Зак был родом из Медины — пригорода Кливленда, где остались две его старшие сестры, уже замужние. Отец пропал без вести, а о матери и бабушке, он как-то неохотно сказал лишь пару слов. Возникало впечатление, что их отношения не сложились, но расспрашивать я не сочла возможным. Успешно окончив школу, юноша уехал учиться в Бостон, где поселился у дяди — мистера Мортимера Бейтса.

По рассказам друга, его мединские родные были темными, невежественными людьми, шарлатанами, не желающими признавать просвещение и прогресс. Они были против получения образования, настаивая на продолжении семейных традиций. А вот дядя — бездетный владелец бензоколонки поддержал племянника и помог определиться с выбором профессии. Поэтому молодой человек сочетал учебу в колледже с работой на заправке, заодно мыл машины и занимался мелким ремонтом автомобилей, что служило прекрасной практикой.

Субботние танцевальные вечера вносили разнообразие в обыденность, и я не чувствовала себя такой одинокой. Постепенно я все больше привязывалась к общительному добродушному Заку и с радостью ждала конца недели. Тогда же я осознала, какие перемены произошли в моем мировоззрении. Конечно, в память о Нэнси, я никогда не позволяла себе проявлений расовой нетерпимости, да и не пристало леди, но и представить тесное общение, а тем более дружбу, с потомком бывших рабов едва ли могла.

Удивительно, как все менялось после смерти Марко. Неужели прошлое, наконец, отпустило? Хотя, скорее всего, это тоже заслуга Эль. Было бы ужасно стыдно, узнай она, какие недостойные чувства я когда-то испытывала. Теперь я понимала, что человечность определяется вовсе не цветом кожи или происхождением.

Подвижный и неутомимый Зак никогда не унывал, напротив, заражал энергией и оптимизмом. Он знал и рассказывал много смешных историй, часто делился планами на будущее. Я же предпочитала помалкивать о себе, ограничиваясь короткой легендой, опасаясь ненароком себя выдать.

При этом, его не трогали насмешки других студентов, и он не обращал внимание на подначивание и издевки, а порой и угрозы сторонников ку-клукс-клана, которые нередко сыпались на него из-за того, что смел общаться с белой девушкой.

Дни становились короче, вечера холоднее, по утрам на лужах блестела ледяная корка. Осень вступила в свои права. Дорожки усыпали золотые и багряные листья, на клумбах яркими красками полыхали осенние цветы, завершалось «индейское лето». Танцевальный и концертный сезон в Бостон Коммон также подходил к концу, и мы все чаще проводили время в закрытых залах, защищенных от дождей и холодных ветров.

Но однажды Заку пришлось отменить запланированный поход в театр. Он ссылался на настойчивую просьбу мистера Мортимера присутствовать на религиозном собрании их общины, после чего поделился впечатлениями в своей насмешливой манере.

— Представь, проповедник вещал про ночных демонов, наводнивших, по его словам, весь Массачусетс — прибежище греха. Словно я снова вернулся в Медину, и бабка промывает мне мозги своими бреднями. Вот уж не думал, что дядя к этому так серьезно отнесется. А потом нам раздали «защитные» амулеты, велев носить не снимая. Якобы это спасет от воздействия чудовищ. Под конец собрали пожертвования, так что ясно, ради чего все затевалось.

То, что Зак принял за болтовню, для меня наполнено глубоким смыслом. Очевидно, демоны — это мои собратья. Но я всегда полагала, что Бостон — один из самых спокойных городов, поэтому и прожила здесь немало лет. Вот в Чикаго действительно беспредел вампирский, не зря там Тирон обосновался. А что, если и здесь появились молодые необученные кровопийцы? Это может стать серьезной проблемой, ведь я привыкла жить без опаски.

— И что ты сделал с амулетом? — поинтересовалась я как можно равнодушнее.

— Хотел сразу выкинуть, но дядя запретил. Я не стал спорить, раз уж он так проникся вещанием проповедника.

То, что в каждом штате находились люди, знающие о нашем существовании и пытающиеся бороться — не новость. «По крайней мере, мне не стоит сильно беспокоиться, — решила я самонадеянно. — На меня подозрение не упадет. Больше года я вообще не охочусь, к тому же, не боюсь солнца, и свои способности не афиширую».

