока металлов, как он! И, чтобы не обижать Дон-Кихота недоверием, обычно Лёнька старался избегать встреч с ним. Так хотел было поступить и сейчас, но вдруг подумал: «Может, Дон-Кихот выручит? Ведь у него на прииске, как и в шахте, Гетману придется ходить по знакомой дорожке!»

А Епанчинцев уже заметил Лёньку и закричал:

- Эй, подземный дух! Куда шагаешь?

- Да так, никуда, - ответил Ленька, и ему стало страшно просить о своём друге: вдруг и Епанчинцев откажет!

Однако Епанчинцев не заметил смущения Лёньки и продолжал, азартно размахивая руками:

- Эх, и кустик я опять принюхал! Гольное золото! Шёл бы ты к нам.

- Что же я у вас делать буду? - спросил Лёнька и добавил: - Я машинист электровоза.

- Ну и что? Эх ты, аристократия подземная! Да на грабарке будешь работать, породу к бутаре возить!

- Ослеп он у меня, Гетман-то, - мрачно сказал Лёнька, глядя себе под ноги.

- .Ну и шут с ним, что ослеп! У нас работа не больно заковыриста: от забоя к бутаре, от бутары к забою!

- А вы возьмите одного Гетмана, - сказал Лёнька и даже схватил Епанчинцева за руку. - Я-то ведь не могу… Ну как я уйду из шахты? У меня сейчас электровоз новенький… А Гетмана на мясо хотят…