— Алло, я слушаю вас! — сказал я, нетерпеливо ожидая ответа. Я был уверен, что услышу голос Нины. В трубке раздалось прерывистое дыхание, и в следующее мгновение целая гамма звуков полилась в мое ухо. Я отчетливо разобрал чириканье воробьев, свист падающей бомбы и глухой взрыв, за которыми последовали соловьиные трели, потом все стихло, и опять послышалось прерывистое дыхание…

Опять начинается! Обычно, когда рядом был шеф, я слушал до тех пор, пока раздавались стихи, после чего для проформы еще несколько раз кричал «алло», два-три нерешительных «да» и вешал трубку. Теперь, плотно прижав ухо к трубке, я слушал, как клокотание воды сменялось вдохновенными соловьиными трелями и неестественным шепотом:

— Любезный! — со злорадством прокричал я. — Кто тебе позволил уродовать стихи Эминеску? Ты нахал, мой дорогой…

В трубке раздалось хихиканье, которое затем резко оборвалось.

— Даже если ты и женщина, — добавил я с удовлетворением.

Послышалось сухое цоканье, и после короткой паузы, кто-то зашептал:

— Товарищ Пэнушэ, почему ты такой сердитый? Раньше ты таким не был.

— Ага, наконец ты соблаговолил прошептать что-то другое. А я решил, что ты знаешь только стихи, — крикнул я, радуясь победе. — Почему, скажи на милость, ты не говоришь, как все люди, а шипишь, будто продал свой голос?

— Я простудилась… голос пропал, — прошептала моя таинственная собеседница.

— Ага, значит, ты еще и женского рода!

Не знаю, почему меня неожиданно осенила мысль, что это не кто иная, как Вероника, телефонистка, с которой я недавно познакомился, заказывая междугородний разговор. Она дала мне понять, что не прочь встретиться со мной, но я решил прикинуться простаком. На днях я случайно увидел ее на улице с Валерием. Вероника оказалась девушкой не первой молодости, высокой и ширококостной, с серыми глазами и пухлыми губами, очень веселой и живой.

В трубке на какое-то время воцарилась тишина, не слышалось даже прерывистого дыхания, затем опять раздался шепот:

— Ты не хотел бы встретиться?

— Милая, извини, но ты родилась под несчастливым созвездием. Тебе не надо было тратить столько времени на стихотворение, которое ты, к тому же, исковеркала на свой вкус, — с неожиданной радостью проговорил я. — А я тем временем нашел себе девушку, и скоро у нас свадьба.

— И как зовут эту счастливую избранницу?

— Что? Я не понял. Говори, пожалуйста, как полагается, уже бессмысленно скрывать свой голос.

— Как ее зовут?

— Нина. Теперь ты довольна?

— Я — да. Ты — нет, — раздалось из трубки.

— Послушай, барышня, кто тебе дал право отвечать за меня? Ты что, знаешь мои чувства или мысли, раз осмеливаешься говорить такие вещи? — возмущенно прокричал я.

— Почему ты злишься?

— Кто злится? И, вообще, кто ты такая? Пора кончать эти скоморошества! Тебе это не к лицу. Ты довольно зрелая девушка и должна понять, что такого рода шутки лишены всякого смысла.

— А ты знаешь, кто я?

— Знаю.

— Кто?

Секунду я колебался, затем решительно произнес:

— Вероника.

— Вот и нет, вот и нет, вот и нет…

— О-о-о! А кто же тогда?

Таинственная незнакомка молчала, затем опять раздался ее шепот.

— Кто??? — от неожиданности я даже подскочил. Не может быть! Я посмотрел на трубку, словно надеялся увидеть в ней свою собеседницу… Не веря своим ушам, я повторил вопрос:

— Кто?

— Ку-ку!

За этим насмешливым «ку-ку» последовало хихиканье, затем она повесила трубку, и короткие гудки с издевкой ударили в мои перепонки.