В День Колумба Зак заехал за мной на собственном автомобиле. «Жестянка Лиззи» — «народный» Форд Т образца 1910 года. С гордостью распахнув дверцу, он помог мне устроиться на сиденье, счастливый произведенным впечатлением.

На День Благодарения приятель предложил устроить пикник на природе. Мы расположились на берегу небольшого озерца, густо поросшего кустарником, жарили зефир на веточках, пили лимонад и делились воспоминаниями, как отмечали этот праздник в детстве.

— Мы вот так же готовили на костре разные вкусности, только всей ватагой — с друзьями, сестрами и братьями, — рассказывал Зак. — А когда подросли немного, то вместо лимонада таскали у родителей яблочный сидр, который как раз поспевал к этому времени. Ну, а потом, конечно, и еще что покрепче.

Жизнь чернокожего подростка удалась куда веселей, чем у дочки богатого плантатора.

— Мне о костре и о том, что покрепче мечтать и не приходилось, — улыбнулась я. — В пансионе это было просто невозможно. В честь праздника на ужин давали по куску яблочного пирога с корицей. А конфеты втайне от воспитательниц сами копили, чтобы втайне устроить в спальне маленький долгожданный пир.

Осенью темнеет рано, вокруг стояла сонная тишина, лишь вдали жалобно кричала ночная птица. На душе было светло и спокойно, запах прелой листвы навевал легкую грусть, мы молча любовались на темную гладь воды. Я испытывала благодарность к Заку за эту поездку и искреннее расположение. Я ему явно нравилась, но не хотелось спешить переводить отношения из дружбы и симпатии во что-то большее. Кажется, я еще не готова к новым романтическим переживаниям, поэтому безошибочно уловив его попытку приблизиться к моим губам, машинально отодвинулась. Парень нахмурился, но не подал виду, оставалось надеяться, что я не задела его за живое, и он все понял правильно. Однако возникло чувство досады и неловкость, и мы засобирались в обратный путь.

Погода ухудшилась, над дорогой повисла мелкая морось, опустился туман. Равномерный шум мотора и легкое покачивание вкупе с молчанием действовали не хуже снотворного, и я не заметила, как погрузилась в царство Морфея.

Проснулась я от грохота и ощущения внезапной силы, резко швырнувшей вперед. Потом наступила тишина. Мятая крыша оказался внизу, а днище нависало сверху. Судя по боли, основной удар пришелся на голову, осколки порезали руки и лицо. Я в сознании, бензобак не взорвался и не загорелся, значит, мне ничего не угрожает, но как же Зак?

И тут знакомым огнем вспыхнуло горло, а желудок болезненно сжался. В салоне плыл терпкий знакомый запах, дурманящий и манящий. Развернувшись, я увидела своего спутника. Судя по неестественному положению тела, у него сломан позвоночник у основания шеи. Из глубоко рассеченного лба стекали струйки густой алой жидкости, разливаясь темной лужей. Именно от них исходил аромат, заставивший судорожно сглотнуть. Словно завороженная я коснулась пальцем капли и поднесла ко рту, теряя самообладание. Желание впиться в рану подчиняло все помыслы. Но тут парень глухо застонал.

«Что же я делаю?! — я отшатнулась, стараясь не дышать. — Он же может погибнуть в любую секунду. Если начну пить из раны, просто добью его. Ведь это Зак — мой друг».

С трудом выбравшись из покореженной машины, я осторожно вытащила раненого и уложила на обочине, свернув и положив под шею свое пальто. На воздухе дышалось легче. Поморщившись, осколком стекла я быстро полоснула по запястью и прижала его ко рту парня, борясь с жаждой. Кровь стекала в его горло, однако лишь слабый, неровный стук сердца говорил, что он еще жив. Но вот он закашлялся, сглотнул и наконец открыл глаза, непонимающе уставившись на меня.

— Что случилось? Мы опрокинулись? Вот дьявол, я все-таки заснул, — постепенно, хоть и с трудом, приятель осознавал произошедшее, с тревогой озираясь. — Что происходит?! Зачем ты поила меня своей кровью?!