«Как же мне с ней заговорить?» — думал Исай, волнуясь и чувствуя, что задыхается от своей беспомощности. Он снял шапку и в тот же миг его осенила идея. Колоссально! Министерская голова! Он положит шапку на колени и незаметно сделает так, что шапка упадет прямо к ее ногам, чтобы она почувствовала. Тогда, разумеется, она шапку поднимет. «А я, — думал Исай, преисполненный радости, — возьму шапку, поблагодарю девушку, а дальше все пойдет, как по писанному. Вопрос, ответ, шутка, улыбка и разговор завяжется».
Исай, взволнованный, сидел и украдкой смотрел на нежный профиль девушки, положил шляпу на колени и благодушно скрестил руки на груди.
«Не сейчас, минут через десять, — думал он. — Чтобы не догадалась». Посмотрел вокруг себя. Слева, на противоположном ряду сидений сидела дородная женщина, до самых глаз закутанная в толстую шаль в кофейную полоску и время от времени издавала носом какой-то свист, как гусыня. Бабу сморил глубокий сон, хотя автобус сильно трясло на ухабах. Все это весьма смешило мальчишек, сидящих впереди нее. Парень с лицом, расцветшим от удовольствия, слушал грохочущую музыку, держа возле уха транзистор.
На сиденьи перед Исаем ехали две женщины — одна постарше, другая молодая с ребенком на руках. Младенец плакал, мать старательно укачивала его, но от тряски ребенок кричал все сильнее.
— Да дай ты ему грудь и не мучь ребенка! — сердито говорила пожилая.
— Что вы, мама? Мы ведь сейчас выходим, — ответила молодая, лицо которой покрылось потом от духоты.
— Ну смотри!.. Уж если я разозлюсь!.. — пожилая взяла младенца из рук матери и прикрикнула на нее: — Расстегнись и дай ему грудь. Нашла чего стыдиться. Раньше нужно было стыдиться, до того, как родила! Теперь на селе будет о чем поговорить!.. Тебе еще повезло с матерью…
Наконец молодая поднесла ребенка к груди, и крики стихли. Теперь слышалась только пронзительная музыка, да монотонно урчал мотор.
Исай с любопытством прислушивался к разговору и вдруг почувствовал настойчивый взгляд, который словно сверлил ему щеку. Он резко повернулся и поймал на себе взгляд девушки, сидящей у окна через проход. Она наклонилась вперед и с большим интересом рассматривала Исая.
Исай был убежден, что смотрит она на него, потому что девушка, пойманная на подглядывании, вздрогнула, откинулась на спинку сиденья и спряталась за храпевшей бабой.
Исай растерялся. На него еще никогда не смотрели так настойчиво.
Внешне Исай казался задумчивым, безразличным ко всему, что творится вокруг, однако в действительности сидел настороженный, напряженный настолько, что у него даже в затылке заболело. Прошло немного времени, и он краешком глаза увидел ее улыбающийся профиль, выражающий только любопытство, только заинтересованность. Волосы, собранные под синюю вязаную шапочку, так и норовили вырваться на лоб. Исай оцепенел. Сидел и чувствовал, как взгляд скользит по его щеке, по мочке уха. Сидел, как очарованный, боясь двинуться.
Он узнал девушку. Это была Олина. Та самая молодая штукатурщица, с которой в прошлом году он работал на строительстве оперного театра. Целую неделю трудились они вместе, обедали в одной и той же столовой. Исай бросал на нее время от времени как бы случайные взгляды, но, встречая ее, был безразличен, а после случая на танцплощадке вообще испытывал к ней абсолютное пренебрежение.
Исай обернулся, желая поймать ее взгляд, но Олина снова быстренько спряталась за соседку.
«Что это за игра?» — удивился Исай, сбитый с толку. Вспомнил, как она сказала однажды ему прямо в лицо, что если бы встретила его где-нибудь ночью — в обморок упала бы от испуга. Слова эти она говорила без всякого злого умысла, просто чтобы посмеяться. Он и сам хорошо понимал справедливость этих слов, но очень уж жестоки они были, и Исай не знал, что ответить, а точнее — не мог ничего ответить — язык у него отнялся, словно тоже был виноват, и склонял виновную голову. На счастье поблизости оказался бригадир Исая. Он сказал Олине, шутливым, разумеется, тоном, чтобы она не бродила по ночам там, где может встретить Исая, вот и отпадет нужда падать в обморок. Все засмеялись. Засмеялся и Исай, хотя только он один знал, что ни с девушками никогда не бродил, ни на свидания не хаживал.
