Девице определенно следует служить в жандармерии с ее-то талантами!

В тот же день в суде состоялась решающая битва, и вечером мы торжествовали победу. Счастливый Монтегю, рассыпающийся в благодарностях, собирался назавтра устроить по этому поводу пир, планируя основательно разорить свои погреба. Я предпочел бы сразу выехать домой, но гостеприимный хозяин и слышать не желал отказа. Скрепя сердце, я согласился задержаться на сутки.

Во взгляде будущей миледи застыло такое искреннее огорчение предстоящей разлукой, что я не смог не одарить ее прощальной страстью, которая обещала запомниться надолго. Думаю, со временем супруг по достоинству оценит ее таланты. Анора была в этот раз по-настоящему изобретательна и неутомима — не худшие качества для жены вампира. Хотя едва ли она сможет хранить ему верность.

Вероятно, мысленно простившись с Ирландией, я несколько утратил бдительность. Да и красотка слишком увлеклась. Закончилось это закономерно и весьма впечатляюще. В самый неподходящий момент раздался резкий требовательный стук.

— Леди, отворите немедленно! — словно карающий глас небесный прозвучал негодующий баритон, — я знаю, что вы не одна!

Ситуация незавидная. Массивная дубовая дверь сотрясалась под мощными ударами, готовая слететь с петель. Рогоносец — древнейший ирландский вампир, ровесник месье Лазара. Похоже, пришла пора расплачиваться за свои поступки, и нет смысла сетовать на судьбу.

Пока дрожащая испуганная Анора завязывала пояс пеньюара, я полностью оделся, и, ободряюще улыбнувшись сообщнице, повернул в замке ключ.

Влетевший милорд имел вид огнедышащего дракона. Казалось, из глаз сыплются искры, а из ноздрей валит пар. Задыхаясь от праведного гнева, он воскликнул:

— Господин Ансело, вы негодяй! Вы подло воспользовались моим доверием и бессовестно соблазнили мою невесту! Я впустил вас в дом, а вы воткнули мне кинжал в спину! Плюнули в душу! Это бесчестно с вашей стороны! Я вызываю вас на дуэль!

Это звучало как монолог из дешевого водевиля, едва удалось подавить улыбку. Но негодующий дворянин был более чем серьезен. Очевидно, для него это в порядке вещей и иного пути неведомо.

— К вашим услугам, — спокойно ответил я ему в тон с легким поклоном, словно герой дурацкого старинного романа, удивляясь сам себе.

— Прости, любимый! — опомнившись, кинулась изменщица в ноги жениху. — Я не виновата! Он обманом проник сюда. Я не хотела…

Но тот резко оборвал ее, не желая слушать оправданий:

— Вас, леди, я немедленно прошу покинуть замок и не злоупотреблять более моим гостеприимством. Считаю нашу помолвку расторгнутой, — с этими словами барон развернулся и вышел из спальни.

— Что с нами будет, Джори? — с отчаянием произнесла неверная невеста, поднимаясь на ноги и ловя мой взгляд. Я усмехнулся:

— Все просто. Или Монтегю убьет меня, или я его. У тебя ситуация посложнее. Крови Макдермотта теперь тебе точно не получить. Но, поскольку в произошедшем есть моя вина, если уцелею, могу взять тебя в Париж. Там будешь вольна поступать, как тебе заблагорассудится.

— Спасибо, Джори! — с новой надеждой, она пылко обняла меня. — Удачи тебе! Я помолюсь за тебя и твою победу.

Возле спальни меня поджидала заплаканная Магали, проснувшаяся от шума, намереваясь закатить очередной скандал:

— Как ты мог так поступить? — размазывала она слезы. — Я поехала сюда исключительно ради тебя, терпела все эти ужасы, мерзких тварей, так страдала, а ты нашел мне замену — эту деревенщину Анору, которая одевается в платья прошлого века! Я хочу немедленно вернуться в Париж!

Мысленно возведя очи горе и призвав свою выдержку, я постарался ее уговорить:

— Пожалуйста, успокойся. Мне жаль, что обидел тебя, но придется дождаться результатов дуэли. Если останусь жив, то отвезу тебя, если нет, прости. Барон не оставит тебя на произвол судьбы.

— Милорд прав, ты подлец и мерзавец, — взвизгнула она. — И он во много раз лучше тебя! Если он тебя убьет, я ничуть не расстроюсь!