Я обхватил голову руками и уставился на папку, лежащую на столе. Неужели это была Нина? Или все-таки Вероника, или черт знает кто там еще издевался надо мной? Я попытался вспомнить во всех подробностях, как вела себя Нина во время наших последних встреч. Когда на днях я рассказал ей о таинственных телефонных звонках, она как-то странно улыбнулась и отвела взгляд. Конечно — это она, что-то вроде мести за то, что я забыл ее тогда, когда… Но только не Лия. Во-первых, она не знает моего телефона, во-вторых, — кто знает, где она сейчас находится? Нет, это может быть только Нина. Так она мстит мне за неверность…

Выходит, теперь она знает о моих намерениях. Она сказала, что удовлетворена, а я — нет. Но почему она удовлетворена? Потому что выйдет замуж за человека, которого любит? Но разве она меня любит? Необходимо с ней встретиться и выудить ответы на мучающие меня вопросы. Очередной звонок оборвал мои размышления. Это был Головастик. Я получил приказ связаться с пятью поставщиками в различных городах страны и уточнить ряд цифр. Этим я и занимался до самого вечера. Как только я повесил трубку, раздался такой разъяренный звонок, что я вздрогнул:

— Алло, я вас слушаю.

— Товарищ Пэнушэ?

— Нина, это опять ты?

— Да, только почему опять?

— У тебя прорезался голос, — я попытался поймать ее на слове.

— Он у меня вроде не пропадал…

— Неужели? Ты была простужена?

— Да, немного, но все прошло, и шеф усылает меня в командировку. Поэтому я тебе и звоню, чтоб ты знал, что мы сможем повидаться только на следующей неделе.

— Нина, но… я хотел спросить тебя… понимаешь, я должен написать маме… я думал, что уже говорил с тобой сегодня… мне необходимо знать — да или нет…

— Кристиан, извини, у меня нет времени, вот-вот отойдет автобус. Я постараюсь вернуться как можно скорее, и тогда мы поговорим. Не сердись. До скорого…

Боже мой, еще целую неделю! Странно, но мне казалось, что я больше не могу существовать без Нины. И теперь, когда вопрос требует немедленного разрешения, я должен томиться еще столько времени! У меня были разные причины видеть Нину своей женой. С одной стороны, от этого зависела дальнейшая судьба матери, с другой — мое полное одиночество и боль, причиненная мне Лией, унять которую может только бальзам нежности, сокрытый в душе Нины.

Волей-неволей пришлось ждать еще неделю. Я достал и отослал через одного односельчанина листья эвкалипта для мамы. Их нужно было запарить в ведре, развести настой пополам с теплой водой и использовать для ванн. Маму уже выписали, и из письма отца я узнал, что дед все время рядом с ней. Отец написал также, что маме, кажется, стало получше, и это известие обрадовало меня больше всего, хотя и я понимал, что домашние хотят меня успокоить.

Получив письмо, я сразу же сел за ответ. Я обещал приехать в следующую субботу и захватить лекарственные травы от женщины, которая вылечилась как раз от такой же болезни. Я сделал акцент на том, что о ней мне рассказала тетя Зина, мать Андрея, знакомая с моей матерью… Я замер в нерешительности — писать о том, что я скоро привезу невесту или притвориться, что забыл? В этот момент раздался стук в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла Нина.

— Ты и в воскресенье работаешь, негодный! — сказала она вместо приветствия, и в ее глазах появилась радость.

Она присела к столу прямо передо мной, посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала, слегка наклонив голову:

— Здравствуй!

Мы оба рассмеялись.

Нина спросила с любопытством:

— Что ты пишешь?

— Письмо.

— Кому? Какой-нибудь лю…

— Маме.

— Как она себя чувствует? Лучше?

— Не знаю. Отец пишет, что лучше.

— Ладно, продолжай.

— Я не могу… из-за тебя.

— Из-за меня? — Она удивленно расширила глаза, легкий румянец покрыл ее щеки. — Я должна оставить тебя одного, да?

— Будь серьезной, — успокоил я ее и уже собирался спросить, не забыла ли она о нашем последнем телефонном разговоре и о своем обещании, но решил, что глупо продолжать толочь воду в ступе и пора брать быка за рога.

— Послушай, что я написал, — и я принялся читать последнее предложение, оставшееся незаконченным, — «Передай маме, чтобы она не беспокоилась, я уже говорил с Ниной и она сказала, что согласна…» Теперь скажи мне, что писать — «приехать на следующей неделе» или «приехать, но в следующем году, потому что сейчас она занята, думает…» Ну, так как быть?