Пока охранники вытаскивали лейтенанта из бочки, на крыше завершалась операция по спасению узников.

Неожиданно забарахлил пусковой механизм. Только с пятой попытки загруженный планер рывком сполз с крыши и, плавно снижаясь, устремился к морскому берегу.

— И вся недолга! — сказал Ерема с облегчением.

В коридоре верхнего этажа блока № 4 Репосси припудрил пылью замок люка и ступеньки ведущей к нему лесенки. Затем тщательно подмел и протер каменный пол коридора.

Бурдига, в свою очередь, внимательно и приветливо пересчитал толстую пачку денег, аккуратно уложил ее в карман, закрепил булавкой.

Затем оба дежурных вымыли руки, поставили на плитку кофейник. Сменщики застали мирную картинку: Бурдига и Репосси пили кофе.

Новый начальник смены сообщил новость:

— А наш синьор лейтенант искупался в сортирной бочке!

Бурдига удивился:

— Совсем сдурел! Что это ему — бассейн?!

— Он к тому же и шею свернул, — сказал сменщик.

— И поделом! Не будет нырять куда не положено. Высшим чипам — и тем не дозволено булькаться в клозетной жиже. А тут всего лишь лейтенант. Непорядок!

В хижине рыбацкой деревушки четверо беглецов — Рудини, Каррето, Джакомо и Орландо быстро переоделись в брезентовые куртки и зюйдвестки, и старый рыбак повел их по тропинке вниз к морю.

Здесь покачивалась на волне шлюпка. Прежде чем сесть в нее, беглецы молча обняли тех, кто оставался на берегу.

Старик махнул рукой. Четверо забрались в шлюпку. Рыбак поднял парус, и лодка, ходко заскользив по волне, стала удаляться в море.

Ерема с обрыва смотрел на парус, пока он не растворился во тьме. Тогда он взобрался в кабину и в последний раз воспользовался механизмом для взлета. Планер подпрыгнул, устремился с обрыва вниз, но пилот его выпрямил, и он, словно птица, стал подниматься на восходящих потоках.

Седых пролетел над шлюпкой, затем развернул планер в обратную сторону и взял курс на аэродром.

Планерист и журналист Поль Эккерт, он же сборщик моторов грузовых автомобилей Нижегородского автозавода Еремей Павлович Седых, возвращаясь из ночного полета, испытывал безудержную радость. Душа его ликовала. И это ликование требовало выхода.

Бесшумно плыл над землей планер, а пилот его пел.

Тем временем прелат собора св. Доминика в округе Марио Ди Грациани и священнослужитель при тюрьме Регина отец Витторио возвращались из Ватикана. Они ехали не спеша от станции в пролетке, запряженной парой мулов. Блаженное спокойствие и тишина царили вокруг. Святые отцы молча отдавались этой благодати.

И вдруг с неба послышались звуки непонятной песни. Диковат был ее мотив и причудлив язык. Отцы в смятении глянули вверх на яснозвездное ночное небо: никого! Но загадочная песня продолжала плыть в небесах. Священникам стало жутко. И было отчего:

Священники не владели русским языком, и им оставалось лишь осенить себя крестным знамением.

Полковник Гвиано и его супруга вышли провожать дражайшего доктора Зайделя к воротам крепости.

— Ну, вы решите, решите?! — настаивала дама.

— Решит, решит! — повторял комендант.

— Мы рассказали о вашем волшебном искусстве супругам Стабилини, — сообщила синьора — Они буквально заинтригованы.

— Спасибо, конечно. Но ведь я завтра уматываю домой.

— Но вы вернетесь, вернетесь?! — спрашивала синьора.

— Вернется, вернется, — ответствовал супруг.

Фома сложился пополам и втиснулся в комендантский автомобиль.

— Для вас надо строить машину по спецзаказу! — хихикнул полковник.

— Таким и должен быть настоящий мужчина! — заявила сионьора.

5. НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА

— А теперь зададим стрекача! — сказал Ерема, стремительно входя в гостиничный номер. — Как можно быстрей!

— Все обошлось? — тревожно спросил Фома.

— Порядок! Уплыли. Утром будут в Югославии. А ты давно из крепости? Там еще не хватились?

— До утра не хватятся.

— Когда поезда?

— В полдень и вечером.

— На дневной успеваем?

— Должны успеть. С утра схожу поставлю выездные штампы, и порядок.

— Билеты заказал?

— Ага. Утром принесут. Ты будь в номере.

— Лады. Ты жрать хочешь?

— Меня там обкормили.

— И тебе кусок в горло лез, когда все решалось?

— Лез не лез, а приходилось глотать.

Утром Фома пришел в бюро виз и регистраций и подал в окошечко документы.

Оттуда послышалось:

— Синьоры Зайдель и Эккерт? Швейцария?

— Да.

Услышав фамилии, произнесенные чиновником, с кресел встали двое — лощеный господин в форме офицера жандармерии и приземистый человек в штатском. Они подошли к Фоме, и офицер отчеканил:

— Доктор Альберт Зайдель, именем короля вы арестованы!

— Прошу следовать с нами! — сказал тот, что в штатском.

Фому препроводили к черному автомобилю с занавесками и вежливо усадили на заднее сиденье. Взвыв и исторгнув клуб дыма, машина помчалась по улице.

В сопровождении той же пары Фома поднялся по ступенькам помпезного здания с колоннами. Медная доска свидетельствовала, что здесь помещается министерство внутренних дел Италии.

Продефилировав по коридору, поднялись на лифте. Миновали одну за другой две огромные приемные. Остановились перед роскошными дверями с серебряной табличкой: «Министр внутренних дел». Офицер нырнул за дверь и тотчас же появился снова. Кивнул.

Фому ввели в кабинет гигантских размеров. Две стены были покрыты гофрированным шелком, а третью занимала карта Италии. Зеленый ковер был мохнат, ноги погружались в него по щиколотку.

За подковообразным лакированным столом сидел генерал с лихо закрученными вверх усами. Волосы его были прилизаны и сверкали.

Министр встал, неторопливо подошел к арестованному, всмотрелся в его нахмуренное лицо и внезапно расхохотался. Фома недоуменно глянул на министра. Тот жестом отпустил сопровождающих и, когда они вышли, сказал:

— Перепугались, доктор?

— Не так уж чтоб очень.

— Не бойтесь! А главное, не обижайтесь! Это ведь была шутка — ваш арест. Я всегда так шучу со своими друзьями.

— Шуточки, значит? — сказал Фома.

— Ну, помилуйте, доктор! Нам столько наговорили чудес про ваше искусство, что жена умолила просить вас задержаться в Риме и полечить ее. Ну что вам стоит пожить здесь еще недельку? Наши друзья Гвиано уверяют, что вы применяете прямо-таки фантастические методы!..

Глухо звякнул один из десятка разноцветных телефонов, стоящих на отдельном столике. Министр не спеша подошел, взял трубку.

— Что?! Что?! — воскликнул он. — Этого не может быть!!!

В кабинет вбежал адъютант министра. Он хрипло выкрикнул:

— Ваше превосходительство! Из Регины исчезли четверо пожизненных…

— Я знаю… Мне уже звонили… Этого не может быть…

Министр обессиленно опустился на диван. Перепуганный адъютант заверещал:

— Ему плохо! Он умирает! Доктор, помогите ему!

Фома взял сифон, нажал клапан и направил струю шипучей воды прямо в физиономию министра. С бровей и усов тотчас же потекла черная краска.

Зазвонил серебристый телефон. Адъютант схватил трубку.

— Да? Да, ваша светлость! Да, он здесь. Слушаюсь. Целую ваши ручки!

Адъютант подал трубку Фоме:

— С вами будет говорить ее светлость, супруга министра.

— Слушаю, — сказал Фома.