Почему я, возможно, последние часы жизни должен тратить, чтобы это выслушивать? Сжав зубы, чтобы не нагрубить женщине, я сухо ответил:

— Не могу обещать, что буду стараться доставить тебе это удовольствие.

Она еще что-то возмущенно верещала вслед, но я уже не слушал.

Днем ко мне постучались секунданты. Как я и предполагал, это были двое уже знакомых мне престарелых соседей. Я заявил, что полностью полагаюсь на их порядочность и обойдусь без своих представителей. Между холодным и огнестрельным оружием я, естественно, выбрал последнее. Хотя в студенческие годы я серьезно занимался фехтованием, но не станем же мы тыкать друг друга деревянными шпагами или палками на потеху присутствующим, словно уличные мальчишки.

Опыт обращения с пистолетом ограничивался у меня университетской военной подготовкой, если не считать случай, когда я застрелился из револьвера отца. Во время войны моими боевыми инструментами, скорее, являлись мозг, да вампирские способности. Впрочем, если Макдермотт и был прежде метким стрелком, он явно незнаком с современным оружием. В его времена, кажется, еще с дула заряжали. Так что, шансы у нас примерно равные. Условие было довольно жестким: стреляться с тридцати шагов по команде одновременно, но я не стал возражать. Хотя с такого расстояния с нашим зрением легко попасть в сердце, что с деревянной пулей означало верную смерть.

Поединок отложили до следующего вечера. Необходимы новые пистолеты, а нынче не работала ни одна оружейная лавка. Ведь сегодня Июньский праздник или, как его называют в других странах, День всех святых. Вновь приходилось задерживаться.

Уходя, секунданты посоветовали в оставшееся время уладить мирские дела, оставить последние распоряжения, помолиться и хорошенько выспаться. Их советы излишни. Завещание я составил еще пару лет назад и менять не собирался. У меня лишь два близких человека. Отец немолод, но имел солидные капиталы и в материальной поддержке не нуждался, поэтому все свои финансы и имущество я завещал Эль. Без меня ей нелегко придется, так пусть хотя бы не думает больше о средствах. А Штаб возглавит мой бессменный помощник.

Впрочем, откуда такие похоронные мысли? Я жив, удача меня любит. Буду развлекаться и отдыхать, как все. Едва стемнело, я отправился в деревню.

В этот день в Ирландии все забывали про работу. Устраивались многолюдные ярмарки, гремели парады и театрализованные шествия. Двери в домах открыты настежь, демонстрируя дружелюбие и гостеприимство. Люди отдыхали, жгли на холмах костры, вокруг которых танцевали и пели, играли на волынках.

Мужчины в брюках и вязаных свитерах, либо в традиционных вердепомовых юбках килтах в черную и оранжевую клетку, вальяжно восседали на валунах или поваленных стволах деревьев, курили трубки и беспрерывно поднимали огромные деревянные кружки с пенным элем, не забывая угощать окружающих. Женщины в старомодных чепцах и пышных юбках готовили в больших котлах густое мясное рагу. От многообразных оттенков зеленого, любимого цвета ирландцев, пестрело в глазах. Я веселился вместе с крестьянами, плясал вокруг костра и вволю напился местного пива. Не забыл, конечно, и о крови, побаловав себя молодой симпатичной селянкой.

Перед рассветом я вернулся в замок. Праздник закончился, и я вновь предался тихой грусти. Я и по человеческим меркам еще молод, а уж для вампира и говорить нечего. Возможно, завтра мое существование прервется. Да так глупо и пафосно. Я мало успел сделать и столько ждал от будущего. Но хуже всего оставлять Эль. И ради чего? Безответственное мальчишество и похоть. Может, написать ей прощальное письмо, рассказать о своих чувствах? Вот уж, точно не стоит, это только причинит ей лишние страдания. Пусть останется в неведении. Надеюсь, если мне не повезет, они с Гаэтаном смогут поддержать друг друга.

Наверное, лучше действительно поспать. Что зря душу трепать переживаниями?

Неожиданно слуга барона попросил меня пройти в кабинет.

Дуэльным кодексом встречи противников до начала поединка запрещены. Милорд не мог не знать подобного, тем не менее, пошел на нарушение, значит, хотел сообщить что-то важное. Любопытство заставило принять предложение. «Грозный бретер» нервно расхаживал из угла в угол. Похоже, он находился в затруднении, как начать разговор. Но я не собирался облегчать ему задачу, поэтому, сложив на груди руки, спокойно ждал.