Он почувствовал, что у него горло перехватило от напряжения. Старался не смотреть в ту сторону, чтобы не пугать Олину, а она пусть себе смотрит. «Кто знает — может, морда моя не столь уж отвратна?..» — радовался Исай.
Он снова обернулся, надеясь поймать взгляд Олины и увидеть в ее глазах свет тех же приятных чувств. Но Олина весело улыбнулась и опять скрылась за массивным корпусом соседки.
Исай крутился на сиденьи и не заметил, как шапка упала с колен. Лицо его расплылось в счастливой улыбке, губы приоткрыли ряд зубов — крупных и редких. Он застенчиво наклонил голову, стараясь скрыть улыбку, которая, он это чувствовал, казалась совсем неуместной в гнетущей и сонной атмосфере автобуса.
Ему казалось, что Олина заигрывает с ним. А почему именно с ним? Потому что он знакомый? Ну и что? С большим успехом она могла бы начать игру с парнем, что сидит перед ней. Но она выбрала его. Значит, к нему у нее особый интерес. Что же это? Простой флирт от нечего делать, или же она действительно небезразлична к нему?
«Как бы то ни было, — пришел Исай к бодрому заключению, — сегодня счастливый день. Приеду домой, дня три выжду, чтобы не подумала Олина, что примчался высунув язык, и поеду к ней. Прежде всего приглашу в ресторан — туда она непременно пойдет. Потом сходим несколько раз в театр. Не так уж я страшен, чтобы Олина побоялась со мной пойти. Черт возьми! Есть люди и поуродливее меня. Вот хоть французский актер Фернандель, уж на что уродлив, но не скажешь, что нет у него красивых женщин. Эти французы, черт бы их всех побрал, не такие скромники, как я».
Он вызвал в памяти образ актрисы, портрет которой вырезал из журнала и приклеил к внутренней стенке своего чемодана. Фильм был о слесаре — парне холостом, как и Исай, только тот был симпатичнее. Выглядел он чудесно, и в него влюбилась девушка. И какая девушка! Такие только в кино бывают. Глаза этой актрисы смотрелись с экрана такими прозрачными, такими чистыми, были так переполнены любовью, что очаровали Исая. Ему было сладостно думать, что она смотрит на него, именно на него и ни на кого больше. И только на экране появлялся слесарь, который был глух и слеп в отношении этих глаз, Исаю становилось стыдно.
Когда он узнавал, что эта актриса играет в каком-нибудь фильме, Исай не пропускал случая увидеть ее еще раз.
Ни одна живая душа не знала об этой любви, и он никому не открылся бы, хоть из пушки в него стреляйте.
Перед глазами Исая еще стоял очаровательный образ актрисы, которую он про себя ласково называл Жениной, когда он ощутил легкое прикосновение к плечу:
— Извините, пожалуйста, у вас шапка упала, — прошептала девушка рядом с ним, протянула ему шапку и тепло улыбнулась.
Исай взял шляпу и опять повернулся к Олине, потому что снова ощутил ее взгляд. Но и на этот раз профиль ее сразу же спрятался за соседкой.
Исай снова положил шапку на колени и удивленно подумал, что сидящая рядом девушка говорила с ним шепотом, а ее мягкая улыбка опять образовала ямочки на щеках.
Он поспешно поблагодарил девушку, не взглянув на нее. Его душил стыд за то, что вместо того, чтобы поблагодарить ее сразу же, как полагалось порядочному парню, он пялил глаза на Олину, у которой черт знает какие мысли в голове.
Исай сидел как на иголках. «А ну ее ко всем чертям, эту Олину, — подумал Исай. — Если в этой ее игре есть какой-нибудь серьезный смысл, то…» — Дальше Исай не сумел думать. Волнение иссушило ему горло, и он несколько раз сглотнул комок. — Я бы на руках ее носил, ноги бы ей мыл, как раб… Только бы пошла за меня… Но такая девушка, как Олина, может изменить мне с другим в мгновение ока», — подумал он и почувствовал вдруг жестокое сожаление, что не завязал разговор с девушкой, сидящей рядом, тем более, что и предлог был. Он посмотрел на нее. Она отвернулась и отсутствующим взглядом смотрела в окно, съежившись, словно замерзла. Теперь нужно придумать другой предлог. Вариант с шапкой больше не годится. Кроме того, очень уж она печальна, и разговор, кажется, не доставил бы ей удовольствия.