Да и стоит ли верить Ефремову, человеку неприятному, скользкому, бывшему пленному, заигрывающему с пограничниками и, наконец, замешанному в той истории с задержанным нарушителем, когда его, мансуровский, наряд проявил небдительность?

Ведь хотя и не подтвердилась связь Ефремова с нарушителем границы, хотя полковник Заозерный и распорядился отпустить водителя, Мансуров продолжал не верить ему... Что он только что наговорил? К чему?

Если бы Ефремов, как всегда при встречах с Мансуровым, заискивающе улыбался, начальник КПП, возможно, даже не стал бы его слушать, или, во всяком случае, не придал значения его словам. Но взволнованность, с которой говорил Ефремов, настораживала.

И вдруг Мансуров ясно вспомнил свою встречу с женой Ефремова, когда возвращался с КПП на политотдельском газике.

«Ты знаешь, что такое Освенцим или что такое Дахау? — задыхалась она.— Ребра у тебя целы? Легкие не отбиты?!».

У Мансурова пересохло во рту.

Горский, Горский!.. Кто же в таком случае Горский? Что он затеял? Зачем Ефремову нужно подать самосвал в Реги-равон именно в такой-то день? Почему нельзя уезжать без разрешения капитана «Медузы»?

Сдерживая данное Максиму Максимовичу слово, Мансуров всегда сам возглавлял досмотровую группу, отправлявшуюся на «Медузу». К Горскому нельзя было придраться. Он охотно предъявлял документы, и никаких нарушений на его судне не обнаружено. Хотя, впрочем...

«Вы всегда так тщательно проверяете документы?»

Это спрашивал Горский! В самый первый раз, когда он приплыл в Реги-равон на «Медузе»... Ну, а почему он, собственно говоря, не мог об этом спросить?.. Он еще сказал, что обязан Мансурову.

Да, конечно, он обязан Мансурову... А Мансурову снится Елена. Может быть, даже кто-нибудь догадывается об этом? Какое же он имеет право плохо отзываться о Горском? А если Ефремов просто хочет поссорить его с Горским? Зачем?

Мансуров быстро зашагал по комнате, стараясь успокоиться.

Все-таки нужно доложить командованию отряда о сигнале Ефремова.

А что если подождать намеченного дня? Ведь поскольку Горскому понадобился самосвал, значит он что-то затеял. Надо быть начеку и следить за Горским или за самосвалом... Вот когда все станет ясным, он, Мансуров, примет меры или доложит командованию. Но тогда, может быть, будет поздно докладывать?.. Да нет же! С сегодняшнего дня он не будет спускать глаз с Ефремова... А Горский, между прочим, в Ташкенте.

«Посмотрим!» — решил Мансуров.

ДОГОВОРЕННОСТЬ

Горский остановился в новой гостинице «Ташкент». Окна его номера выходили на театр оперы и балета имени Навои. Перед театром, меняя окраску, радужно переливались шумные струи фонтана.

Номер был двухкоечный. Горский занял его полностью, рассчитывая поместить здесь и сына Серебренникова.

Капитан «Медузы» встал рано, позвонил в справочную вокзала, а затем вызвал такси.

Машина остановилась на привокзальной площади за несколько минут до прибытия поезда.

Горский вышел из такси, и сразу людской поток подхватил его, вынес на перрон. Он спросил, где, примерно, должен остановиться седьмой вагон, и стал ждать.

Сына Серебренникова Горский узнал сразу. Лицом он был похож на отца, но ростом не вышел и в плечах был узор. Он сошел на перрон, обеими руками ухватившись за ручку чемодана.

— Здравствуй, Юра!

Приехавший удивленно посмотрел на незнакомого человека в морской форме.

— А меня Владимир Михайлович просил тебя встретить,— сказал Горский.

Юноша обрадовался и доверчиво последовал за своим новым знакомым.

По дороге в гостиницу Юрий расспрашивал Горского об отце. Видно, он очень хотел его увидеть. Горский отвечал обстоятельно, разговаривая с подростком, как равный с равным, чем скоро завоевал его расположение.

У Горского были свои дела. После сытного завтрака в ресторане при гостинице новые друзья расстались. Горский предложил Юрию отдохнуть или познакомиться с городом, а сам поехал на совещание.

Вечером они вместе были в каком-то летнем кинотеатре, ели шашлык и, полный впечатлений, юноша сразу уснул, едва коснувшись подушки.

