Истат кивнула. Затем она подошла к нему, а он говорит: ну, а вот кто я — борец за коммунизм или обыватель? Почему вдруг такой вопрос? Оказывается, любит «промочить» горло.

— Так,— очень спокойно заметил Серебренников.— А что было дальше?

Истат вспомнила:

— Я решила отшутиться и ответила стихами. Вот отсюда все и началось. Он, наверно, решил, что я с ним заигрываю,— от этой мысли она передернулась,— и потащил меня за клуб.

Шарапов сжал кулаки. Ах, если бы ему сейчас попался Горский!..

— Что же это были за стихи? — с интересом спросил Серебренников.

Истат продекламировала:

«Запрет вина — закон, считающийся с тем,

Кем пьется и когда, и много ли, и с кем»...

Серебренников насторожился:

— А дальше?

— Дальше я ничего не говорила. Он сам продолжил.

— Что продолжил? — настаивал Серебренников.

Она досказала равнодушно:

«Когда соблюдены все эти оговорки,

Пить — признак мудрости, а не порок совсем».

Серебренников вел запись первичного опроса нарушителя государственной границы, задержанного в кошаре старшим сержантом Бояруном. Майор Серебренников обладал отличной памятью. Именно чти строки Хайяма враги собирались использовать для пароля. Неужели Горский — шпион?

Не может быть: Горский — фронтовик, проверенный человек, капитан «Медузы», близкий родственник офицера-пограничника. Наконец, Горский только что встретил его сына и не сегодня-завтра привезет его в Реги-равон...

Серебренников почувствовал, как галстук впивается в шею. Ему было душно. Конечно, это лишь совпадение!..

А, может быть, Горский потому и перебрался на границу?.. Может быть, все-таки это с ним связана работа неизвестного передатчика в Фирюзеваре и появление иностранных самолетов в советском небе? Может быть, стихами Хайяма ничего не подозревавшая Истат сбила его с толку, и этим вызвано его странное поведение?..

Серебренников решительно поднялся.

— Договоримся, так,— сказал он.— Вы пока никому ничего не говорите и с Горским ведите себя так, словно ничего не случилось. Обещаете?.. Остальное я беру на себя.

— Разрешите курить? — спросил начальник КПП, заметно волнуясь.

— Курите.

Серебренников молча ходил из угла в угол мансуровского кабинета, стараясь осмыслить все, что ему только что стало известно.

Истат остановила Серебренникова на пути к контрольно-пропускному пункту. Когда с ней и Шараповым обо всем, кажется, договорились, майор Серебренников поехал дальше. У Мансурова он спросил прямо:

— Какого мнения вы о новом капитане «Медузы»?

Мансуров ответил уклончиво.

— Да что вы, как девица!—рассердился Серебренников и в двух словах сообщил о своем разговоре с Истат.

Мансуров понимал, что больше молчать нельзя, и, в свою очередь, рассказал Серебренникову о заявлении Ефремова.

Серебренников отчитал Мансурова за то, что тот до сих пор не поставил об этом в известность командование отряда. Что же должно произойти в тот самый день, когда Серебренников приготовился встречать сына?..

Требовательно зазвонил телефон. Это дежурный по коммутатору соединил майора с полковником Заозерным.

Начальник отряда внимательно выслушал скупое сообщение Серебренникова, тем более, что несколько минут назад Заозерному стало известно о встрече Горского с резидентом иностранной разведки.

Капитан Харламов не терял времени зря.

В ЗАХМАТ-АЛИ

Ташкент проводил черными, бесплодными тучами. Самолет забирался всё выше и выше. Чуть приоткрытый капот на моторе дрожал, словно жабры гигантской рыбы.

Когда тучи рассеялись, Юрий увидел песчаные холмы. Они вздымались, как океанские волны, и не было этому безбрежному, желтосерому океану ни конца ни края.

Пески поражали однообразием, наводили уныние, но Юрий счастливо улыбался. Время от времени он восклицал восторженно:

— Смотрите, смотрите!

Горский понимал, что это относится к нему и охотно кивал.

На земле их встретила сорокаградусная жара.