На следующий день Горский снова оставил его одного, а вечером обещал сводить в театр.

Юрий, как договорились, пришел в гостиницу с очередной прогулки по городу в восьмом часу. Дежурная по этажу подала ему вместе с ключом от номера конверт. Юноша обнаружил в нем короткую записку и билет в театр. Оказывается, Горского задерживали дела.

Юный Серебренников огорчился, что придется идти одному, но решил не терять времени зря и, вернув ключ, спустился по широкой лестнице на первый этаж. В вестибюле он столкнулся с индусами в тюрбанах, подивился их черной коже.

Потом он опустил двухкопеечную монету в автомат с надписью «Одеколон».

Освежившись, почувствовал себя взрослее и решительно пересек площадь, направляясь к театру.

В это время капитан «Медузы» останавливал такси на улице Навои. Он вышел из машины и, задержавшись возле книжного киоска, прошел немного назад. У центрального телеграфа к нему приблизился высокий седой мужчина, в котором Горский не сразу признал Василия Васильевича. Они обменялись взглядом, но даже не поздоровались.

Горский остановился на перекрестке, спокойно подождал, пока зажжется зеленый свет, и направился к трамвайной остановке. Он вошел в первый вагон трамвая, следующего по восьмому маршруту, вовсе не интересуясь тем, как собирается поступить Василий Васильевич. Но дамский мастер тоже очутился в этом вагоне и занял освободившееся возле окна место.

Так, меняя транспорт, они оказались в конце концов на окраине города. Горский с плохо скрываемым презрением выслушал сбивчивый рассказ Василия Васильевича о том, как ему пришлось уехать с Кавказа и что было потом.

Выполняя указания шефа, Василий Васильевич перебрался в Среднюю Азию, затаился и несколько месяцев не давал о себе знать. В Ленинабаде, наконец, сообщил свои координаты, и тут произошла встреча с человеком, который, кажется, его узнал. Он еле унес ноги и поставил в известность шефа, что не может больше здесь оставаться.

«Теперь совсем ясно, почему его надо убрать!»— подумал Горский. Он с трудом узнавал в своем собеседнике того спокойного и немного надменного человека, который устроил его женитьбу на Елене.

Оказывается, Василий Васильевич не один. С ним приятели, и они тоже не знают, как быть.

— Приятели? — переспросил Горский, нащупывая рукоять пистолета.

Василий Васильевич объяснил, что за приятели.

«Так зачем кончать его сейчас? — мелькнула мысль.— Можно сделать иначе!»

— Хорошо,— вдруг согласился Горский.— Я помогу вам перейти границу. Но как быть с оружием?

Василий Васильевич ответил:

— Пистолеты есть у меня и «Буйвола».

Горский подсказал, что остальным надо купить, по крайней мере, охотничьи ружья.

Затем они еще кое-что уточнили. Кроме «Буйвола», никому не следует говорить, что собираются перейти границу. Мальчишки понадобятся, главным образом, для того, чтобы бросить их пограничникам, если те нащупают след. Назначили день перехода границы и договорились, что все, кроме Горского, сегодня же поездом выедут из Ташкента. Горский встретится с Василием Васильевичем в Захмат-али и подскажет, что делать дальше. На это свидание, как и сегодня, Василий Васильевич должен придти один.

Захмат-али, небольшой городок в центре зеленого оазиса, встретил приезжих по-разному.

Василия Васильевича он заставил насторожиться. Вдруг именно здесь, в нескольких шагах от границы, его настигнет возмездие? Василий Васильевич нервничал, много пил и ничего не ел. Он боязливо оглядывался по сторонам, без всякой причины хватался за карман, где был спрятан пистолет, и успокаивался, лишь нащупав его.

«Буйвола» Захмат-али оставил равнодушным. Он догадывался, что по их следу идут, и сбить преследователей трудно. Но ведь ничто не связывало его с родиной, никого он здесь не оставлял. Единственный человек, к которому он испытывал некоторую привязанность,— Том — был с ним. Так что же ему еще надо? Василий Васильевич обещал хорошую жизнь за границей. Посмотрим, решил «Буйвол». А если будет плохо, он найдет способ снова перейти границу. Многое повидал на своем веку «Буйвол». Его ничем не испугаешь, ничем не удивишь. Одно он знал точно: исчезнуть на время необходимо, и чем скорей, тем лучше.