Капитан «Медузы» предложил позавтракать. Они зашли в аэропортовский ресторан, заказали бифштекс и пиво.

Вскоре перед ними выстроилась целая батарея пустых бутылок. Юрий старался не отставать от Горского. Он ехал к отцу—один! — и, конечно, чувствовал себя совсем взрослым.

Потом они подъехали на такси к автостанции. Оказалось, что нужный им рейсовый автобус отъехал пятнадцать минут назад.

— Вот досада!— притворился огорченным Горский, хотя умышленно задержался в ресторане, и спросил молодого Серебренникова:— Пойдем в гостиницу и заночуем, или сделаем так: скоро должен отправиться автобус в Захмат-али. Это нам по пути. Доедем до Захмат-али, а там на любой машине доберемся до места. Ты как считаешь?

— Конечно, поехали! — не задумываясь, согласился Юрий.

В Захмат-али они прибыли к вечеру. Горский оставил Юрия в чайхане, а сам пошел справляться насчет машины...

На самом деле он торопился в городской сад.

На одной из скамеек в боковой аллее его поджидал Василий Васильевич.

Горский заметил дамского мастера и замедлил шаги. Глаза стали колючими. Василий Васильевич не выполнил условия и пришел на свидание не один. Рядом сидел «Буйвол», которого Горский вовсе не хотел видеть.

Прежний план ломался. Горский рассчитывал поговорить с Василием Васильевичем наедине, предупредить, что к границе нужно подъехать ночью, а переходить обязательно на рассвете, так как в это время, якобы, сменяются наряды. Он хотел заставить его выпить за удачу. В стакан, из которого будет пить Василий Васильевич, он сумеет всыпать медленно действующий яд. Завтра, с восходом солнца, Василия Васильевича уже не будет в живых. Остальные начнут метаться по границе. Безусловно, пограничники заметят их. Вряд ли «Буйвол» предпочтет сразу сдаться. Значит, завяжется перестрелка.

А Горский на рассвете будет уже на «Медузе» и, в то время как пограничники займутся ликвидацией банды, переправит агента из Фирюзевара в Реги-равон. Вот здесь-то и понадобится ефремовский самосвал, который быстро вывезет его из опасной зоны...

Василий Васильевич поднялся и вежливо поклонился. «Буйвол» продолжал сидеть.

«Придется угостить ядом того и другого!»— решил Горский.

Он сел между Василием Васильевичем и «Буйволом». Ровным голосом объяснил, что им предстоит делать.

Видно, Василий Васильевич и «Буйвол» обо всем уже договорились между собой. Они слушали внимательно, с каким-то тупым упрямством, не перебивая и не задавая вопросов. Горского это начало раздражать.

— Понятно?

Василий Васильевич спросил:

— А если нас заметят?

— У вас есть оружие,— напомнил Горский.

Заговорил «Буйвол»:

— Одним словом, мы решили, капитан, что вы проводите нас до границы. И вам спокойно, и нам хорошо.

— Что это значит? — нахмурился Горский.

— Это значит, что мы не хотим зря рисковать,— спокойно ответил «Буйвол».

— Может быть, вы раздумали переходить границу? — насмешливо спросил Горский.

Опять скрипуче протянул «Буйвол»:

— Ничего мы не передумали. Только действовать хотим наверняка.

В Горском закипела злость. Пожалуй, проще было разделаться с Василием Васильевичем в Ташкенте. И чего это он, право, всполошился? Если решено переправить агента открыто, стало быть документы у него в порядке. Пусть их на здоровье проверяет начальник КПП.

Но в глубине души он боялся этой проверки. Он знал, какой дотошный в делах службы старший лейтенант Мансуров. А вдруг в предъявленных документах его что-то насторожит? Горский надеялся, что если на границе завяжется бой, Мансуров не сможет сам проверить «Медузу». Эта мысль и пришла ему в голову, когда собирался покончить с Василием Васильевичем в Ташкенте.

Что же теперь делать?

«Убрать обоих! — настойчиво стучала мысль.— Не идти же, в самом деле, с ними через границу?»